Особенностью подъема ксенофобии в последние годы стало то, что максимальные показатели агрессивного национализма и нетерпимости (по крайней мере – на словах) демонстрировали группы, обладавшие наибольшими социальными ресурсами – высоким социальным положением и уровнем образования, доходами, социальным капиталом, а значит, и большими возможностями влиять на другие слои населения. (Ранее носителями ксенофобии были социальные низы и периферийные группы населения.) Однако именно группы этого типа – условный средний класс, в котором значительную долю занимают чиновники и связанные с ними предприниматели, – раскололись после аннексии Крыма и присоединились к путинскому большинству.

Таблица 3.1

Какие чувства вы лично испытываете по отношению к выходцам из южных республик, проживающим в вашем городе, районе?

Риторика ксенофобии и необходимости борьбы с мигрантами была в центре предвыборных дебатов всех кандидатов на местных и региональных выборах летом 2013 года. Последующие события показали, что само по себе диффузное напряжение может канализироваться только в соответствии с имеющимися в массовом сознании идеологическими направляющими, играющими роль латентных силовых полей, векторов или «стрелок», по которым и будут протекать действия, массовое поведение, мотивированные групповыми (властей или подданных) интересами.

Параметры идеологического и политического самоопределения. Самые ранние исследования, затрагивающие тематику идеологических представлений, относятся к весне 1990 года, когда собственно забрезжила перспектива радикальных институциональных изменений. В общественном мнении тогдашнего советского общества такие варианты общественно-политического и государственного устройства, как «строй свободного капитализма» (который сегодня можно было бы отождествить с либеральными взглядами), были привлекательными (или казались реалистичными) всего для 6 % опрошенных. Основная же масса отдавала свои предпочтения «демократическому социализму» в духе перестройки, с сильным упором на социальную справедливость, уравнительное распределение и правовое государство (52 %) или туманной «шведской» модели социал-демократии и общества благосостояния (25 %). Возврата к сталинской системе хотели лишь 4 %, что, как и склонность к либерализму, можно считать взглядами маргинального меньшинства.

Таблица 4.1

Каким бы вы хотели видеть советское государство в будущем?

Апрель 1990 года. N = 500 (российская подвыборка во всесоюзном опросе).

Но уже к концу 1990-х годов значительная часть населения, разочарованная результатами гайдаровских реформ, разуверившаяся, дезориентированная и погрузившаяся в состояние глубокой фрустрации, депрессии, отказывалась от какой бы то ни было идентификации по идеологическим или политическим критериям. На вопрос (декабрь 1998 года): «Какой из действующих в России политических сил вы лично симпатизируете?», 42 % опрошенных заявили – «никакой» (а вместе с теми, кто затруднился с ответом, доля таких «индифферентных» составила 58 %); 22 % симпатизировали «коммунистам»; 10 % – «демократам», (то есть остаткам партии реформаторов, «правым»). Свою близость к «патриотам» (национал-патриотам или «крайне правым») обозначили 3 %; столько же – «правым центристам» (3 %); «левым центристам» еще меньше – 1 %, «социалистам» – 2 %.

Таблица 5.1

Как бы вы могли определить свои политические убеждения или склонности?

* В 2002 году – социалист / социал-демократ + зеленый. Открытый вопрос, ответы ранжированы.

Абсолютное дезориентированное большинство населения в конце периода российских реформ и перед приходом Путина к власти не поддерживало ни одно из действовавших тогда политико-идеологических течений, не идентифицировало себя с ними и не сочувствовало никому из их лидеров, дистанцируясь от большей части общественных организаций.

Поэтому легкость, с которой авторитарный режим подавил свободу политической деятельности и ввел цензуру в СМИ, объясняется в первую очередь отсутствием в массе населения явных политических убеждений и взглядов. Половина опрошенных в 1999 году и более 40 % в 2002 году не имели выраженных политических позиций или не смогли их артикулировать (табл. 5.1). Если нет убеждений, глупо ждать серьезного сопротивления со стороны общества. Контроль президентской администрации над основными информационными каналами был установлен уже в 2002–2004 годах. (Одно это уже может свидетельствовать о неразвитости, недифференцированности социума).

Поле политико-идеологических взглядов населения можно описывать как инерционное множество не очень определенных или диффузных представлений о «социализме с человеческим лицом», родившихся еще в середине 1960-х годов. Этот несколько гуманизированный советский вариант государственного патернализма предполагал наличие «социального государства», обеспечивающего «справедливое распределение национальных доходов», защиту неимущих и социально слабых групп населения[44].

Именно это коллективное подсознание, присущее поколению дефицитарной экономики брежневского застоя, определяло доминанту массовых идеологических представлений в постсоветское время. Основное умонастроение могло быть дополнено вариациями на те же темы патерналистского государства, а именно – каким образом можно достичь желаемого состояния. Одни респонденты считали свои взгляды «коммунистическими». Другие, примыкавшие к ним, говорили о себе как о сторонниках «твердой руки», способной навести «железный порядок» в стране, укротить коррупцию в среде бюрократии, подчинить олигархов, заставить их «перестать красть» и «вернуть награбленное народу», сделав бизнес «социально ответственным». Третьи определяли себя как людей с русско-патриотическими убеждениями (по сути, имея в виду ту же самую организацию власти, но ориентированную на приоритеты русских). Четвертые называли себя «аграрниками» и т. п.

Людей, сознательно ориентированных на западные модели правового государства, разделения властей, защиту личных свобод, прав человека и других принципов современного демократического общества, насчитывалось (и насчитывается на всем протяжении последних 15 лет) сравнительно немного: от 7 до 12 % взрослого населения (максимум 15 % в отдельные моменты).

Поэтому можно сказать, что доктрина «суверенной» или «управляемой демократии» В. Суркова фактически ничего не искажала в этом понимании массами положения вещей, хотя и отдавала самым циническим образом риторическую дань иллюзиям либералов и демократов времен перестройки и гайдаровских реформ. Последующая политика лишь закрепила это состояние: медленное удушение конкуренции политических партий, ограничение интернета и информационного пространства, прессинг по отношению к общественным движениям и организациям гражданского общества, а стало быть – сокращение сферы публичных дискуссий до аудитории нескольких независимых изданий и интернет-порталов.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.