Поскольку марка автомобиля заранее не была известна, распахнувшаяся дверца грязной Лады-Калины, вызвала легкое удивление.

– Запрыгивай! – весело ощерился небритый мужчина в бейсболке и черных очках.

Макс сел в машину, мельком взглянув на игривых девчат. Те разочарованно посмотрели ему вслед и, встретившись с брутальным парнем глазами, поспешно напустили на себя искусственную серьезность вперемешку со скукой.

– Каковы планы? – спросил хмурый человек за рулем «Калины», неизвестно к кому обращаясь.

– К Шепелю сразу поедем, там разберемся. Он ждет, я звонил, – бодро откликнулся небритый пассажир с заднего сиденья и жизнерадостно толкнул локтем Макса. – Знакомые тёлки?

– Нет. Просто пялились на остановке.

– Во, парень! Такие бабы на него пялятся, а он монаха из себя строит.

– Да какой он монах? – включился в разговор пожилого вида мужчина, сидящий рядом с водителем. – Я слыхал, у него в Москве личный гарем в двух общагах уже не помещается.

– Что, правда, Макс? – развеселился небритый.

– Шепель знает, что я завтра улетаю? – спросил Макс, проигнорировав легкомысленную тему и прозвучавший вопрос.

– Знает, – немного посерьезнел небритый. – Потому и позвал. Дело у него к тебе новое есть.

Наступила пауза в разговорах, машина наконец свернула на светофоре, вырвавшись из сплошного потока. Преодолев приличное расстояние, спутники оказались на трассе, ведущей за город.

Высокие металлические ворота в глухом трехметровом кирпичном заборе открываться не торопились. После долгих согласований по телефону и переговоров с охранниками хозяином презентабельного особняка разрешено было впустить только двоих: небритого по кличке Пашехон и Макса. Пожилой пассажир, кряхтя, вылез из машины, и принялся разминать спину. Водитель распахнул дверь, закурил, оставаясь на месте, и безразлично глядел, как закрывалась калитка за двумя вошедшими внутрь. Мелькнул краешек гигантского мощеного двора.

– Не любит меня Шепель, игнорирует, – пробурчал себе под нос пожилой.

– Да кто тебя любит, Вова? – сплюнув, сказал водитель и аппетитно-шумно затянулся табачным дымом.

Несмотря на множество роскошных залов и комнат, приём гостям был оказан в кельеобразной комнатушке на первом этаже со сводчатыми потолками и отделанной весьма скромно. Правда чистота, полумрак, аквариум в стене и миниатюрный камин создавали необходимый уют для доверительной беседы. Мягкий диванчик, два кресла и круглый низенький столик – вся мебель помещения. Хозяин – лысеющий, розовощекий, простодушный на вид, от силы лет сорока пяти, в узких очках, еле держащихся на кончике тонкого носа, – пожал руку сначала Максу, потом его спутнику и пригласил рассаживаться.

– Давайте коротко, по-деловому, – начал он, скрестив руки на груди и меряя шагами пол: пять шагов вперед, пять назад. – В чём проблема, Максим?

– Проблема в том, что я не подвязывался удовлетворять амбициозные прихоти ваших подопечных.

Небритый нервно качнулся в своем кресле, куда он сел после того, как Макс избрал диванчик. Шепель поднял брови, глядя в пол, и на мгновенье приостановил свой размеренный шаг. Макс выдержал паузу и продолжил:

– Меня просили об услуге, я её выполнил. Выполнил, больше выказывая свое уважение к вам, чем преследуя какие-то свои интересы. Кому-то этого показалось мало, и, я считаю, жадность до халявы заставило ваших друзей прицепить бесплатным довеском свои нелепые просьбы. Вы лично давали на них свои санкции?

Шепель молчал. Макс упорно вторил ему – также молчал. Наверное, в глазах «небритого» это выглядело невероятной наглостью и даже дерзостью. Он качнулся снова и опустил лицо в пол, как страус прячет голову в песок.

– Хорошо, Максим, я признаю некоторую несанкционированность допзаказа. Но мои интересы в нем определенно предусматривались. И ты не мог не знать, ну, уж по крайней мере, не догадываться об этом. Как быть с этим?

– Я прагматик, Никита Иванович. Возможно, педант в некоторых вопросах, особенно там, где лично я рискую больше, чем получает выгоду мой заказчик. Поэтому Ваше фактическое подтверждение своей причастности к довеску для меня было вопросом принципа. Его я не получил.

– Ты мог позвонить!? – немного визгливо, на пределе возможностей голосовых связок выкрикнул Шепель, тут же взяв себя в руки, и продолжил предельно спокойно. – Я ведь ждал твоего звонка. Это было бы разумно – позвонить мне с уточнениями заказа. Ты ведь не робот, не компьютерная программа, где каждое действие должно подчиняться жесткому алгоритму. Есть сомнение – набери номер. Что может быть проще? Зачем усложнять ситуацию? Был бы звонок, не было бы сейчас и этого разговора.

Макс встал, что, видимо, выходило за рамки принятого здесь протокола, остановив тем самым мерное расхаживание хозяина.

– Я не стремлюсь к признанию моего авторитета выше, чем его оценивают в той или иной компании. Но если он признаётся не в той мере, в какой его осознаю я сам, я просто расстаюсь с компанией.

Небритый и вовсе теперь являл собой бесформенный комок, слившийся с креслом.

Шепель и Макс стояли лицом к лицу и смотрели друг на друга. Взгляд одного из-под тонкой золоченой оправы очков был надменным и вызывающим. Другого – не выражал ничего. Он проходил сквозь стоящего напротив и рассеянно устремлялся на что-то, находящееся далеко-далеко позади хозяина дома.

– Аграфентов! – рявкнул Шепель, обращаясь к небритому. Тот встрепенулся и встал тоже. – Ты знал, что Вова проявляет излишнюю инициативу?

– Сегодня узнал, Никита Иваныч. Вовик сам мне признался, когда вы велели его с собой прихватить, – подобострастно ответил небритый. – Он в машине сидит. Позвать?

«Схватка взглядов» внезапно прекратилась, теперь и Шепель, и Макс одновременно посмотрели на Аграфентова.

– И в каких же словах он признался тебе? – на одной пятке повернувшись к небритому, спросил хозяин и заложил руки за спину.

– Один хрен, говорит, Максику шеф все проплатил, пусть-ка и мое дело заодно устроит. В смысле он мне признался, что так подумал тогда…

– Когда?

– Когда у Макса получилось… Ну, это…

– А кто знал?

Аграфентов молча, опустил голову.

– Кто знал, ЧТО там у него получилось, я спрашиваю?! Ты знал, морда! – Шепель схватил своими холеными пальцами небритый подбородок Аграфентова, – Кто тебя просил болтать?! Язык отрезать? – и помолчав немного, брезгливо закончил: – У, клоун.

Шепель набрал номер по мобильнику и сказал одно лишь слово в трубку: «Отбой». Повернулся к Максу, обращаясь явно не к нему:

– Максиму проплатить дополнительные услуги. Вову наказать на двойную сумму. Будет впредь бежать впереди паровоза – раздавлю. Всё понятно?

– Всё, Никита Иваныч, понятно, сделаем, – отозвался Аграфентов.

– Тогда всем спасибо, провожать не буду, дорогу сами найдёте…

И уже удаляясь в неприметную дверь, внезапно обнаружившуюся в дальнем углу комнаты за тяжелой портьерой, добавил – Да! Максима проводить, как полагается.

Разве мог я тогда догадываться, куда попал?

Ранняя весна, снега почти не было, хоть и слякотно вокруг. Однако тепло. Я в каком-то драном, длинном пальто без подкладки, темные брюки из плотной ткани, на голове шляпа. Стою на остановке напротив автовокзала. Знаю, что надо ехать, но забыл номер автобуса. То ли рейс 35, то ли 53. Хорошо хоть соображал, куда направляюсь – домой, в Елшанку – окраина города. Далековато, да и есть ли прямой рейс в тот район? Ничего не знаю. Отвык от общественного транспорта.

Народу мало. Странно. Несколько человек отрешенно смотрят вдаль. Мучительно вспоминаю, откуда я возвращаюсь. В голове вертится: отец, отец. Что отец? Еду от отца? Он ведь умер. Кладбище в другой стороне. Да нет же, я с живым разговаривал. Он что, в больнице? Мой отец в больнице? С чем? С инсультом, от которого скончался, не приходя в сознание, после трёхдневной комы пять лет уже как? Что-то не так. Кажется, он мирно проживает где-то недалеко, тут же рядом с автовокзалом. Или работает здесь. Фу, чертовщина какая-то…