— Верно, Грэм.

  Но когда через несколько минут Резник забрел в комнату отделения, он обнаружил, что Миллингтон склонился над экраном своего дисплея, а не над чайником.

  «Вот, взгляните на это в виде резюме».

  Резник сосредоточился на строках слегка прерывистого текста. Уэйн Ферадей закончил незаконное и злонамеренное бросание полукирпичей в движущийся поезд с намерением поставить под угрозу безопасность его пассажиров путем более обычного захвата транспортных средств без согласия по двум обвинениям, связанным с незаконным владением и продажей контролируемого препарат, средство, медикамент.

  «Оба обвинения сняты», — сказал Миллингтон. «Недостаточно доказательств. Теперь, почему это звонит в колокол?»

  — Но вы думаете, что это объясняет то, что произошло? Что-то связанное с наркотиками?

  — Может быть, Уэйн обсчитал кого-то из своих запасов. Задолжал по платежам. Перешел на чужую территорию. Это будет не в первый раз».

  Лицо Резника стало кислым. — Я просто надеюсь, что ты не прав. Потому что если да, то это не будет последним».

  Не более чем через час Марк Эллис стоял в очереди с двумя своими приятелями в «Бургер Кинг» в своей новой кожаной куртке и свежих пластырях на одной стороне лица и на костяшках правой руки. Тупые чертовы копы! Что они знали? Он чувствовал себя достаточно бодрым, чтобы посмеяться над одной из шуток Билли Скэлторпа, хотя уже слышал ее дважды.

  За стойкой он пошутил с рыжеволосой девчонкой, которая обслуживала, заказал воппер с сыром и двойную порцию картофеля фри, луковые кольца, яблочный пирог и большую колу. Он был уже на полпути к дверям, а Скэлторп все еще торговался из-за своего заказа, когда два чернокожих юноши встали рядом с ним.

  «Голоден», — сказал тот, что слева от него, в бейсболке Redskins вывернутой наизнанку.

  "Хм?"

  — Голоден, да?

  — Что, черт возьми, тебе за дело?

  — Вот, — сказал юноша с другой стороны, залезая внутрь своей серебристой куртки на молнии. "Съешь это."

  И он сильно прижал конец ствола автоматического пистолета к щеке Эллиса и нажал на курок.

  Пять

  Лоррейн стояла на мощеной площадке между розарием и входом в часовню крематория, а вокруг нее небольшие группы мужчин и женщин, мрачно одетых, вели бессвязную беседу. Она даже не знала, кто они все такие.

  Она достала из сумки салфетку, тихонько высморкалась, потянула за воображаемую нить у шва толстовки Сандры и покачала головой Шону, чтобы он не пинал бледный гравий двора. Затем приближалась сестра Дерека Морин, широкая улыбка больше подходила для свадьбы, чем для похорон.

  — Как дела? Хорошо?" Она оставила пятно коралловой помады на щеке Лоррейн, когда обняла ее. «Хороший наряд, сдержанный, как раз подходящий для этого случая. Я люблю это. Хотя ты мог бы прийти ко мне, конечно. Я бы нашел кое-что для тебя, особенное. И цена хорошая». Она снова обняла ее. "Семья." На самой Морин было черное платье с круглым вырезом, средней длины, с глубоким разрезом на юбке спереди и сзади.

  Дерек и Морин немного сбились в кучу, и несколько человек подошли к Лоррейн, чтобы сказать ей, какой великой леди была ее мать, и пожать ей руку. Мужчина с багровыми венами на лице и слезящимся глазом наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку и сжать ее руку. — Она хорошо справилась, Дейдра, — сказал он низким голосом, как будто между ними было что-то особенное и заботливое. «Висит так же, как и она. Справляется. После того, что этот ублюдок — простите за мой язык — сделал с вашим отцом. Он был замечательным человеком, твой папа, упокой господь его душу. Джентльмен, но мне не нужно вам об этом говорить.

  — Вот викарий, — сказал Дерек, когда хрупкая фигурка, преждевременно облысевшая, ярко подпрыгнула к ним с протянутой рукой и улыбалась.

  Но глаза Лоррейн теперь были торжественно устремлены на середину, на пару открытых железных ворот, через которые должна была въехать повозка, везущая ее брата.

  Эван никогда не понимал, как он мог свернуть не туда. Но где-то между чтением карты Уэсли и его собственными инстинктами они оказались на неправильной стороне Трента и направились на восток. Он чувствовал, как невыраженный гнев Майкла Престона жжет ему в затылок, когда он разворачивал машину в разворот. Сохраняйте спокойствие, вот что сказал бы его отец, сохраняйте спокойствие и делайте все возможное. — Все в порядке, — сказал он через плечо, — сейчас десять минут, максимум пятнадцать.