Глава десятая

ЧУДОДЕЙСТВЕННЫЙ МАЛЬЧИК

— Поднимайся! Поднимайся!

— Где я?

— Давай-давай, быстрее к машине!

Поднимайся!

До открытия великой чакры оставалось всего ничего — каких-нибудь полчаса. Голова у Сергея Михайловича была восковая, слова звенели на её поверхности, как на тугом, готовом лопнуть арбузе. И всё его существо, как маковая коробочка маком, было переполнено бесчисленным Ч, которое роилось, вставало к горлу, опускалось к паху, томилось в сердце, жужжало в мозгах. И конечно, он нисколько теперь не сомневался в истинности религии Ч, в том, что он не Тетерин, а Чечерин и в том, что он — один из счастливейших в мире чеизбранников. Как Чаплин, Чапаев, Чейз...

Он сидел с бокалом густой чёрной жидкости, обладающей неизъяснимо прекрасным вкусом. Никогда доселе ему не доводилось пить столь изысканного вина, которое называлось «черри-Ч». От него не пьянелось, от него всё внутри распускалось и расцветалось. Рядом сидела Ева и тоже попивала черри-Ч в ожидании, когда начнётся самое интересное. Они встретились на том же месте, что и вчера, без десяти десять и вскоре оказались в обществе Ч, где вновь слушали завораживающую лекцию Чернолюбова. Промаявшись до вечера, так и не уснув, Сергей Михайлович к тому моменту, когда следовало ехать встречаться с Евдокией, почувствовал непреодолимый прилив какой-то чедушной тяги, его сильно повлекло, захотелось вновь увидеть и услышать Святослава Зиновьевича, и эта тяга была даже сильнее влечения к Евдокии. И когда они очутились тут, он с радостью пожал руку чернявенького Чернолюбова.

— Вот вы говорите Ч и X, да? — первым делом огорошил его Святослав Зиновьевич.

— Я говорю? — восхитился Сергей Михайлович. — Я только думал об этом сегодня, но никому не говорил.

— В том-то и дело, что между нами, мой дорогой, уже создана связь, — улыбнулся Чернолюбов. — Не удивляйтесь. И не пугайтесь, я вовсе не контролирую ваши мысли и поступки. Просто всё интересное, что связано с Ч и появляется в вас, тотчас передаётся мне. Так вот, уберите все гласные из фамилии Чехов. Что получится?

— Ч-х-в.

— А что такое ХВ? Это Христос воскрес. Вместе — Ч Христос воскрес. Вот какая фамилия была у Антона Павловича! Ну, усаживайтесь, я уже скоро буду выступать.

Потом, прочитав на сей раз короткую лекцию, поскольку новичков сегодня не было, ченосец показал несколько своих чфокусов. Одного из присутствующих он заставил читать наизусть стихи Чаадаева. Тот сначала сказал, что вообще первый раз в жизни слышит о Чаадаеве как о поэте, но потом вдруг схватился за голову и прочёл довольно длинное и скучное стихотворение о тайных судорогах земли. Разводя руками, он заявил по прочтении, что сам впервые слышал эти стихи, хоть и прочёл их наизусть. Потом Святослав Зиновьевич поднял с места вчерашнего американца, который вдруг принялся бойко говорить по-русски, хотя его спутница и переводчица тотчас стала в восторге уверять, что «мистер Браун не любил русского языка» и доселе даже не собирался учить его. Сегодня при мистере Брауне и его подруге был мальчик, совсем маленький, годиков трёх или даже двух с половиной, молчаливо и испуганно смотревший во все стороны, словно его украли. После мистера Брауна неожиданно настала очередь Сергея Михайловича.

— К вашим услугам черепослов Чечерин, — объявил Святослав Зиновьевич. — Сейчас он прочтёт вам одно очень красивое стихотворение по-исландски.

— Кроме исландской селёдки, я ничего не знаю исландского, — улыбнулся Сергей Михайлович, но в следующий миг из уст его потекло само собою очень звучное, чеканное стихотворение на доселе неведомом ему, но явно исландском языке. Благо, оно оказалось коротким, потому что во время декламации испуганного Сергея Михайловича стало мутить. После него каждый из присутствующих поднимался со своего места и вытворял что-нибудь этакое. Один сыграл виртуозно на гитаре испанское фламенко, хотя доселе в жизни не брал в руки гитару, другой выдал формулу Гаусса для исчисления пасхалий, и так далее. Каждый проделывал то, чему не был обучен и к чему у него и в мыслях не было обучаться. На кой Ч тому же палеоантропологу знать назубок исландские вирши, даже если он не Тетерин, а Чечерин? Удивительно!

После чфокусовой разминки начались собеседования с учениками Святослава Зиновьевича, но тоже недолгие. Затем всех собрали в самом нижнем подвальном помещении, представлявшем собою совершенно круглый зал, в центре которого лежал круглый ковёр, испещрённый разными загадочными символами. Средоточием, естественно, было пылающее Ч. По окружности ковра амфитеатром поднимались три уступа, на которых стояли удобные мягкие кресла. В каждом кресле могло уместиться по два человека. Во всяком случае, нетолстые Сергей Михайлович и Евдокия уместились. По странному совпадению американец и его подружка с малышом вновь оказались по соседству. Слышно было, как мистер Браун до сих пор не может в себя прийти от отменного, хотя и кратковременного знания русского языка. Если бы Сергей Михайлович сам не блеснул исландскими стихами, он бы сейчас считал мистера Брауна жуликом, подлым обманщиком.

Только теперь Сергея Михайловича вдруг осенило, что это за малыш был при них. Тот самый чудодейственный мальчик, о котором вчера говорил Чернолюбов. Мальчик, родившийся четвёртого октября 1994 года и зачатый в ночь с четвёртого на пятое октября девяносто третьего. Других мальчиков в круглом зале не наблюдалось, а по возрасту малыш как раз подходил.

— Ну? — раздался голос Святослава Зиновьевича. — Как вам нравится черри-Ч?

Вопрос был адресован Сергею Михайловичу.

— Необыкновеннейший напиток! — похвалил черепослов.

— А вы заметили, что спрятано в его наименовании? Черри-Ч. Поставьте Ч впереди и получится Чечери. А? Каково?! Ну, расслабляйтесь, червонно-золотые мои, а мне уже пора готовиться к кульминации.

Он дружественно пожал Сергею Михайловичу плечо, картинно поцеловал руку красавицы Евдокии и перешёл к соседнему креслу.

— Ну-с, — жизнерадостно сказал он там, — готов наш маленький божок спасти человечество?

— Боюсь только, что он закапризничает и не захочет пойти с вами, — выразила свои опасения переводчица при мистере Брауне.

— На сей раз даже не беспокойтесь, меня детишки обожают, — махнул рукой Святослав Зиновьевич. — Что, чудо моё, пойдёшь со мной гулять?

Гулять малыш, как видно, очень любил, потому что сонную квёлость с него тотчас как рукой сняло. Глазки его заблестели, он заёрзал у переводчицы на коленях и сказал:

— Писталет.

— Это значит «писать в туалет», — пояснила мамаша мальчика.

— Ах, вот что! — засмеялся добрый ченосец. — Ну, пошли.

— Пошли, — доверчиво согласился ребёнок и, взяв Чернолюбова за руку, отправился туда, куда вёл его чужой дядя.

— Знаешь, что мне про них Мара Петровна рассказала, — зашептала в самое ухо Тетерину Евдокия. — Муж у неё — главный редактор «Бестии». Есть такая псевдо-патриотическая газетёнка, чуть ли не фашистского толка. А она нашла себе этого богатого американца. Молодец-баба! Уезжает вместе с ним в Америку. А сына выкрала сегодня у мужа и привезла сюда, потому что это особенный мальчик. Ты слушаешь меня? Что ты мурлычешь?

— Шепчи, шепчи, — отвечал Сергей Михайлович, млея. — Твой милый шёпот в моём ухе. Меня это так возбуждает!

— Дурачок! — хихикнула Евдокия. — Так вот. Великий чемпион считает, что на этом мальчике особенная благодать Ч, поскольку...

— Кто это — великий чемпион?

— Один из главных титулов Святослава Зиновьевича.

— Красиво. Ну и?

— Да ты всё равно не слушаешь.

— Слушаю, Евушка, слушаю. Шепчи, пожалуйста, дальше.

— Так вот. Поскольку этот малыш был зачат четвёртого октября девяносто третьего, в него вселились души нескольких убитых в тот вечер. Особое сочетание душ — и холерик, и меланхолик, и сангвиник, и флегматик одновременно. Такой коктейль темпераментов сходится в одном человеке раз в столетие.