– Переплывать? На плоту, – ответил Игорь так, как будто это было само собой. – В эту избушку ходит отдыхать местная молодежь, которая таскает туда легкие запасы провизии и все необходимое для дневных и ночных посиделок и полежалок. – Парень посмотрел Александре в глаза и, не увидев в них гнева, который бушевал ранее, продолжил. – Да, я не обещаю вам бутербродов с красной икрой и элитных вин, но с голоду мы не умрем. К тому же в нашем положении выбирать особо не из чего.
– Хорошо, – кивнул Макс, который уже тоже был на ногах. – Но как мы поплывем по этому туману? Ведь несложно сбиться с пути, и неизвестно, куда мы можем причалить.
– Плыть недалеко, – ответил Игорь, – на то чтобы заблудиться нам не хватит места. – И парень усмехнулся, показывая всем всю необоснованность их беспокойств.
– А если наш похититель тоже переплывет вслед за нами? – заговорила Татьяна.
– Поверь, тут не так много транспортных средств, – с иронией ответил ведущий группы.
И компания с неохотой отправилась к тому месту, где, по словам Игоря, их ждал «плот». С каждым шагом почва становилась все мягче, с каждым новым шагом продавливаясь под весом идущих все глубже и глубже. Каждый шаг сопровождался смачным чавканьем болотного ила, который не желал просто так отпускать попавшую в него ногу. Такая борьба раздражала и пугала идущих, в особенности Александру, которой из-за отсутствия обуви приходилось тяжелее, чем всем остальным. Поначалу, когда ил только начал попадаться, девушки вскрикивали, оттого что начинали уходить под землю. Страх того, что вот так вот запросто можно тонуть и погружаться вниз, не чувствуя под ногами твердой почвы, до тех пор, пока жижа, состоящая из грязи и воды не поглотит провалившегося и не сомкнет над его головой свою обманчиво надежную твердь, становился крепче после каждого сделанного вдоха.
Но несмотря на это все они, девушки, непохожие друг на друга как внешне, так и внутренне, безропотно шли за Игорем, который очень аккуратно пробирался вперед, внимательно высматривая, куда нужно ставить ногу, туда же старались наступить все те, кто шли следом. Процессию замыкал Макс, который тоже двигался настороженно, с тем отличием, что его настороженность была направлена не на то, что происходит впереди и куда ему нужно наступить, а на то, что происходит в тех местах, откуда они уходили и которые оставались у идущих за спиной. В руках замыкающего колонну парня красовался приличных размеров сук одного из деревьев, который Макс обломал для себя в самом начале их экспедиции на случай, если таинственный похититель людей все-таки решит показаться.
Так называемая суша окончилась через несколько минут осторожного передвижения. Так что идти дальше смысла не было, и вся компания, по просьбе Игоря, остановилась на своих местах, ожидая дальнейших действий и пытаясь разглядеть «припаркованный» у туманного берега плот. Но все высматривания были безрезультатными.
Вика стояла, медленно утопая в зыбкой почве, что немного пугало, несмотря на то что девушка к этому уже привыкла, и слушала свое дрожащее от холода дыхание. Впереди снова слышалось тихая ругань Александры, она стояла ближе к «воде», сразу непосредственно за Игорем. Вика ничего не видела, да и не хотела видеть, впереди сквозь болотный туман, который почему-то становился черным, виднелся силуэт Тани, начавшей хлюпать носом, то ли от простуды, то ли от навернувшихся слез. А позади, всего в нескольких шагах, был Макс, ее Макс. Тот, в чьих объятиях ей хотелось сейчас оказаться больше всего, и не здесь, а у себя в теплой квартире, на мягкой кровати и под двумя теплыми одеялами. Девушка закрыла глаза и представила, как прижимается к своему любимому и мурчит от удовольствия как кошка. И обязательно так и будет, пускай не сразу и не сейчас, но обязательно будет.
Холодный ветер, упорно кружащий вокруг, сумел залезть под куртку, в которой стояла девушка, и игриво пощипать женские бока, отчего Вика резко дернулась и чуть не упала. Игорь что-то говорил, но говорил так тихо, что она не слышала его, ей захотелось подойти поближе, чтобы всё услышать, чтобы понять. Но было ли это настолько необходимым? А еще Вике захотелось укрыться от этого болота в злосчастной избушке, про которую им трезвонил Игорь, где девушка сможет прижаться к любимому и переждать эту ночь. Переждать ночь, с ее туманом и образами, которые как приведения выплывали из белесой завесы и тут же растворялись в ней, заставляя лишь вздрагивать от неожиданности и радоваться, что увиденный образ лишь плод воображения, а не ужасные фантастические обитатели болот. Но пока что не было ни избушки, ни обещанного плота, а только смех ветра, доносящийся с крон деревьев, и мокрый холод, от которого слезы выступали из глаз помимо воли, да разбросанные желания комфорта и уюта, которые казались мечтами, навсегда увязшими в этом болоте, как и кучка замерзших людей.
Только сейчас Вика поняла, что плачет, причем навзрыд, и не может остановиться. Не может или не хочет? Сказать она не могла, но ей хотелось плакать, ей хотелось упасть на траву и плакать, свернувшись в комочек. Но и этого она не могла: упади на землю, вернее сказать, в лужу, и ты вся вымокнешь (хоть н ней и так уже ничего сухого не оставалось), а под ледяными бичами ветра это равносильно прогулке по канату над бездной. Не могла она и быть с Максом, и лежать под одеялом, она ничего не могла. Лишь только плакать, от страха, бессилия и пустоты в сердце, которую подарило девушке чертово болото.
Руки Макса нежно обняли Викторию сзади и прижали девушку к себе. От неожиданности девушка вскрикнула, но, быстро сообразив, что случилось, развернулась лицом к парню и, забыв обо всем на свете, заключила его в объятия. Девушка старалась как можно крепче обнять своего спасителя, который почувствовал, что ей плохо, что она нуждалась в нем, и поэтому подошел к ней. Ей хотелось, чтобы это было так и никак не иначе. И несмотря на все страхи и слезы, которые в обычном мире были ей не свойственны, она была счастлива. Счастлива от этого мгновенья, от мужских прикосновений и ощущения, что они живы и продолжают бороться. Бороться неизвестно с чем и неизвестно за что, возможно за то, чтобы выбраться из болота, или за то, чтобы переночевать в уютном месте, или за то, чтобы заключить друг друга в любящие объятия и простоять так вечность, растягивая каждую секунду, наслаждаясь ею и отгоняя от себя мысль, что эти объятия могут стать для них последними. Ведь их похититель может неожиданно появиться и всадить нож в спину любому из собравшихся, так быстро и ловко, что жизнь человека растворится в тумане и улетучится вместе с ним. Улетучится, оставляя в болотных топях лишь человеческое тело, которое будет валяться и гнить, пока полностью не смешается с болотом. Один из классиков писал, что человек внезапно смертен. Звучит коряво и затерто, так что если это прочитать, то в подсознании останется лишь запоминающая цитата, ничего более. Но это если эту фразу прочитать. А если к ней прийти, осознать, пропуская через все свои чакры-макры и прочие чувствительные места? Как эта фраза воспринимается в таких случаях? Виктория сильнее вжалась в Макса, понимая, что ее Макс в любой момент может перестать быть ЕЁ Максом, так же, как и она может в мгновенье ока отправиться на тот свет и упасть бездыханной в эту водянистую кашу, в которой сейчас они стояли.
Она плакала и вжималась в него, а он нежно и заботливо поглаживал ее по спине. Поглаживал так, как она любила, отчего сходила с ума, отчего верила в хороший добрый конец истории. Верила, но перед глазами стояла картинка, как ее возлюбленный безвольно падает на землю мертвый с перерезанным горлом и закатанными к небесам, ночным черным небесам, глазами.
А что, если действительно такое случится? Что будет с человеком, который сейчас ее гладит, и с тем другим, которого гладили? Сейчас она его обнимает, а что тогда? Он будет лежать мертвым, а сможет ли она обнять его бездыханное тело, сможет ли быть с ним и после смерти? Ведь он не ответит ей более ничем. Ни объятий, ни утешений, ни поглаживания. Только тишина, которую заменит сердцебиение в его груди, только холод, разливающийся по его жилам вместе с кровью. Его похоронят? Может быть, если все они выберутся после этого отсюда и вытащат его тело. А если не выберутся? Или, еще хуже, если им придется бросить Макса тут. Оставить его тело болоту, вложить его душу в ту самую ведьмину лапу, которая уродливо торчала на другом конце болота. Он перестанет быть собой, перестанет быть похожим на себя под действием болотного гнилого натиска, который превратит его самого в гниль и разлагающуюся бесформенную кучу, пока он не сольется с болотом и не станет частью той земли, на которой сейчас стояли возлюбленные.
