Наверное, женщины обижались, что он их редко приглашал на какие-нибудь ланчи. Но если бы они узнали подоплеку, то и вообще отказались бы туда с ним ходить. Кому же в голову придет, что этому мужику важны не только хорошие манеры, красивый русский язык, стильная внешность, но еще и этикет за столом? Поэтому в зарождавшихся отношениях он всегда медлил, тянул, проверял, перепроверял. Уж очень не хотел в который раз испытывать чувство разочарования. Как женщина кладет салфетку себе на колени, как ее разглаживает, как кладет руки на стол, чем ест салат, заказывает ли воду. Если женщина говорила, что воды не надо, только шампанское, Виталию сразу же хотелось проводить ее в гардероб. Или вот эта фраза: «Попудрить носик». И он сразу видел перед собой не приятную даму, а облезлый лоснящийся шнобель. Ну почему не сказать, что, извините, я отлучусь в туалет. Просто в дамскую комнату. Нет! Обязательно нужно, хихикая, про носик. Да… Виталий вполне мог бы написать специальную книгу «Если вы навсегда хотите остаться старой девой, обязательно попудрите свои носики», она бы пользовалась огромным успехом.

Сорок лет. Расцвет для мужчины. За плечами брак, развод по собственной вине, сын-второклашка и достаточно сложный бизнес, который поглощал его целиком, отнимал все силы, выматывал, раздражал. Сколько раз в день он думал: «А не послать ли мне все к чертовой матери?» Раз сто. Причем с удовольствием развивал последующие действия в своих фантазиях. Чего он хочет? Уехать в глушь, куда-нибудь в лесную чащу. Как раньше охотники шли в свои походы? Мешок соли, сахара и муки. Да, еще спички, чтобы разжечь костер. Все остальное поймать, убить, зажарить на костре. Одинокий крепко сколоченный сруб с русской печкой. Закаты, рассветы, речка под обрывом. Да, домик, конечно же, должен стоять на пригорке, а внизу холодная быстрая река. Лодка еще. И один, просто один. Так было несколько лет после развода. Время шло, и он уже видел рядом с собой длинноволосую русскую красавицу. Русые волосы распущены и перекинуты на один бок. Улыбка с ямочками, нос в веснушках. И молчит. Просто улыбается.

Так посидев минут пятнадцать с закрытыми глазами, Виталий со вздохом возвращался обратно. Видимо, его время еще не пришло. Нельзя еще в сруб, кто-то должен работать, Матюшке на образование зарабатывать и тот сруб надо бы для начала построить. И он по громкой связи вызывал секретаршу Валентину. Всегда собранную, всегда в юбке на пять сантиметров выше колена и в туфлях на невысокой шпильке. Блузки могли быть разных цветов, но обязательно с запахом, чтобы шефу было приятно, когда она наклоняется к нему подписывать бумаги. Все продумано, а ему неприятно. И он всегда слегка отодвигался, когда она к нему лезла с этими бумагами. Долго не мог понять, почему она его раздражает. Потом догадался. Года так через полтора. Так у нее же ноги кривые. Как-то поделился с другом. Тот расхохотался.

– Нелогично, брат. Ты ж когда подписываешь бумаги, ног не видишь!

– Я про них думаю!

– Так она бизнесу, стало быть, мешает?

– Да я бы не сказал. Когда я эти ноги вижу перед собой, я на них как раз никак не реагирую и спокойно думаю только о работе. А вот когда она мне пытается показать свою грудь, тогда я вспоминаю про ноги.

– Сложно у тебя все.

– Да, у меня всегда метод постановок, перестановок и ассоциаций.

– Короче, Валентина пролетела.

– Ну я ей зарплату хорошую плачу.

– Это немало.

– Тоже так думаю.

С Лучиком все было по-другому.

Ее координаты он, естественно, нашел сразу. Никаких трудов, поручил той же самой Валентине. Губы сжались в нитку, кофта на груди запахнулась плотнее, стук каблуков – как дробь караула у Могилы Неизвестного Солдата. Дверью, правда, не хлопнула, а аккуратно прикрыла. Виталий просто даже с удовольствием посмотрел в этот раз на кривоватые ноги. Еще раз подумал про длину юбки, примерив на глаз: какая длина могла бы спасти Валентину и тем самым, возможно, изменить ситуацию? Понял, что никакая, и углубился в рабочий процесс.

В первый же момент он назвал ее Лучиком, из головы не шла улыбка, легкий наклон головы, длинные волосы без идеального порядка, слегка распушенные на затылке. Тот Лучик был от солнца, совершенно природный. Она, наверное, и не красится совсем, почему-то пришло в голову. И роскошные светло-русые волосы феном не сушит. Или как там у них называется? Утюжком.

Одна из его девушек мгновенно получила «спасибо» и низкий поклон, когда рассказала ему во время утреннего кофе в постели о необыкновенной пользе «утюжка». Причем очень важна фирма. Потому что «утюжок» можно взять с собой. И подружка увидит его в твоей сумке. И вдруг?! Вдруг фирма окажется какой-то заурядной, ничего не значащей.

– Ну ты понимаешь? Да? Ну это как помада.

– А зачем тебе утюг в сумке, любимая? Исходя из всего сказанного, я могу предположить, что ты способна раздеться в туалете и что-то погладить? Какая же ты аккуратная, за это, пожалуй, я люблю тебя еще больше.

Аккуратная девушка Анжелика подвоха не почувствовала. «Ой, ну о чем ты? Это же для волос! Ну это как холодильник для шуб. Ты же туда курицу не будешь складывать!»

– Что ты, что ты! Ну как же можно. Курицу к шубам. Это как волка в стадо овец, – отмахивался Виталий, – да никогда в жизни.

И дальше следовал быстрый взгляд на часы.

– У нас ровно сорок минут. Ты же успеешь погладиться? Ах да, я забыл, утюжка же еще нет. Ну ты мне скинь эсэмэской, как он там должен называться, что-нибудь придумаем.

Он никогда не делал прощальных подарков, никогда не прятался, и у него было правило, опять же подтвержденное жизненным опытом: в постели о расставании не говорим. Но когда он провожал девушку до такси, вернее даже так, когда он захлопывал за ней дверь, он говорил ровно одну фразу.

– Спасибо за все, я тебя никогда не забуду. Нам ведь было хорошо? И ставим на этом точку.

Фраза родилась сама собой, он ее не заучивал, не выдумывал, но она, как стих «про мороз и солнце», в нужный момент сама вырывалась из самой души и произносилась так вдохновенно, что никто в такой правде не сомневался, его любовь вернуть не пытался.

Да, с Лучиком все было по-другому. Ее хотелось опекать, ею хотелось любоваться. Он не мог на нее насмотреться, в его воображении она была всегда, постоянно стояла у него перед глазами, задорно улыбаясь, чуть склонив голову набок. И совершенно не важно, где в этот момент был он сам, где Светлана. Перед глазами постоянно был ее огромный портрет, и сквозь него уже вся остальная жизнь.

Его припорошенный взгляд замечали все. Не заметить невозможно.

– Ты все время улыбаешься. Анекдот вспомнил? – Они встретились с приятелем выпить по кружке пива.

– Нет. Мне просто хорошо.

– Завидую. Я все время жду подвоха.

– Раз ждешь, то придет. Ты же его приманиваешь.

– А так, думаешь, не придет?

– И так, конечно, придет. Реалии нашей сегодняшней жизни. Но все время про это думать – с ума сойдешь.

– А не думать – бизнес потеряешь. Ты поменялся, брат. Все эта переводчица.

И тоже, Виталий не мог о ней не говорить. Раньше никогда не рассказывал о своих женщинах, не было такой привычки. А тут… Советовался, прикидывал, как лучше. Что с ним стряслось? Неужели так можно влюбиться в сорок лет?

– Как раз в твоем возрасте и можно.

– Вроде для кризиса среднего возраста еще рановато?

– Я бы сказал, вспышка перед кризисом.

– Последняя.

– Ну почему? Может, она у тебя в пламя превратится.

– Главное, не сгореть.

– Главное, не обуглиться.

– Ага. Я даже немного боюсь с ней встречаться. Мы же и не разговаривали толком.

– Так и не встречайся. Мечтай себе.

– И тоже нет. Время, понимаешь. Мне уже сорок. А ей сколько? Лет двадцать пять? Нужно успевать. Пытаюсь придумать какую-нибудь небанальную встречу. Но пока – пшик.