- Мат, - объявил Петро.
Сидор смешал фигуры.
Я смотрел на извивающуюся гибкую русалочку. На мгновение она останавливалась и улыбалась нам. Странными казались эта женская зовущая беззащитная улыбка и раздающиеся за нашими спинами плевки Константина.
Русалка подплыла поближе, постучала в иллюминатор паль-цем, мотнула головой, мол, поплыли! чего там.
Она была прекрасна, ее не портили даже хорошо видные чер-точки жабр на шее и под подбородком.
Петро подошел к нам, поглядел в иллюминатор.
- Вот это акула! - поразился он. - Ты смотри, жабрища ка-кие. Сожрет и скафандр не выплюнет.
- Выплюнет, - заметил Сидор, складывая фигуры в шахматную доску, - они скафандры из себя выдавливают. Тут иногда проплы-вают смятые, вроде металлического блина...
Русалка теперь почти не двигалась в воде, стояла прямо против нас, чуть пошевеливала хвостом, сохраняя равновесие. Чешуя казалась вовсе не рыбьей чешуей, а благородной кольчу-гой, латами, облегающими ее стройное девичье тело, напруженн-ое, напряженное. Смотря на нее, я понял, в чем красота русалок, - в их непрерывном плавном гибком движении, и если движения нет, то в напряженном замершем, как сжатая пружина, покое, вынужденном непрерывно искать себе равновесие. Поэтому так отвратительны толстые распухшие русалки в гигантских аква-риумах зоопарка. Сразу становится заметно, что это монстры. Сразу видишь отстающие красноватые полоски рыбьих жабр на че-ловеческом горле, и чешуйки отстают и шелушатся, так что видно беловатое тело уродливой рыбы. Только глаза. Из этих монстров, рыбо- и женообразных, плещущихся в нечистой воде аквариума, смотрят печальные, не человеческие и не звериные глаза. От этого делается еще страшнее... Здесь же было незаметно, что перед тобой полурыба, полуженщина. Здесь в извивающемся гибком напряжении всего тела раскрывалась русалка...
- А Варфоломей с компанией? - напомнил Константин (плевок-попадание). У них русалки командира схавали, так они стали русалкам хвосты отщипывать. Это все равно что с человека кожу сдирать. Вой стоял, смердеж.
- Где ж такое было? - спросил Сидор.
- В 105-м секторе, - ответил Константин. - Всю компанию - в "вонючие" сразу.
Русалка подняла руки, чтобы поправить волосы. От этого женского жеста у меня захолонуло в груди, и, как видно, не у одного меня.
- Не, ребята, - сказал Ванятка, - я не могу, я пойду попла-ваю.
- Лучше онанизмом займись, - посоветовал Константин, - безопаснее.
Ванятка, не отвечая, надевал акваланг.
Русалка стала отплывать от иллюминатора.
- Эй, - заволновался Ванятка, - Петро, постучи ей, покажи: я сейчас приду.
- Разбежался, - буркнул Петро, - я ей сейчас покажу, сейчас пойду в волновую и тресну, чтобы не вертела своими прелестями.
- Не треснешь, - Константин зевнул (плевок-попадание), - если это акула, то они верткие, ззаразы... Вань, ты не спеши, никуда она не отплывет. Кокетничает, если действительно акула.
- Неизвестно, - Ванятка спешил, - ох как неизвестно. Русалки - существа непредсказуемые.
- Как люди, - тихо сказал я, - но Ванятка меня уже не слы-шал. Он спускался в круглую дыру батискафа.
- Ой, ну на фиг, - сказал Петро, - я на это смотреть не могу.
Ванятка тем временем заплыл за спину русалки и легонько постучал ее по плечу. Так хлопают случайно встреченного зна-комца: "Привет! Не узнал".
Русалка радостно повернулась. Рассмеялась, запрокинула голову и протянула руки затянутому в металл и резину Ванятке.
- Между прочим, - Константин чуть поворочался на топчане, устраиваясь поудобнее, - если Ванятку сожрут, тебе на кухню не надо будет идти. Мы Поликарпу не застучим, честно.
Петро покачал головой:
- Ну, и дурак же ты, Костя.
- А что? - удивился Константин и плюнул .
На этот раз ему не повезло. Квадратный люк, в центр кото-рого он так удачно садил плевок за плевком, отворился. Вниз глянул Поликарп. Со страху Костя плюнул второй раз и тоже по-пал.
- Пполикарп, - Константин поднялся на топчане, - ппрости. Я не хотел... так вышло.
- Да ты, - Поликарп задохнулся от гнева, достал большой бе-лый платок, аккуратно снял слюну Кости с переносицы, - в уме ли?
- Я не хотел, - отчаянно забормотал Константин, - прости.
- Еще б ты хотел, - уже успокоившись, сказал Поликарп и спрыгнул.
Люк так и остался зиять вверху.
Константин быстро вскочил с топчана, встал по стойке "смирно".
Петро и Сидор кусали губы, чтобы не расхохотаться.
Я смотрел в окно. Там русалка и Ванятка кружились в каком-то дивном завораживающем танце, то останавливались, застывали и обнимали друг друга, то выскальзывали из объятий - тогда русалка смеялась и грозила Ванятке пальцем. Порой она шутливо стучала в стеклянную маску Ванятке, показывала ему язык, по-рой, во время объятий, склонялась к его плечу, чуть приоткры-вая рот - тогда-то Ванятка и выскальзывал от нее. А потом все начиналось сызнова. Иной раз, опрокинувшись вниз головами, они штопором ввинчивались в воду, и длинные русалочьи волосы опро-кинутым медленным водопадом, волнующимся лесом застили их го-ловы.
- Пполикарп, - продолжал оправдываться Константин, - я не знал. Ну, ты же не предупредил. Отворил дверь без предупрежде-ния, а я...
- Ты и выстрелил... Это что, Ванятка резвится?
- Так точно, - доложил Петро и тут же добавил: - Он меня на два вечера отправил в мойку и на кухню.
Теперь русалка и Ванятка медленно, точно в бальном танце кружась, поднимались наверх.
- За что? - осведомился Поликарп.
- Я матерился, - вздохнул Петро.
- Ну, - махнул рукой Поликарп, - по сравнению с этим... Вильгельмом Теллем... не велика вина, не страшна беда. Ванятка у нас, конечно, пурист, но... В общем, отработаешь свое, когда Костенька четыре вечера отпашет.
- У меня после мойки, - Константину очень не хотелось идти в мойку, руки будут трястись. Знаете, Поликарп, посылать вол-новика в мойку - все равно что микроскопом забивать гвозди.
- Ох ты господи, - поразился Поликарп, - микроскоп ты наш. Что же теперь, раз ты - волновик, тебе можно харкать в рожу всем? Плевать, мол, я на всех хотел, так что ли?
Убедившийся в полной несостоятельности своих доводов, Константин смущенно молчал.
