Ей не хотелось говорить, что все слова были волшебными, хотя она так думала. Но она не была искусна в уклончивости. Она была больше стрелой, чем колибри.

  - Я хочу прочитать горящие слова, - сказала она наконец.

  Она не могла думать о Лире как о своем отце, не могла.

  Лир посмотрел на нее с неожиданной резкостью.

  - Что ты имеешь в виду под горящими словами?

  Она пожала плечами на это, и она бы ушла, чтобы подчеркнуть, насколько она свободна от него. Но там была книга. Он сидел на ней. Она хотела посмотреть, куда он его положит. В случае.

  Неужели он все еще ждал, когда она заговорит?

  Она не могла выдавить из себя ни слова, как не могла выдавить улыбку, как не могла заставить себя читать до того, как ее научили рубрикам. Она ждала, присев на корточки, бросая косые взгляды на Гримуатика на случай, если он начнет просачиваться языком на камни.

  - Ты хочешь прочитать горящие слова, - подсказала Лир.

  - А ты нет?

  Он моргнул. Еще один язык, которого она не понимала, как люди моргают. Как у них слезятся глаза.

  - "Где ты находишь горящие слова? - спросил он ее.

  Она подумала об армаде, обжигающей лед. Там что-то было написано; огонь двигался таким образом, и из огня выходил дым, как будто для того, чтобы скрыть то, что было написано внутри тепла. О, но все это было слишком суетливой мыслью. Она взяла жука, который не возражал против холодного воздуха, и вместо этого изучила его на своем указательном пальце.

  Она могла бы сказать, что этот мужчина хотел, чтобы она как-то успокоила его. Горящие слова в его голове? Она не знала, что это может быть, и в ее обязанности не входило их тушить. Она видела только обугленные буквы в озере. Алфавитные остатки кораблей.

  - Кем ты собираешься стать, когда вырастешь? - спросил Лир.

  Она все думала и думала об этом. Она почувствовала, как у нее заболели икры; она почувствовала, как лапки жука щекочут ее пальцы. Когда-нибудь, по-видимому, у нее не будет этих ног или этих пальцев, но ног и пальцев того, кто стоял так высоко, как мог этот человек. Она крутилась в своих мыслях, пытаясь быть честной, так как не верила, что может быть умной, и дала ответ насекомому, а не мужчине, который утверждал, что был ее отцом. Она не будет думать о Лире как о своем отце.

  Кем она станет, когда вырастет? Она прошептала ответ. "Уйти".

  6

  Уйти, когда она выростет. Ужасная мысль. Но в каком-то смысле она уже ушла, прямо сейчас. Ее форма вернулась к ним, но ее дух сопротивлялся.

  Кендла оплакивала то, что Рейна не слишком беспокоила ее. Лир спросил себя: какая мать не стала бы этого делать? Но казалось, что вместо того, чтобы тепло Лира и Кендлы растопило сопротивление Рейны, все получилось наоборот. Отчужденность ребенка была заразительна. Кендла и Лир учились переносить взаимную боль отдельно, независимо. Независимо от близости брачного ложа, истории между ними.

  Возможно, чтобы отвлечься от других забот, Лир попытался прижаться к своей сводной сестре. По-видимому, у них с Нор был общий отец, хотя Лир никогда не встречал эту далекую фигуру, Фийеро. Но и не парил на некотором расстоянии от Лира. Великое воссоединение, о котором он мечтал годами, оказалось притворством. Похищение, тюрьма, побег, исчезновение? Вы бы никогда не догадались об этом по ее скромной манере держаться. С таким же успехом она могла бы просто прийти домой после покупки печенья.

  Он не хотел давить на свою сестру больше, чем хотел давить на свою дочь. Он наблюдал за тем, как Нор двигается, с деревянностью, которая иногда казалась грацией, а иногда нет. Может быть, это был ее обычный способ? Он бы не узнал. Он не видел ее с тех пор, как ее похитили. Тогда она была девочкой примерно того же возраста, что сейчас Рейна.

  Никогда не уверенный в женщинах, Лир внимательно изучал свою сестру - с равным интересом, терпением и подозрением - чтобы понять, каким образом она может оказаться поврежденной.

  Как будто он писал каталог на тему человеческих страданий.

  Еще один способ избежать признания в том, что он поселился слишком близко, как вши.

  Возможность вступить в бой, не угрожая ей, возникла достаточно естественно. Каждые две недели Лир имел обыкновение спускаться с горы в сад дикого леса. Он собрал грибы, головастики, стручки морозных цветов и листья салата. Это была половина утреннего похода. В следующий раз, когда ему нужно было проредить салат или потерять его, он собрал несколько корзин, несколько кольев, совок и попросил Нор пойти с ним.

  Они прогуливались достаточно спокойно, болтая о ландшафте и настроениях климата. Время от времени они замолкали. Птица запрыгнула на ветку испорченного дуба. Несколько бурундуков, занятых выращиванием своих запасов, метались, как тени чего-то над головой. Ветер продирался сквозь заросли. Было слышно, как медленно надвигается осень.

  - Похоже, что этот двор был продуктивным на протяжении многих поколений, - сказала Нор, указывая на древние каменные таблички, наклоненные в конце более солнечных борозд.

  - Смотри: здесь лежит последний человек, который сказал правду.

  Она моргнула, глядя на него.

  - Прости. Кладбищенский юмор. Но если эти камни когда-либо говорили что-то подобное, они давно перестали это говорить.

  Нор кивнула.

  - Они похожи на зубы. И твой отшельник, или что там было когда-то, тоже похож на рот. Большая открытая челюсть, поглощающая ветер.