– Быстрей, – кричал папа и крутил педали. – У нас много дел!

Мы проносились мимо бревенчатых деревенских домов, уже изрядно покосившихся, мимо подсолнухов, которые подставляли солнцу свои желтые лица, мимо дачного поселка Завидное (хотя дедушка говорил, что завидовать там абсолютно нечему: дома как дома, а участки вообще крохотные), мимо двух старых тракторов, которые ржавели на краю поля, мимо фонарного столба, на котором свил гнездо аист, мимо продуктового магазина, где продавались очень вкусные ватрушки, мимо колодца. Но когда мы вылетели на асфальтовую дорогу, нам пришлось резко затормозить. Путь нам преградило стадо коров, которые возвращались домой с пастбища.

Коровы шли вразвалку – медленно, вальяжно. Они то и дело застревали у чьего-то забора, чтобы пощипать травку или похлебать из лужи воды, и пастуху приходилось подгонять то одну, то другую.

– Марта! – окрикнул он толстую рыжую корову во главе стада.

Но Марта не обращала на него никакого внимания и продолжала свою неспешную трапезу.

Вслед за Мартой остановились и другие коровы.

– Вот упрямая, – рассердился пастух. – А ну пошла!

Но Марта и не думала двигаться с места. Она лениво пережевывала траву, шлепая огромными губами, и ее хвост ходил из стороны в сторону словно маятник, отгоняя мух.

– Давай же! – Пастух тихонько стукнул Марту прутиком по жирному боку.

– Ах так! – промычала ему в ответ Марта. – Ах так!

Она наконец оторвала морду от травы и устремила на пастуха гордый и надменный взгляд. Сейчас она выскажет ему все, что накопилось в ее коровьей душе. Чинно, степенно Марта вышла на середину улицы Ленина, несколько раз встряхнула ушами, приподняла хвост, и на самую главную улицу нашей деревни одна за другой шлепнулись густые, дымящиеся лепешки.

– Папа, смотри, она какает! – прокричала я и от восторга чуть не выронила велосипед. – Вот это да!

Только ради этого стоило поехать на озеро!

Сделав свое дело, Марта, так уж и быть, двинулась в путь, увлекая за собой подруг.

Обычно мы с папой купаемся до посинения, то есть до того момента, пока я не посинею от холода и у меня не начнут клацать зубы.

Но под вечер вода на озере теплая, как компот, и посинение у меня никак не наступало. Папа поднимал меня высоко вверх и со всего размаху бросал в воду. Я пыталась сгруппироваться и занырнуть солдатиком, но вместо этого уходила под воду чем-то вроде мешка с картошкой. Брызги летели аж до другого берега. Конечно, таким своим поведением мы распугали всех рыб, особенно тех малявок у берега, которых мы собирались ловить в сачок.

Поэтому вместо рыбалки мы решили заняться раскопками. Мы вылезли из воды и стали копать на песчаном пригорке огромную яму, чтобы замуровать в ней меня. На озере никого уже не было, все разошлись по домам. Только на другом берегу виднелась пожилая дама в фиолетовом купальнике. Она зашла в воду и медленно поплыла в нашу сторону.

К тому времени, как женщина доплыла до нашего берега, папа уже так мастерски закопал меня в песок, что на поверхности торчала только моя голова. Женщина медленно вышла на берег.

– Вода просто парна́я! – блаженно сказала дама. Она щурилась, пытаясь разглядеть, что там лежало рядом с папой на песке. Видимо, очки она оставила на том берегу. – Какая благодать!

– Да, вода очень теплая! – ответила ей моя голова и мгновенно пожалела об этом.

Никогда я не думала, что пожилые фиолетовые дамы могут так визжать.

После чая с черничным пирогом мы втроем лежали на улице в гамаке – мама, папа, а посредине я. Вместе мы образовывали букву Ш, правда, снаружи ее не было видно, ведь мы были укрыты клетчатым пледом.

Уже почти стемнело, и бабушка безуспешно пыталась зазвать нас в дом.

– Ребенку пора спать! – кричала она через открытое окно кухни.

– Ребенку тут очень хорошо! – не сдавалась мама.

– Ребенок уснет здесь, а потом мы отнесем ее в детскую, – примирил всех папа.

От радости я зажмурилась: мне удастся избежать вечерней чистки зубов.

Под пледом было тепло и уютно, а с мамой и папой – вдвойне. Мама гладила меня по голове, а папа отталкивался рукой от земли, и мы тихонько качались из стороны в сторону и смотрели, как белый шар солнца скатывается за горизонт.

Мы лежали молча и слушали вечер: лай соседской собаки, стрекот кузнечиков в траве, струю воды, поливающую дедушкины помидоры. Пахло вечерней росой.

Я закрыла глаза и увидела перед собой черничный куст – так же, как и мама в детстве.

Сквозь сон я услышала скрип двери и бабушкины шаги. По вечерам, когда выпадает роса, она надевает калоши, и они хлюпают на мокрой траве.

– Спит? – спросила бабушка шепотом.

Я почувствовала, как мама кивнула в ответ головой.

– Ну что, вы сказали ей?

– Нет еще, завтра скажем, – шепнул папа, и мне показалось, что мама начала гладить меня по голове еще чаще и еще нежнее.

– Ясно, – вздохнула бабушка и ушлепала обратно в дом.

Еще несколько убаюкивающих качков в гамаке, и теперь я уже точно спала. Перед тем как я снова оказалась в черничном лесу, я успела подумать: интересно, о чем таком они хотят мне рассказать?

– Саша, поставь кофе!

– Саша, где мои носки?

Так начинается в нашем доме каждое утро. Моих маму и папу обоих зовут Сашами, представляете?

Моя мама маленькая и кудрявая, а папа – худой и такой высокий, что маме приходится вставать на цыпочки, чтобы его поцеловать.

Мои мама с папой из разных городов. Вы спросите, как так получилось? Мама с папой познакомились в интернете и сначала не знали, кто где живет. А потом, когда они решили сходить в кино, то поняли, что папе будет довольно сложно провожать маму домой после фильма – сначала полчаса на метро, а потом семь часов на поезде. Но было поздно: как выразилась мама, клиент был уже готов.

Моя мама – феминистка, она борется за равенство мужчин и женщин. Поэтому они с папой договорились по-честному: сначала мама пожила с папой, а потом папа переехал к ней в Москву.

А потом у них родилась я.

Трудно придумать двух более разных бабушек и дедушек, чем у меня.

Начнем с того, что одних, папиных родителей, так и зовут: Бабушка и Дедушка. А маминых – Оля и Леша.

Бабушка и Дедушка больше не работают, они пенсионеры. Они продали свою квартиру в городе и построили большой деревянный дом в деревне. Деревня называется Ласковое, лучшего названия и не придумаешь. Мы проводим у них каждое лето.

Оля с Лешей живут и работают в Москве, а выходные проводят на даче в Подмосковье. Дача находится в поселке, где когда-то жили известные писатели, и, видимо, поэтому там растут сосны (мама говорит, что под соснами писателям лучше пишется). Вот и она выросла под этими соснами и стала журналисткой – это почти то же самое, что писательница.

Сосны эти такие высокие, что, когда они качаются на ветру, у меня захватывает дух. Вдруг упадут?

На даче Леша носит красные штаны, хотя Оле они очень не нравятся. Штаны протертые и топорщатся на коленях. Оля жалуется, что в них Леша превращается в старого деда, а ей нужен энергичный красивый мужчина.

Однажды Оля припрятала эти штаны, а когда Леша уехал в командировку, отнесла их на помойку.

Леша очень огорчился, когда узнал об этом.

– Вот до чего доводит этот ваш феминизм! – негодовал он.

Оля думала, что может рассчитывать на мамину поддержку, ведь феминистки защищают права женщин. Но, как ни странно, мама встала на Лешину сторону и купила ему новую пару. В данном конкретном случае, объяснила мне мама, она выступила за справедливость. Потому что каждый человек, и женщина, и мужчина, имеет право выбирать себе штаны.