Кларенс, который преследовал Ладфорда по главной лестнице, сумел обогнать его на втором этаже, прежде чем припустить в сторону коридора для слуг. Ладфорд, не желая привлекать к себе внимание гостей, что столпились в дверях гостиной, и давать пищу для злых языков, которые и без того уже работали вовсю, также выбрал тайный путь и последовал за младшим братом.

По пути на первый этаж они встретили нескольких слуг, но никто особенно не удивился: все в доме привыкли, что резвые мальчишки вечно путаются у них под ногами.

К тому времени как Ладфорд достиг сада, Эндрю был далеко впереди, да и Кларенс не особенно отставал.

– Берегись, Олимпия! – закричал Эндрю. – Гончие взяли твой след!

Кларенс продолжал орать: все в том же духе, будто за сестрой гнались все черти ада, а не родной старший брат, который всего лишь хотел узнать, что стряслось.

Беда же Ладфорда в данный момент заключалась в том, что Олимпия прочла младшим братьям в их юном возрасте слишком много книг о романтических приключениях. Теперь же они читали их по собственному почину, набивая себе головы бреднями про подвиги, от которых стынет в жилах кровь, и про битвы не на жизнь, а на смерть, среди галантных рыцарей, викингов, разбойников, пиратов и им подобных героев.

Через некоторое время до Ладфорда дошло, что братья водят его кругами. Ему давненько не доводилось бывать в саду у Ньюлендов, а вот мальчишки бегали здесь на свободе каждый раз, когда семейство наезжало с визитами.

К тому времени как он добежал до задней калитки сада, младшие уже были тут и, вцепившись в прутья узорной кованой решетки, выглядывали на улицу. Направив взгляд туда же, Ладфорд не увидел ни сестры, ни Рипли и, пробормотав пару страшных проклятий в адрес младших братьев и не заботясь о сохранности надетой по случаю свадьбы нарядной одежды, перелез через ограду и со всех ног помчался по Хортон-стрит.

– Только не пароход! – возразил Рипли. – Сейчас там столпотворение: пассажиры толкаются и ругаются, пытаясь занять место на борту, и им не до нас, но устроившись поудобнее, захотят развлечений, и мы им устроим представление. Вы будете в главной роли.

Схватив леди Олимпию за руку, он повлек ее туда, где возле ступеней Баттерси-бридж дожидались лодочники.

Некогда безупречный узел шейного платка и отлично накрахмаленные манжеты сорочки теперь размякли и обвисли. Вымокшие под дождем сюртук и брюки украшали пятна всех цветов. Туфли, совершенно не предназначенные для бега по грязным улицам, были все заляпаны, потерты и поцарапаны.

Тем не менее он оставался герцогом, и неважно, что подумали бы зеваки… хотя было омерзительно сознавать, что он без шляпы.

Но Олимпия – совсем другое дело: помимо вымокшего под дождем подвенечного платья, в пятнах от травы и грязи, заляпанных туфелек и превратившейся в тряпку свадебной фаты, которую она несла, перекинув через руку, у нее была с непокрыта голова! Мокрые волосы, невзирая на помаду, превратились в неуправляемую массу локонов и стоявших торчком прядей. Не улучшали положение и очки самого академического вида, сидевшие на переносице, в сочетании с трагически погибшим свадебным платьем.

– Разумеется. – Она поправила очки, хотя это приспособление, насколько он мог судить, сидело безупречно. – А так мы повеселим только этих мастеров весла. Можно им сказать, что мы ехали на свадьбу, но на нас напали грабители.

– Ничего мы им не скажем! – отрезал Рипли. – Их дело перевезти нас туда, куда скажем, а наше – заплатить за проезд.

Он оглядел выстроившиеся вдоль берега суда и остановил свой выбор на четырехвесельном ялике, хозяин которого натянул сверху тент, чтобы можно было укрыться от дождя.

– Но что, если за нами погоня? – спросила Олимпия, когда он вел ее к ялику. – Нельзя ли заручиться поддержкой лодочника? Тогда он, наверное, нас не выдаст.

– Я давно обнаружил, что деньги красноречивее любых слов, – ответил Рипли.

Сплетни его не волновали: их видело пол-Лондона – Олимпию вообще невозможно не заметить, – так что судачить непременно начнут, однако Рипли надеялся исправить положение, если девушку благополучно доставить в Твикенем еще до наступления ночи.

Нет, это было посложнее банального розыгрыша. Как он может за всем уследить? И главная беда – Эшмонт. Насколько Рипли знал своего приятеля, в его духе было продолжать напиваться. А может, этот разгильдяй уже допился до бесчувствия. Таким образом повышались шансы на то, что по следам сбежавшей пустятся ее же родственники, что будет уже совсем не забавно.

Рипли не улыбалось выслушивать кучу обвинений и требований объясниться, не видел он и резона оправдываться перед кем бы то ни было, в том числе и перед самим собой.

Они подошли к ялику, возле которого дежурили гребцы. Благодаря наличным золотым и герцогской манере, которая не располагала ни к расспросам, ни к сомнениям, Рипли уладил дело очень быстро.

Оставалось только посадить девицу в лодку.

Задача не представлялась особенно трудной. У пассажирских лодок наличествовал длинный узкий нос, по которому пассажиры могли перейти на судно, не замочив ног.

Рипли выбрал просторное судно, на котором свободно размещались несколько пассажиров и гребцы – ребята самые крепкие и надежные с виду из всей той братии, что дожидалась клиентов.

Уставившись на лодку, Олимпия спросила:

– Это что такое?

– Баржа лорд-мэра, по несчастному стечению обстоятельств, сегодня занята, – сказал Рипли. – Моя яхта стоит в Уортинге, как мне сообщали в последний раз. А это ялик.

С интересом наблюдавшие за ними гребцы молчали, что свидетельствовало об одном: им заплатили достаточно, чтобы обеспечить и молчание, и максимальную скорость, – поскольку лодочники на Темзе деликатностью не отличались.

– Уж больно низкая у него осадка, – с сомнением заметила леди.

– Их специально такими делают, – пояснил Рипли. – Для остойчивости и… неважно. Могу объяснить вам принципы судостроения позже. Просто давайте в него сядем, хорошо? И постарайтесь не упасть, пока не опуститесь на скамью. Но даже если упадете, то не утонете – здесь слишком мелко, – однако кому-то придется вас вылавливать. Сомневаюсь, что могу вымокнуть еще больше, но лезть в эту сточную канаву мне не хочется.

Разумеется, он полезет, если понадобится: не позволять же этим мужланам хватать леди своими ручищами.

– У меня кружится голова, – пожаловалась Олимпия.

– Так можно еще вернуться и лечь в уютную постельку.

– Нет, ни за что!

– Уверены?

Если она колеблется, он отвезет ее назад, скажет, что это одна из знаменитых шуток «их бесчестий», и на том приключение закончится. Нет, конечно, будет не так весело, как если бы Эшмонт бросился за ней в Твикенем, но даже Рипли не пал бы столь низко, чтобы дать ей по голове, выбив дух ради более изощренной забавы.

– Сейчас это было бы полной глупостью, – добавила она.

– Правильно, – согласился он. – Несомненно, как и ваше пребывание здесь, а не, скажем, на свадебном завтраке. Не кажется ли вам, что данное положение – я лишь предполагаю – может шокировать своим безрассудством?

Она воззрилась на него.

– Вы так думаете? А вас не шокирует, что вы сейчас здесь, со мной?

– Это как раз соответствует тому, как должно быть, – ответил Рипли.

– Как это? – не поняла Олимпия.

– Разве вы сами не признались, прекрасная дама в беде? Стало быть, я ваш рыцарь в сияющих доспехах.

Ее брови поползли вверх, а он добавил:

– Вот в чем разница.

– Я бы так не сказала, – возразила девушка. – В вашем случае это скорее… – В ее глазах блеснули веселые огоньки. – Катастрофа.

– Вы собираетесь садиться в ялик, или мне сделать то, что мог бы сделать другой – очень голодный и менее галантный, – а именно сбросить вас с моста? – спросил Рипли.

Олимпия посмотрела на деревянный мост, который стоял, попирая законы физики, не говоря уже об эстетике, уже лет шестьдесят. Он был выстроен под неудобным к течению реки углом и мог похвастать восемнадцатью быками, который буквально наползали друг на друга. Суда то и дело в них врезались. Злые языки утверждали, что Баттерси-бридж построили для удобства тех, кому нужно было перейти на другой берег, но вовсе не для судов, которые под ним проплывали.