«Ой, мама», — пожаловалась Сандра, но на самом деле ей было все равно; все, что ей было нужно, это предлог, чтобы прекратить то, что она делала.

  — Ты ненадолго? — сказал Дерек. Когда он вошел в дверь, Лоррейн ждала в коридоре с ключами в руке.

  «Чем раньше уйду, тем скорее вернусь». Она быстро поцеловала его в щеку. — Максимум час.

  — Мне подождать обеда или как?

  «Пирог с курицей и ветчиной; это в морозилке. Засунь свое и Сандры в микроволновку, а я разберусь, когда вернусь.

  — Я лучше подожду.

  "Одевают."

  Она закрыла дверь с четким щелчком и поспешила к машине, постукивая низкими каблуками по дорожке.

  Так типично для Морин, подумала Лоррейн, сворачивая с главной дороги, прочитать какую-то статью где-то в цветных приложениях о том, как эти унылые места тридцатых годов становятся модными, и переехать сюда, где единственные люди, которых вы видели после семи, патрулировали от имени местного наблюдения за соседями. Или потерял. Это было даже не похоже на жизнь в городе; это не было похоже на то, чтобы жить где угодно. Она вздрогнула, когда позвонила в звонок.

  Звонил снова.

  Лицо Морин было напряженным и перекошенным, когда она открыла дверь, и Лоррейн подумала, что она, должно быть, чем-то заболела, летней простудой; либо так, либо она беспокоилась о магазине. Возможно, дела обстояли не так хорошо, как она думала.

  Они немного поболтали о детях, и Морин предложила ей выпить.

  — Не знаю, должен ли я на самом деле.

  — В холодильнике открыта бутылка белого вина.

  "Тогда все в порядке. Что все будет в порядке. Но, Морин, послушай, я не хочу быть грубым, но я не могу долго оставаться. Эта одежда, о которой ты говорил…

  Морин оставила ее в гостиной, журналы « Вог » и « Мари Клэр » на журнальном столике, новые подушки, аккуратно расставленные вдоль кожаного дивана, ярких цветов: черного, желтого и оранжевого, с узором из больших красных роз.

  Лоррейн взглянула на часы: сколько времени нужно, чтобы налить пару бокалов белого вина?

  Когда Майкл вошел в дверь, она вздохнула и схватилась за горло. Если бы он не схватил ее, она бы упала, подогнув ноги, на пол.

  Лоррейн села на край дивана, опустив голову к коленям и цепляясь за руку Майкла. Откуда-то он достал немного бренди, от которого, когда она его понюхала, ее чуть не вырвало, и теперь он стоял на столе нетронутый. Майклу нравится сидеть там, ожидая, пока она обернется, возьмет себя в руки. Еще через несколько минут он крепко обнял ее другой рукой и прижал к себе, и слова, которые он сказал, она либо не слышала, либо не хотела понимать.

  "Майкл. Не надо, не надо».

  Он целовал ее шею сзади, уткнувшись лицом в ее волосы.

  «Не надо. Мне это не нравится».

  Отстранившись, он схватил ее за лицо и повернул к себе, крепко прижавшись пальцами к ее подбородку; она энергично замотала головой, и он позволил ей оттолкнуть свои руки.

  — В чем дело? Это было в его голосе, в тускло-серых глазах, в чем-то, что пугало ее больше, чем прикосновение его рук, его губ на ее коже.

  Взгляд Лоррейн переместился на дверь. — Морин, она может войти.

  "Нет."

  Она оглянулась на него.

  «Хорошо. Я сказал ей не делать этого. Он улыбнулся, эти медленные морщины на коже вокруг глаз, складки, расходящиеся от уголков его рта, и тогда она увидела его таким, каким видела все эти годы прежде. Обнадеживающий. сексуальный. Конечно.

  — В чем дело?

  "Ничего такого." У нее перехватило дыхание.

  Он посмеялся. — Ты выглядишь так, будто увидел привидение.

  Она высвободилась из его рук и неуверенно встала на ноги. Она пересекла комнату, Майкл следил за каждым ее движением. Как он делал все те годы, когда они были молоды. Спальная комната. Ванная комната. Пляж. Тогда не так молод. Вспоминая его глаза, уставившиеся на ее подростковую грудь, у Лоррейн заболели соски.