– Вы отлично справились, молодой господин Картер. Воистину отлично.

– Машина просто класс.

– Ваш дед согласился бы с вами, хотя, возможно, выбрал бы другое слово. Когда стало очевидно, что машина ему больше не потребуется, он лично договорился о том, чтобы ее доставили через океан вам, – одно из последних дел, которые ему удалось довести до конца.

– Погодите… Мне?

– Бентли – ваша машина, молодой господин Картер. Я буду пользоваться ей только до вашего совершеннолетия.

– А когда оно будет?

– В день вашего восемнадцатилетия.

– Это же еще типа через миллион лет.

– Сравнение с миллионом лет неуместно. Осталось всего шесть лет – не успеете и оглянуться. А тем временем у вас будет предостаточно дел, с которыми можно управиться и без бентли, – например, устранять следы жизнедеятельности Неда или – дело еще более неотложное – избавиться от слов-паразитов «типа» и «чтоб вы знали».

Я устранил следы жизнедеятельности Неда, а потом выгулял его вокруг квартала, и он, наложив кучу у ворот Билли Кольта, совсем успокоился.

Но я не успокоился. Я долго еще не успокаивался.

Я водил Баклажан!

Я водил Баклажан!

Я водил Баклажан, чтоб вы знали!

Я хотел сказать – я правда-правда водил Баклажан!

И после совершеннолетия он станет моим.

И, вернувшись домой, я сказал Дворецкому:

– Спасибо, мистер Боулз-Фицпатрик. А вы точно знаете – может, все-таки в день шестнадцатилетия?

Дворецкий слегка улыбнулся и сказал:

– Я знаю это совершенно точно, молодой господин Картер. А теперь, раз уж вы здесь… У мисс Энн не получается настроить метроном. Возможно, братская помощь была бы уместна.

И я оказал ей братскую помощь. В виде исключения.

В тот вечер, после гамбургеров с картошкой фри, – а я ел картошку фри вилкой, должен же я показать, какой я воспитанный, и я даже ни слова не сказал о том, что мистер Боулз-Фицпатрик ест картошку фри с уксусом, а не с кетчупом, как полагается всем цивилизованным людям, – мама спросила Дворецкого, где он остановился.

– Спасибо, мадам, – сказал он. – Я снял две комнаты у мистера Кребса, это в нескольких кварталах…

– У отца Карсона Кребса? – спросил я.

– Полагаю, да. Возможно, вы знакомы с этим мальчиком?

– Не то чтобы прямо знаком.

– Этому юноше пришлось очень быстро повзрослеть, – сказал Дворецкий.

Мама кивнула. – А эти комнаты…

Она замялась, и я догадался, какой вопрос вертится у нее на языке. Отец устроил себе на первом этаже кабинет. Там стоит раскладной диван. Напротив – отдельная ванная. Я прочел по маминому лицу, что она подумала то же самое, что и я: не проще ли мистеру Боулз-Фицпатрику поселиться у нас?

– Этот вариант прекрасно устраивает всех, – сказал Дворецкий.

И подходящий момент был упущен – отступил в прошлое. Если честно, я сам удивился тому, что меня это почему-то огорчило.

Но знаете, какой момент не отступил в прошлое?

Знаете, какой момент не выходил у меня из головы?

Я водил Баклажан!

Я водил Баклажан!

Я водил Баклажан – правда-правда, чтоб вы знали!

7

Настоящая калитка

Вечером в пятницу Дворецкий ушел, а мы призадумались: придет ли он в субботу? Мама сказала, что ему наверняка захочется сделать передышку. Но утром в субботу, когда я встал, чтобы посмотреть по телику «Аса Роботроида и рейнджеров-роботроидов», Дворецкий уже возился на кухне, что-то напевая.

– Дайте-ка угадаю, – сказал я. – Бетховен.

– Элгар, – ответил Дворецкий. – Бетховен – не для утреннего времени: слишком уж он немецкий.

Я пошел в кладовую – взять чего-нибудь на завтрак.

Переворошил все коробки с хлопьями.

Ни одной коробки «Сахарных звездочек Аса Роботроида».

Переворошил еще раз.

Ни одной коробки «Сахарных звездочек Аса Роботроида».

Как же смотреть «Аса Роботроида и рейнджеров-роботроидов» без «Сахарных звездочек Аса Роботроида»?

Я глазам своим не поверил. Повытаскивал с полки почти все коробки с хлопьями – даже с такими полезными, что к ним никто никогда не притрагивается.

Ни одной коробки «Сахарных звездочек Аса Роботроида».

– Их там нет, – крикнул мне Дворецкий с кухни. Я вернулся на кухню. Он нарезáл кубиками репчатый лук и красный перец.

– Чего там нет?

– Этих варварских «Сахарных звездочек».

– Если «Сахарные звездочки Аса Роботроида» не подают в Букингемском дворце, это еще не значит, что они варварские.

– Именно что значит, – сказал Дворецкий и высыпал лук и перец в миску со взбитыми яйцами.

Ну вот, я же говорил – хуже геморроя.

Конечно, водить Баклажан классно. Но лучше уж обойтись без Баклажана, чем лишиться «Сахарных звездочек Аса Роботроида». Я что, слишком много требую? Разве я не заслужил «Сахарные звездочки Аса Роботроида» после того, как целую неделю проучился в шестом классе?

Спорим, Дворецкий даже никогда не пробовал «Сахарные звездочки Аса Роботроида»?

Спорим, он раньше и не слыхал никогда про «Сахарные звездочки Аса Роботроида»?

– А чем же мне тогда завтракать?

– Завтракать подано. Поднос с едой ждет вас в столовой.

Я пошел в столовую. Стакан апельсинового сока. Вареное яйцо в специальной такой чашечке, на яйцо надета вязаная шапочка – чтобы не остыло, что ли? Два тоста на подставке. Пара ложек апельсинового конфитюра – ненавижу апельсиновый конфитюр – в белой миске. Солонка и перечница. Груша, разрезанная на четыре части. И чашка сладкого чая с молоком, накрыта блюдцем – чтобы не остыл, так?

– Не так-то легко завтракать такой едой, когда смотришь «Аса Роботроида», – крикнул я в сторону кухни.

– Уверен, для вас это огромное облегчение. Вам больше не придется завтракать перед телевизором, отвлекаясь на «Аса Роботроида и рейнджеров-роботроидов». Теперь вы можете позавтракать в столовой, как…

– Знаю-знаю: как цивилизованный человек.

– Совершенно верно.

Я же говорил – намного, намного, намного хуже геморроя.

Я сел за стол в столовой. Остальные еще спали, но я сел за стол в столовой. Один. В столовой. В комнате, где мы никогда не едим. В столовой.

Знаете, как это странно – сидеть в столовой в полном одиночестве?

Я снял с яйца вязаную шапочку.

И крикнул в сторону кухни: – А как положено есть такие яйца?

– Следует приставить лезвие ножа к скорлупе, держа его параллельно краям чашки. Надавите, постепенно усиливая нажим, и скорлупа треснет. Затем…

– Ясно, – сказал я.

Я приставил лезвие ножа к скорлупе, держа его параллельно краям чашки. Надавил, постепенно усиливая нажим.

Скорлупа не треснула.

Я еще раз надавил, постепенно усиливая нажим. Надавил как следует.

Скорлупа не треснула.

Я постепенно усилил нажим.

И еще чуть-чуть усилил.

Уже не «постепенно».

И так продолжалось, пока нож не разрубил это дурацкое яйцо. Верхняя половинка, соскользнув по белой миске с апельсиновым конфитюром, шлепнулась на пол.

Правда-правда – я ничего не выдумал.

Серьезно – шлеп, и на пол.

К счастью, Нед был рядом – и все подлизал.

– Молодой господин Картер, у вас там полный порядок?

– Полный, – сказал я.

Нижнюю половинку яйца я съел, стараясь не обращать внимания на осколки скорлупы. Хлеб тоже съел, к конфитюру не притронулся.

Чай выпил. Да, на молоко и сахар Дворецкий не скупится. Покончив с завтраком, я подобрал с пола скорлупу и почесал Неда за ушком – выразил благодарность за заметание следов.

И Неда тут же стошнило.

– Вы должны выгулять Неда как можно скорее, – крикнул мне Дворецкий.