Адвоката предоставил суд. Это был тучный мужчина в возрасте, который объяснял всё так старомодно и муторно, что все, кроме судьи, обрывали его, а доказательства невиновности звучали из его уст потрясающе неубедительно. Подсудимый даже не смотрел на него, будто игнорировал, как и всех остальных. Этот суд словно бы говорил не о нём, а ком–то другом.

Полицейские говорили сухо, по делу, как в новостных сводках. Профессиональная этика и опыт не давали им даже думать о давлении на арестованного, и тот поглядывал на них, когда не опускал голову. Только с ними Кайто переглянулся парой взглядов, но потом вышли жертвы, и подсудимый снова отвёл взгляд.

Все слова жертв, все их слёзы отдавались в сердце каждого человека в этом зале — именно они, а не раздражение судьи, странное поведение адвоката или жёсткость прокурора проталкивали подсудимого всё ближе к тюремной камере.

За бандитов никто не заступался, но о них все помнили.

За Чина вступились родители, рассказывая, как они работали над поведением избалованного сына с кучей психологов.

За Но вступилась мать, которая на этот раз сорвалась окончательно, едва ли пытаясь успокоиться.

За Шингу сыграли Юка и Мику — пусть они не были злы, они вспоминали то хорошее, что осталось в Миуде.

А родители Тои доказывали всем, что их мальчик самый замечательный на свете ребёнок, который совсем не заслужил смерти.

У всех была своя позиция, у всех была куча вопросов к убийце, но тот молчал, словно его здесь нет, не поднимая головы.

— Подсудимый! — иногда покрикивал судья, и Кайто лениво поднимал голову, — Вам есть, что сказать?

— Нет, Ваша честь… Я всё признаю.

Так проходил суд — прокурор давил, подзащитные выливали свою боль, а свидетели пытались понять, насколько же жесток убийца. В причастности Кайто не сомневался никто, но кое–кто сомневался в том, что сегодня происходит: Даичи, который не отрывал взгляда от странно ведущего себя подсудимого, и Шиничи, который внимательно выслушивал каждого свидетеля в поисках хоть каких–то несоответствий.

— Я Утияма, — представился инструктор Аоко, — Я и правда был на месте преступления, но я вырубился, не слышал даже треска стекла… А потом Кайто нашёл меня…

— Я живу рядом с дачей дедушки Но, — представилась немолодая женщина, — Он тогда написал послание, Шиничи–сан и Ран–сан знают…

— Я тот парень, который работал в фудкорте того торгового центра, — представился парень, — Я помню того парня в парике…

— Я избежал нападения Шингу, — повторил дворецкий, помогающий в цветочной лавке, — Тогда его убили…

— Я сосед Тои, он ушёл из комнаты в четыре утра, спешно собрав сумку…

— Я Тоору Кенджо, человек, у которого работает дворецкий Муку–кун, — сказал мужчина в возрасте, — Сегодня утром Муку исчез на несколько часов, но потом вернулся. Он помогал Шингу, но с Кайто лично не пересекался…

«А?» — вдруг замер Шиничи: «Исчез на несколько часов и вернулся? Забавная деталь…». Детектив вдруг наклонился над креслом впереди него, где сидел Мегурэ и шёпотом начал.

— Эй, инспектор…

— Что? — сначала громко закатил глаза мужчина, но потом огляделся по сторонам и шепнул.

— А где вы видели Кайто?

— Мы видели его фигуру у места убийства Тои и преследовали его по местам убийств до останков заброшенного парфюмерного магазина.

— Разве Аоко–сан не пробегала мимо академии?

— А, да, мы видели её, но она бежала по другой дороге… Мы решили посмотреть вторую, оставив на девушку Ширатори, — Мегурэ снова оглянулся, — Так к чему ты?

— Когда пошёл дождь?

— М–м, моросить начало через двадцать минут, когда мы поехали к сгоревшему зданию… Тогда Аоко сказала, что увидела его в переулке, как он смотрел на неё, а потом убежал во дворы.

— Да, но вам не кажется это странным? — протяжно протянул детектив, — Когда начало моросить, он смотрел на неё из здания, потом бежал до дворов, а значит промок, но когда она нашла Кайто в трубе, тот был полностью сухим… Ширатори ведь так же сказал?

— Э, ну наверно ты прав, — кивнул мужчина, — Но какое–то доказательство…

— Да, слабое, но…

— Так, тишина в зале! — резко оборвал всех судья и встал, — Суду надо удалиться для принятия решения.

Мужчина поднялся вместе с секретарём и удалился в комнату позади себя. Шёпот возобновился, прокурор успокаивал подзащитных, подсудимый снова посмотрел на зал, потом на спокойного адвоката. Долгие минуты проходили, как часы, пока дверь судьи снова не хлопнула.

Мужчина вернулся назад и встал, а вместе с ним и все. Потом он сел и дважды хлопнул молотком.

— Суд старался учитывать несовершеннолетие подсудимого, но в итоге принял жёсткое решение, — мужчина строго отчеканил, — При учёте мотива, порочности, способов убийств, числа жертв, чувства семей жертв и степени раскаяния я признаю Кайто виновным по обвиняемым статьям и постановляю назначить ему… смертную казнь, — ещё два стука молотком заглушили весь зал, — Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Аоко сидела на последних рядах — ей жутко хотелось плакать, но её глаза неожиданно обсохли. Она заплакала по дороге на груди отца, а Шиничи и Ран будут следовали за ними, сочувствуя девушке не меньше других.

Приговор был приведён в исполнение через пять дней. Кайто не исповедовался, он просто зашёл в камеру смертников, на него повесили петлю, а в другой комнате трое палачей нажали на три кнопки, и кто–то из них открыл люк. Смерть была резкой, шейные позвонки просто не выдержали веса тела, и труп будет болтался в петле, словно неваляшка.

Инспектор Накамори забрал тело и похоронил его, а Аоко оставила на могиле парня цветы и кучу слёз.

Она всегда будет ненавидеть его за совершённые им убийства и всегда будет помнить его за его голубые глаза, необычный характер и его долгую работу в её доме.

— Спи спокойно, Кайто, — расплакалась она, в очередной раз положив на его могилу ещё несколько цветов, и пожелала перед уходом, — Сладких снов тебе!

И она ушла, так и не заметив, что нежный взгляд голубых глаз поглядывает на неё за одним из деревьев.

***

Со смерти Кайто прошло уже три года и совсем неудивительно, что многое изменилось. Всех тех, кого ранее объединяло это дело, жизнь вновь разделила, и только сами люди решали, поддерживать с кем–то связь или нет. Все выросли и изменились от Аоко до Кенджи, который почти нигде не участвовал.

Раньше он был маленьким семилетним школьником, а сейчас, к десяти годам (почти одиннадцати), сильно вымахал и стал самым высоким в классе мальчиком. Одноклассники допытывались у него, сколько он каждый день пьёт молока, но брат Аоко отшучивался и говорил, что лучше есть побольше мяса. Мальчики тут же бежали в столовую за котлетами, а в то время Кенджи мог увести самую популярную девочку класса Ёми и проболтать с ней весь урок, обед и проводить её домой. Дружить с ней сначала казалось сложно, но потом, уже к последнему дню марта, они вместе гуляли по улочкам города, обсуждая всё, что придёт им в голову перед следующим классом школы.

— Кенджи–кун, а вообще, расскажи о своих друзьях? — спросила девочка, поправляя рюкзачок на спине, и мальчик хохотнул.

— О всех? Я всех считаю друзьями!

— Давай о всех!

— Что ж, ну например отец моей сестрёнки инспектор Накамори уже давно заслуженный сотрудник полиции… Он ещё часто ссорится с неким Мори, — мальчик призадумался, — Там в первом отделе давно работал некий Мори, потом решил вернуться, и его отправили во второй отдел, так что теперь они постоянно ссорятся.

— О, это плохо…

— Да, но зато теперь Аоко–нээтян и её друзей взяли в первый отдел на работу! Думаю, они будут крутыми работниками!

— Ага, ты много про них рассказывал!

— А то!

За три года изменится могло многое, пусть и не все.

Накамори и правда взял в отдел Когоро, но драки у них не прекращались. Последний совсем не разбирался в теме, которую ему назначили и вечно оказывался на ковре у начальства. «Да они меня валят!» — жаловался он Эри, которая с годами стала лишь успешнее: «А если уволят?». Женщина могла лишь успокаивать мужа, и ждать, когда он привыкнет к своей работе.