– Чё? – встрепенулся Па-ма.

Даже я не понял Иннокентия, поэтому меня вдвойне поразило то, что разъяснения дала Лиза.

– Он спрашивает: чё рыбка?

– Ах, рыбка… – Па-ма хлопнул себя по ноге. – Золотая, в банке, как полагается.

– Зови её сюда, познакомимся, – сказал я, переполняемый положительными эмоциями.

– С рыбкой? – хохотнул Па-ма.

– Всех остальных я уже знаю! – обвёл я счастливыми глазами присутствующих.

– Действительно! – поддержал меня Иннокентий. – На крайняк, как старуха из сказки, при своём останемся. Зови.

– Рыбка-а-а… – простонал Па-ма.

– Так сиделку зовут, чтоб «утку» сменила, – сказал Иннокентий.

– Сиделка, рыбка, исполни желание, смени утку, индюшку. Сделай уже что-нибудь! – захохотал Па-ма.

– То стонет, то хохочет, – озабоченно проговорил Иннокентий. – Неси рыбку, будем просить её, чтоб вернула то, что мы заложили.

– Чего заложили? – не понял Па-ма.

– Ты сейчас не поймёшь, но поверь, о тебе беспокоюсь! – был ему ответ.

– Ну, раз обо мне… – с этими словами Па-ма встал и удалился в комнату.

Вскорости вернулся и водрузил в середину стола трёхлитровую банку, наполненную водой. Там действительно была рыбка, только вот новый домик был для нее тесноват.

– Чё-то она какая-то вялая, – заметил я.

– Говорю же – завялить! – советовал Иннокентий.

– А ты уверен, что рыбка золотая? – спросила у Па-мы Лиза.

– Предлагаешь её надпилить? – хохотнул он.

– Я к тому, что, по-моему, это – бычок, – сказала она.

– И что? – невозмутимо согласился Па-ма. – Порода у неё такая. Вон, у Емели вообще – щука была, а чего вытворяла. Если дядя Фёдор сказал – золотая, значит – золотая. Он моряк, он рыбак – ему виднее.

– Н у, тогда загадывай желание, – сказала Лиза, сдаваясь.

– А мне ничего не надо! – развёл руками Па-ма.

– Я, вот, сегодня хочу напиться, – сказал Иннокентий и принялся разливать всем пиво.

– Великая новость, – усмехнулся я. – Кто ж не хочет?

– А я вот хочу как никогда – в усмерть, – развил мысль Иннокентий.

– Тоже мне, редкое событие, – заметил я. – Вот Па-ма нам денежку займёт до получки – и все дела.

Па-ма делал вид, что ничего не слышит. Разведя руки чуть в стороны, он держал в одной кружку, в другой – тлеющую сигарету, и присматривался к рыбке.

– А ведь действительно, бычок, – сказал он наконец. – Бычок в трёхлитровой банке – это не эстетично. Вообще, как у бычка, у него три варианта: быть действительно засоленным, второй – быть выкинутым и, наконец, третий – быть докуренным.

Па-ма завертел головой:

– Его кто-нибудь докуривать будет?

– Его, разве что, через кальян… – сказал я.

– Кальяна нет! – развёл руками, не выпуская пива и сигареты, Па-ма.

– Бычков ещё можно выводить попастись! – нашла вдруг четвёртый вариант Лиза.

– Ну, и пускай себе попасётся, в уголке, – сказал Па-ма и, допив пиво, взял банку да поставил под раковину, к пустым бутылкам.

Продолжили пить пиво и болтать ни о чём. Я, вспомнив увиденное по телику, сказал:

– А смотрел кто в «криминальных новостях» про добрую старушку?

– А разве такие бывают? – удивился Иннокентий. – Ну-ка, давай-давай, расскажи.

– В Мурманске, в одном дворе, поскользнулась бабка, – начал пересказывать я увиденное по телевизору. – Шла выносить мусор, в большом таком пакете, а тут – гололёд. Упала, да так неловко, что ногу сломала, встать не может. И представьте: чего только не бывает! Казалось бы, как в сказке – на счастье бабульки, у соседнего подъезда «скорая помощь» стоит. Врачи как раз из подъезда выходили, на вызове у кого-то были. Видят – старушка упала; они, естественно, к ней. Суетятся вокруг бабушки: типа, как дела, да где болит? А одному белому брату она, вроде как, и не интересна вовсе. Таращится он на мусор, который та выносила и при падении, рефлекторно размахивая руками, совершенно случайно отшвырнула в сторону.

– П-п-пр! – попытался сдержать смех Па-ма. – Реффлекторно, – выговорил он и заржал по-настоящему.

Секунды две Иннокентий смотрел на него серьёзно, после чего тоже захохотал, согнувшись и чуть ли не стукнувшись лбом об стол. К ним присоединилась Лиза, смех её был неестественно тонок по сравнению с голосом. Кажется, именно поэтому меня начало распирать изнутри и я, взорвавшись хохотом, привнёс гармонии в нашу смешливую кампанию. Мой рассказ прервался минут на десять-пятнадцать. Всякий раз, когда кто-нибудь, вроде бы успокоившись, спрашивал меня, типа:

– Ну, так что там, в мусоре-то было, который старушка… реф-ф-ф-ле-е-е…

И старая картина повторялась. Мои друзья вновь начинали смеяться до слёз и я, естественно, вместе с ними.

Всё-таки нам удалось кое-как совладать с хохотунчиком, и тогда я продолжил:

– Короче, увидел один из врачей, что из пакета, который… упал вместе с бабкой, вперемешку с мусором вывалилась кость. И, поскольку он оказался врачом ушлым, определил сразу – малая берцовая, человечья. Короче, для начала бабку отвезли в больницу, а в это время менты у неё дома на лоджии нашли расчленённого супруга. Когда спросили старуху: чего это она из божьего одуванчика душегубом сделалась? Та ответила просто: гулял! Кобелина…

– Сколько ж им лет было? – спросила Лиза.

– Бабке, вроде, семьдесят три, а дед чуть постарше, – ответил я.

– Вот так мужчина! – пробормотала Лиза. – Резвый, видать, старичок был.

– Чё, старичка захотелось? – усмехнулся Па-ма.

– Ну-у… – кокетливо пожала плечами Лиза. – Разве что, шустрого такого.

– Шустрого такого тебе по запчастям собирать придется, как лего-конструктор, – посмеивался Па-ма. – Слышала? Бабка его разобрала.

– Да-а, я ж не договорил, – продолжил я. – Значит, хранился он у неё на балконе – благо зима. Человеком старая оказалась предприимчивым, то есть сразу нашла новое применение мужу: котлеты там всякие, жаркое… Не забывала и пуделя любимого подкармливать. А соседям говорила – к брату в Тамбов супруг уехал… да вы кушайте пирожки, кушайте!

– Слушай, жуть-то какая! – Иннокентий даже плечами передёрнул.

– Да-а-а уж, – согласился я. – Жуть. А вот почему наш-то город никогда по телевизору не показывают?

– А зачем тебе это? – спросил Па-ма.

– Вот, хочу, и всё! – сказал я, как отрезал.

– Для этого покойники нужны, – предположил Иннокентий.

– Да вон они! – я махнул головой в сторону окна. – По улице запросто ходят. Тот же Коля-партизан отважный, он же зомби натуральный!

Мы выпили по второй бутылке и пошли на третий заход. Прикуривали от плитки, потому как идти в магазин за зажигалкой никто не хотел: вот, если б за пивом… Па-ма сказал, что теперь мы будем скидываться ему за электроэнергию.

– Хорошенькое дело! – возмутился я. – Из-за того, что у тебя в зажигалке газ закончился, ты хочешь, чтоб мы скидывались. Я лично ниоткуда скидываться не собираюсь!

В общем, опять разговоры ни о чём. Долго ли, коротко ли, а пиво выпили всё. Что ж, наша с Иннокентием миссия в этом доме была выполнена и теперь мы, как тактичные люди, должны были оставить Па-му с Лизой, удалившись восвояси. И всё-таки вот так вот просто уйти мы не могли.

Я посмотрел на Иннокентия и прочёл в его глазах полное понимание. Он опустил голову и, печально вздохнув, сказал:

– Па-ма, к сожалению, нам нужны деньги, будь они неладны.

– Ну, не знаю… – Па-ма пытался быть ещё печальней. – Вообще-то, мне самому надо кое-что приобрести…

– Ой, нам нужны такие деньги, что просто смех! – заверил Иннокентий. – Сто, сто пятьдесят…

Но Па-ма почему-то не засмеялся, услышав сумму. Нет. Он был наоборот – преисполнен скорби.

– Через неделю, – вставил я, почувствовав критический момент.

– Ладно, – выдохнул Па-ма, сдаваясь, и тут же напомнил, как будто я уже забыл обещание. – Через неделю!

– Базара-нет-о-чём-спитч-в-натуре-корешок! – выпалили мы в одно слово страшную клятву Па-ме. Тогда он горестно усмехнулся и пошёл в комнату. Вернулся быстро, как и в прошлый раз. Только, вот, с солнышком его теперь никак нельзя было сравнить, ведь теперь в руках у него были деньги, которые нужно отдавать. Сто рублей перекочевали в мой карман, после чего я сказал: