– Что загрустил, Гриша? – тетка коснулась его руки.
Ого, вроде бы смотрит она в другую сторону, а чувствует его настроение.
– Так… – он не сумел сдержаться, – мать вспомнил…
Зря он это сказал, но что уж теперь жалеть.
– Давно на могиле не был, – упрямо продолжал он.
– Ну да, ну да, – закивала тетя Аня, – я как с делами разберусь, съездим с тобой. Памятник я хочу поставить красивый…
«Памятник, – это хорошо, подумал Григорий, – это все же лучше, чем ничего».
Тут началась музыкальная программа, зал ресторана набился под завязку. Какие-то гуляли там приезжие, участники какой-то конференции, так что перекричать говор и музыку не было никакой возможности, и наконец тетка сказала, чтобы собрались все завтра у нее в номере, там и поговорим, мол.
И ушла пораньше, десерта не дождалась. Григорий ее проводил на второй этаж, а потом в ресторан вернулся. Хоть и не хотелось ему в такой компании сидеть, а все же решил проследить за родственничками, на самотек дело не пускать.
Ну, с уходом тетки самое веселье и пошло. Эльвира шампанского перепила и своему идиоту муженьку скандал устроила. Прямо при людях по морде его била, пока хозяйка заведения не послала официантов, чтобы их растащили.
Одна из сестер, как там ее, которая рыжая, познакомилась с компанией, которая гуляла тут в ресторане, сразу же к ним пересела и хохотала визгливо на весь зал, потом с ними и ушла.
Бабка все ела, четыре десерта умяла, дочка уж ее просила-умоляла, мама, остановись, тебе плохо будет, а та только отмахивалась от нее своей палкой.
Один только старикан сидел в углу, коньяк пил молча и смотрел на всех хитро, загадочно. Потом ушел тихо, Григорию только кивнул сухо на прощание.
И вот теперь с утра пораньше все явились сюда. И ждут раздачи слонов или что там еще тетка придумала.
Все они вроде бы находятся в одной комнате, но все делают вид, что не замечают друг друга. Смотрят в разные стороны и умудряются не встречаться глазами.
Когда же на пороге появился он, Григорий, тут все дружно сделали вид, что его-то уж точно никто не видит. Если кто-то из них случайно бросал взгляд в его сторону, то смотрел сквозь Григория, как будто он был стеклянный.
Но Григорий решил не поддаваться общему настроению и бодро проговорил:
– Привет, дорогие родственнички! Что, тетушка до сих пор не выходила?
Все промолчали, кроме простодушного Михаила. Тот растерянно покосился на дверь тетиной спальни и проговорил:
– Нет, не выходила… мы здесь уже почти час ждем…
Морда у него с одной стороны распухла, видно, рука у супружницы тяжелая оказалась. Впрочем, Михаилу к такому не привыкать. И чего он с этой стервой валандается? Все знают, что она изменяет ему направо и налево, сейчас с мужиком спит, который на бензоколонке магазин держит… Любит ее Мишка, что ли?..
Эльвира злобно взглянула на мужа, но ничего не сказала. Видно, поняла все же, что сейчас не время.
– Ну, раз уж столько ждали, подождем еще немного… – И Григорий сел на свободный стул.
Так они просидели еще минут двадцать, когда Вера Ивановна взглянула на дочь и проговорила простуженным голосом:
– Когда мы наконец будем обедать? Ты приготовила борщ? Я тебе велела борщ!
– Мама, подожди, мы не дома… – вполголоса сказала Василиса, покосившись на дверь.
– Почему я должна ждать? – недовольно отозвалась Вера Ивановна. – Мне, между прочим, в туалет нужно…
– В туалет? – забеспокоилась Василиса. – Сейчас я тебя отведу в туалет! Потерпи…
– Зачем меня отводить? Что ты из меня дуру делаешь! Я что, не знаю, где у нас в доме туалет?
– Но, мама, я же говорю, что мы не у себя дома!
– Ты вечно говоришь какую-то ерунду! Лучше скажи, когда мы будем обедать.
– В самом деле, сколько можно ждать? – подал голос до сих пор молчавший Роман Андреевич. – Это уже похоже на издевательство! Сидим тут, как будто у нас своих дел никаких нету! Григорий, сделайте же что-нибудь!
– Я? – Григорий смешался. – Но почему я?
– А кто же еще? – язвительно проговорила Эльвира. – Ведь это ты… вы все время даете понять, что вы – ближайший родственник и главный наследник! Вот и действуйте наконец!
– Мне нужно в туалет! – пробасила Вера Ивановна. – Я не намерена больше ждать!
Она поднялась и решительно направилась к двери, за которой была спальня Анны Ильиничны.
– Мама, куда ты! – Василиса вскочила и бросилась за матерью, но упустила момент.
– Я знаю, куда! Я, слава богу, еще не в маразме! – провозгласила та и открыла дверь.
Сделав шаг вперед, она, однако, остановилась и проговорила, ни к кому не обращаясь:
– Безобразие! В доме бардак! Какие-то старые женщины на полу валяются!
– Мама, что ты говоришь… – пролепетала Василиса, догоняя мать… и вдруг завизжала дурным голосом.
– Что такое? – Григорий вскочил, чувствуя неладное, и бросился к двери.
Вера Ивановна с дочерью перегородили дверной проем, и из-за них ничего не было видно. Григорий вытянул шею, пытаясь заглянуть в спальню, потом, оставив правила хорошего тона, растолкал женщин, пролез между ними и шагнул вперед…
И застыл на месте.
Анна Ильинична лежала на полу перед дверью, широко раскинув руки. Подол халата некрасиво задрался. Она не подавала никаких признаков жизни, хотя глаза ее были широко открыты, а выражение лица… это было самое удивительное и страшное.
На лице Анны Ильиничны застыло насмешливое и ехидное выражение, как будто перед самой смертью старая дама над кем-то смеялась.
Григорий бросился к тетке, опустился перед ней на колени, попытался сделать ей искусственное дыхание, но никак не мог вспомнить, как это делается.
Наконец за спиной у него раздался скрипучий, высокомерный голос Романа Андреевича:
– Оставьте, молодой человек! Вы разве не видите – ваша тетушка мертва!
И только тогда Григорий признал непреложную очевидность этого факта.
Тут же в голове у него промелькнуло несколько неуместных, несвоевременных мыслей.
Во-первых – что тетка умудрилась-таки всех разыграть.
Во-вторых – что это, может быть, и к лучшему – ему не придется долгие годы ждать, когда она умрет и он станет наконец богатым человеком.
И в-третьих – что теперь ему придется заниматься ее похоронами, а это наверняка очень хлопотное дело.
Роман Андреевич тоже наклонился над мертвой женщиной, но не для того, чтобы попытаться вернуть ее к жизни, а для того, чтобы поправить неприлично задравшийся подол ее халата.
Смерть должна быть благопристойной.
Склонившись над Анной, Роман Андреевич вблизи увидел ее лицо, ее усмехающееся лицо… и ему показалось, что она насмехается над ним. Именно над ним.
Да нет, не может быть…
Или может?
Она всегда любила грубые шутки и розыгрыши! И она что-то знала о том, что случилось между ним и Николаем…
Что, если и на этот раз…
– Что это? – В спальню вбежала Эльвира. – Что с ней? Она действительно умерла или опять придуривается?
– Вирочка, не расстраивайся, тебе будет плохо… – заговорил от двери Михаил.
– Отстань! – Эльвира жадным взглядом обшаривала комнату и уже нацелилась на кольца Анны Ильиничны, которые валялись на прикроватном столике.
Григорий перехватил ее взгляд и одним прыжком перекрыл ей обзор, откуда только прыть взялась.
– Эй, вы! – крикнул он сестрам, которые с жадным любопытством заглядывали в дверь спальни. – Вызовите горничную! А лучше хозяйку, Елену Васильевну!
– Чего? – тупо ответила рыжая, вид у нее сегодня был здорово помятый, под глазами проступили синяки, и кожа на лице землисто-серая. Видно, хорошо погуляла накануне.
Сестра ее, однако, соображала быстрее, она метнулась к двери и заорала в коридоре:
– Сюда скорее! Несчастье у нас!
Тут же вбежала перепуганная горничная и охнула, остановившись на пороге.
– Хозяйку зови! – приказал Григорий. – Быстрее! Что ты стоишь? Шевелись!
– А вы все… – он сурово глянул на Эльвиру, – покиньте спальню. Там подождите!