В десять утра, как и договаривались, миссис Тилбери и Маргарет ждали у касс на вокзале Чаринг-Кросс. Все переговоры об этой встрече велись через ювелирный магазин мистера Тилбери. На Маргарет была школьная форма, шляпка и ранец за плечами, поскольку Джин обещала, что она успеет вернуться в школу после обеда. Миссис Тилбери была в зеленом хлопчатобумажном платье, расшитом маргаритками, и маленьком белом жакете, как будто она собралась на летнюю свадьбу, а не в патологоанатомическую лабораторию в мрачном больничном крыле.

Люди оборачивались, когда она стремительно шла через зал ожидания в своих босоножках с ремешками, может, в восхищении, а может, просто очарованные сходством между матерью и дочерью. Джин усмехнулась. Кому могло прийти в голову надеть белое для такой поездки?

– Какое красивое платье! – Она повысила голос, стараясь перекричать свистки, визг и шипение маневрирующих поездов и непрекращающийся поток объявлений по громкоговорителю. – Вы наверняка скажете, что сшили его сами.

– Конечно, – ответила миссис Тилбери. – Я всю одежду шью себе сама.

Они поспешили к выходу, пробираясь сквозь умопомрачительную симфонию шума.

– В магазине такого не купишь – оно слишком хорошо на вас сидит.

Джин одернула свое собственное бесформенное одеяние в коричневых огурцах и собрала в горсть лишнюю ткань в районе талии. Оно было выбрано с учетом неизбежной городской сажи и пыли и в плечах было ей как раз, а во всех остальных местах – нет.

– Если хотите, я и вам сошью, – сказала миссис Тилбери, когда они затормозили у поворота, чтобы пропустить несущееся мимо черное такси. – Вы можете посмотреть мой альбом моделей и подобрать ткань. Я вмиг управлюсь.

– Не сомневаюсь, что у вас и без этого есть чем заняться, – сказала Джин.

– Но я хотела бы вас отблагодарить.

– За что? Я еще ничего не сделала. А может, и не сделаю.

– Сделали. Вы прочли мое письмо и отнеслись ко мне всерьез.

Еще неизвестно, что раскопают ученые, думала Джин, пока они ждали светофора на Стрэнде. Тогда и посмотрим на твою благодарность. Она переписывалась с Хилари Эндикотт, автором первоначальной статьи про партеногенез, и теперь в больнице Чаринг-Кросс собралась команда высокоученых докторов, жаждущих увидеть, измерить, проверить и проанализировать мать и дочь. По некоторым репликам доктора Эндикотт было ясно, что ее коллеги – люди крайне дотошные и что полгода для исследовательского проекта – вообще не срок. Если удастся получить результаты до конца года, это будет большая удача. Джин еще не сообщила об этом миссис Тилбери, у которой, похоже, сложилось впечатление, что ясность наступит через считаные часы.

– Давайте так, – сказала Джин. – Если вы возьмете с меня деньги по вашему обычному тарифу, я соглашусь. Но модель и ткань придется выбирать вам. От меня тут никакого толка.

– Вот и договорились. Вы зайдете ко мне, я сниму мерки, и мы вместе выберем модель. Что-нибудь по фигуре. Думаю, достаточно простое, – сказала она, косясь на Джин и как будто уже прикидывая размер.

– О боже, – вздохнула Джин, предчувствуя предстоящее унижение.

– А мне сегодня будут делать инъекцию? – спросила Маргарет, пока поток пешеходов почти нес их через дорогу.

Здесь, на Стрэнде, запах выхлопных газов от стоящих автобусов был невыносим. Джин чувствовала их пары на языке.

– Я ей уже сказала, что иголки наверняка не избежать, – сказала миссис Тилбери.

– Нет, это будет не инъекция, а наоборот, – ответила Джин девочке. – Инъекция – это когда тебе что-то вливают, а анализ крови – это когда что-то берут. Больно не будет.

– А я и не боюсь. Я даже когда на осу наступила, не плакала. Я не плакала с семи лет.

– А что с тобой случилось в семь лет? – Джин задала вопрос, которого, как она почувствовала, от нее ждали.

– Я должна была изображать Деву Марию в рождественском вертепе, но заболела ветряной оспой, и мне пришлось пропустить представление, и я плакала.

– Да, – подтвердила Гретхен. – Я сшила тебе голубое платье, а в нем пришлось выступать той, другой девочке.

Личико Маргарет на секунду затуманилось – и так же внезапно просияло.

– Ты мне купила мою Белинду, чтобы меня утешить, – сказала она.

Как здорово, подумала Джин, у нее все чувства на лице написаны.

– Кстати, – сказала она Гретхен, поскольку при слове “кукла” ей тоже кое-что вспомнилось. – Я на днях встретила одного человека, и он просил напомнить вам о себе. Не догадываетесь, кто это?

По лицу миссис Тилбери пробежала тень неуверенности, щеки залил слабый румянец. Но уже через секунду она овладела собой и сказала:

– Нет, не догадываюсь. Вам придется сказать.

Вообще-то Джин не собиралась говорить о своем визите в Бродстерс. Казалось бестактным напоминать миссис Тилбери, что она все еще, так сказать, под следствием. Но это секундное замешательство не осталось незамеченным. Значит, о ком-то она подумала.

– Элис Хафьярд. Из Святой Цецилии. Она шлет вам добрые пожелания.

– О! – Миссис Тилбери рассмеялась и слегка встряхнула кудрями.

Что это – разочарование или облегчение? Джин не успела понять – лицо молодой женщины вновь стало непроницаемым.

– Старшая сестра. Я и не знала, что ее зовут Элис. Она совсем не похожа на Элис. Для нас она всегда была просто старшая сестра.

– Она очень тепло о вас вспоминала.

– Неужели? Я ее побаивалась.

– Правда? Я в ней не увидела ничего грозного. Скорее что-то… материнское.

– Наверное, я почти всех в то время боялась. Я была очень робкой девочкой. А она не то чтобы недобрая, но, сами понимаете, она была старшая сестра и не терпела баловства. Однажды она меня отчитала за болтовню во время тихого часа, и после этого я немного перед ней робела.

– Она сказала, что вы очень подружились с другой девочкой, Мартой.

– О да, Марта. Интересно, что с ней сейчас. И с Брендой.

– Вы не поддерживали с ними связь, когда выписались?

– Я всегда собиралась. Даже один раз поехала навестить Марту в Чатем, но это было далеко… И потом, когда возвращаешься в обычную жизнь, столько всего требует твоего внимания.

– К примеру, Маргарет.

– Да. С появлением ребенка все меняется.

Услышав свое имя, Маргарет встрепенулась.

– Это Стрэнд?

– Да, солнышко.

– А если будем успевать, можно мы сходим пообедать в “Симпсонс”?

Миссис Тилбери рассмеялась и легонько ухватила дочь сзади за шею.

– Нет, конечно. Я сделала бутерброды, и тебя нужно вернуть в школу. – Она повернулась к Джин. – В прошлом году мы поехали в Лондон, потому что у Маргарет был экзамен по фортепиано, а потом зашли к мужу в магазин, и он сводил нас на обед в “Симпсонс” отпраздновать. А Маргарет решила, что мы теперь каждый раз так будем делать.

– А вы когда-нибудь были в “Симпсонс” на Стрэнде? – спросила Маргарет.

– Нет, никогда, – призналась Джин. Едят в городе другие люди, а ей не положено. С годами она приучила себя не расстраиваться из-за этого.

– Я заказала ростбиф и бисквит с хересом. Но я не опьянела.

– Когда все это закончится, я свожу вас куда-нибудь отпраздновать, – сказала Джин и тут же об этом пожалела.

Кто знает, как скоро и чем именно “все это” закончится и будет ли в итоге повод праздновать. Не стоит давать ребенку обещания, которые, возможно, придется нарушить. Дети ничего не забывают.

– Тут где-то неподалеку папин магазин, – пришла ей на помощь миссис Тилбери. Она сделала неопределенный жест куда-то налево. – Может быть, если будем успевать, забежим к нему, вот он удивится.

– А можно? – взмолилась Маргарет. – А вы видели папин магазин? – спросила она Джин.

– Вообще-то да.

– Там в витрине есть кольцо, которое стоит четыреста фунтов.

– О господи. Надеюсь, он его хорошенько запирает.

Они уже дошли до Агар-стрит и по невысоким каменным ступенькам стали подниматься к деревянной двери без таблички. Снаружи здание было похоже скорее на посольство или издательство, но внутри выложенного мрамором вестибюля стоял недвусмысленный едкий запах дезинфицирующего средства, типичный для всех больниц, в которых довелось бывать Джин.