- Даа, - протянул Фарамунд Иванович, - ну, счастлив твой бог, Джек Никольс. Сейчас животных позову. Лежи и не рыпайся. Если от "квашни" вырвался, то животных стерпишь.
Фарамунд Иванович растворил двери пошире, и я увидел черный старомодный телефон на небольшой канцелярского вида тумбочке.
- Фарамунд Иванович, - тихо позвал Пауль, - а вы меня не осмотрите, боль, понимаете, зверская. У меня копчик, надо полагать, сломан...
Фарамунд Иванович поморщился недовольно и махнул рукой, мол, не мешай, сейчас разберемся.
- Алло, - сказал он в трубку, - Катенька. Очень хорошо. Пошлите к пятому подъезду Степу и Колю с носилками. Да... И Степа должен вылизать. Как язык сухой? Катенька, вы меня изумляете. Ну, дайте ему выпить что-нибудь. Ну, Катерина Сергеевна, ну, как можно? Нет. Не пива. Пива ни в коем случае. Вот... "Ркацители". Да... "Ркацители" - хорошо. В меру... Ждем.
Фарамунд Иванович положил трубку, оглядел всех нас.
- Так, - сказал он, - Пауль, ты сам до пятой палаты дойдешь?
Пауль отрицательно покачал головой.
Фарамунд Иванович вздохнул:
- Ох, ну прямо беда с вами. Хорошо, пускай тебя... - Фарамунд Иванович пощелкал пальцами, припоминая.
- Хуан, - подсказал Хуан.
- Да, - с облегчением сказал Фарамунд Иванович, - пускай тебя Хуан отведет. Ты ему объяснишь, как, какими коридорами идти. Тэкс. А вы, - он обратился к Вале, - юноша, можете идти.
Валентин Аскерханович отдал честь и сказал:
- Фарамунд Иванович, к вам в коридор ворон упал.
Фарамунд Иванович развел руками:
- А я что могу поделать? Это, юноша, еще не самое страшное. А вот когда "квашня" вылупилась у четвертого подъезда - вот это было...
- Ага, - обрадовался Валентин Аскерханович, - я помню, помню... Всех подняли по тревоге - и вперед...
- Юноша, - поморщился Фарамунд Иванович, - вы своими боевыми воспоминаниями потом поделитесь с самозабвенно внимающими вам слушателями, сейчас ступайте, ступайте, нечего вам на Степу с Колей любоваться. Только одноглазого к стеночке прислоните, чтоб не сполз - и до видзення, до видзення...
Валя подтащил меня к стене и аккуратно прислонил.
- Стой, не падай, - объявил он мне, легонько постукал по плечу, будто хотел удостовериться - не шлепнусь ли я в самом деле , и удалился .
Степа с Колей появились довольно скоро.
Это оказались два двуногих, одетых в белые халаты, длинномордых ящера. Они тащили носилки, при этом один из ящеров, по-видимому Степа, гундел и напевал что-то веселое, но непонятное.
- Так, - Фарамунд Иванович потер руки, - Степинька с Коленькой хорошие носилки притаранили? прочные?
Степинька и Коленька почти одновременно развели лапы, мол, какие могут быть сомнения? А Коленька, тот даже продундел-прогундосил, не разжимая пасти, - и страшно было видеть, как человечьи слова бьются в горловом отвислом мешке рептилии.
- Фарамунд Иванович, прочнее некуда.
- Ладно, ладно, - проворчал Фарамунд Иванович, - знаю вас, чертей, некуда! Не "некуда", а "некогда". Схватили, небось, первые попавшиеся. Ставьте на песок.
Степа с Колей опустили носилки.
- Попробуем ваше "некуда", - пробормотал Фарамунд Иванович, и улегся на носилки, - поднимай! - прказал он.
Степа с Колей медлили. Фарамунд Иванович поднял голову и поглядел на двух санитаров-ящеров в недоумении:
- Я не понял? В чем заминка? Вира...
- Кажется, - забулькал, захрипел горлом Коля, это называется "майна".
- Какая разница, - рассердился Фарамунд Иванович, - майнавира, я не грузчик какой-нибудь, не такелажник портовый, я - врач! Представитель самой гуманной!.. Словом, поднимайте!
Степа и Коля разом взялись за ручки носилок и рванули вверх.
Раздался треск. Полотняное дно носилок не разорвалось - оно взорвалось под тяжестью Фарамунда Ивановича.
К моему удивлению, он не особенно рассердился.
- Ах вы остолопы, - нежно произнес он, - очутившись на песке, - ну совсем от рук отбились. На всю санчасть один серьезно покалеченный - и с тем справиться не можете. Мышей не ловите!
Степа загундосил нечто нечленораздельно-оправдательное, а Коля только лапами развел , мол, и на старуху бывает проруха.
- А ну, марш за новыми! Стооп! - закричал на дернувшихся было с места ящеров Фарамунд Иванович. - Стоп. Парню совсем хреново. Эвон как по стенке ползет. Действуй, Степа. Авось дождется носилок.
Меня тошнило. Пол уходил из-под ног. Я словно бы падал, падал и не мог упасть.
Я понимал, что конец падения, дно будет означать попросту смерть, и почти не боялся этого. Мне было все равно.
Степа положил лапы мне на плечи и встряхнул меня, прижал к стене. На мгновение я перестал видеть, а потом увидел все с внезапной жестокой ясностью: отвратительное чудовище, стоящее прямо передо мной, остромордое, вислогорлое, и за его спиной - ярко освещенная площадка, коридор со свисающими гроздьями люстр...
Пасть Степы чуть разжалась, и в тоненькое отверстие, похожее на трубочку для свиста, выскользнуло тугое безжалостное жало. Оно воткнулось, вонзилось в выжженную глазницу. Я завопил от боли и омерзения. Нечто разрывало, раздергивало мне глазницу. Сквозь шум боли я услышал, во-первых, крик Фарамунда Ивановича: "Молодец, молодец, так и смотри, не жмурься! Умница. Терпи!" (а я и не жмурился. Я смотрел, я не мог не видеть вздрагивающее, глотающее горло рептилии. Я не мог заставить себя не смотреть на это горло...), и во-вторых: "Колька! Рысью за носилками! Рысью..." Я видел ненависть и омерзение, стоящие в глазах Степы, и понимал, что это мои ненависть и омерзение. Я понимал, что он высасывает из меня яд "квашни", но не мог почувствовать к этому существу ничего, кроме отвращения. И будто подтверждая мое отвращение, Степа, резко убрав, выдернув жало из моей глазницы, с силой врезал мне лапой по лицу. Я упал, ткнулся в утоптанный песок.
- Эт-то что за номера? - услышал я голос Фарамунда Ивановича. - Что за истерики? Прекратить! Что сказано? Хороший, хороший... Суп... Супчику дам...
Я с трудом поднялся и увидел, что Фарамунд Иванович оттаскивает за лапу трясущегося Степу.
- Иы, иы, - выл Степа, - иы.
Из глаз у него катились слезы. Все вместе напоминало вполне человечью истерику.
