– Разве Катя вам не рассказала?

– Сказала, что ничего существенного.

Он улыбнулся:

– Вот именно: ничего существенного. Не забивайте голову ерундой, лучше отдыхайте и набирайтесь сил, чтобы к ужину быть в хорошей форме. И еще: обещайте, что первый танец будет за мной.

– Само собой, – улыбнулась я, – и скажи всем, чтобы до обеда меня не беспокоили, хочу отоспаться.

Он передал мне привет от Тамары, еще раз чмокнул и вышел, а я почему-то опять вспомнила его быстрый, но далеко не равнодушный взгляд, брошенный на Катю. Неужели его всерьез зацепило? Тут и она появилась с огромным подносом. Завтрак был традиционным – овсянка, омлет и оладушки с вареньем. Не признаю я этих новшеств: тосты, мюсли и раздельное питание. Чушь всё это. Катя пододвинула стол к кровати, и мы приступили к трапезе. Чувствуя на себе ее вопросительный взгляд, я продолжила прерванный разговор. Первым делом рассказала о завещании и материальном положении моих родственников, а уж потом объяснила, почему не хочу обращаться в милицию. Мне почти семьдесят два года, и перепады самочувствия вполне могут объяснить возрастными явлениями, так что вряд ли всерьез отнесутся к моему заявлению. А если все-таки поверят, то начнется вообще неизвестно что – допросы, вынюхивания, и это непременно просочится в прессу. Благодаря своему состоянию я довольно известная личность, так что журналисты желтых изданий вмиг ухватятся за такую сенсацию: старая миллионерша подозревает своих родственников в отравлении! Вряд ли что-нибудь докажут, но каково придется этим самым родственникам? Не все же они к этому причастны, а достанется всем, и все меня возненавидят. Да и мне, если даже до ста лет доживу, от такого позора будет не отмыться. Зачем такая жизнь? И кровь на анализ не сдаю по этим же причинам. Что искать? Как объяснить свое желание проверить кровь на наличие яда? К тому же, сейчас не времена Агаты Кристи, когда травили мышьяком, который можно обнаружить и через сто лет после смерти. Теперь существуют препараты, которые распадаются в организме за считанные минуты – и никаких следов!

Катя подавленно молчала. Мне тоже было невесело, но теперь я не одинока в своей беде, что помогало мне не опускать руки.

– Так что же нам делать? – наконец спросила Катя.

Это «нам» мне очень понравилось. Нужно вычислить преступника, сказала я, а еще лучше – схватить его за руку. Вот уж тогда я поговорю с ним по душам. Пожалуй, придется поставить под строгий контроль каждую каплю, которую я принимаю внутрь. Сделать это не просто, когда в доме полно гостей и куча прислуги. Я поделилась своими соображениями с Катей, а она меня огорошила:

– Этого недостаточно. Вдруг он решит действовать по-другому?

– Как?!

– Какой-нибудь несчастный случай, например.

После этих слов мы обе притихли. Само собой, нужно установить контроль за питьем и питанием, но теперь придется опасаться еще и всяких неожиданностей. Когда появилась Тася, Катя поднялась, и я сказала, что позвоню ей, когда освобожусь, и мы почитаем. Разумеется, нам было не до чтения, но Тасе знать об этом необязательно. Пока я беседовала с помощницей, горничная приступила к уборке комнаты. Исподволь бросая на нее взгляд, я пыталась определить, насколько интересной информацией она разжилась, но она выглядела невозмутимо – поднаторела в шпионских делах.

– Садись, потом уберешь, – сказала я, когда дверь за Катей закрылась.

Тася с довольным видом разместилась на стуле и приступила к докладу. Когда гости стали собираться к завтраку, она протирала буфет. Никто на нее внимания не обращал, но и ничего интересного не говорили. Потом появились Виктор с Тамарой, и Тамара бросила на нее недовольный взгляд. Оно и понятно, у нас не принято во время трапезы тряпками махать. Тася сделала вид, что торопится побыстрее закончить уборку, когда Виктор объявил, что я сегодня плохо спала и спущусь только к ужину, потом добавил, чтобы до обеда меня не беспокоили. Тут Вера возмутилась:

– Опять из себя королеву строит! Еще бы табличку на двери повесила с приемными часами. Никакого уважения к людям!

Все дружно стали ее одергивать, но она не унималась:

– Вчера ушла с пикника, ни с кем не попрощавшись, сегодня на завтрак не явилась. Может, намекает, чтобы мы уехали?

– Не говорите ерунду, – вступил в разговор Виктор. – Она вас пригласила, вы приехали и не надо ничего выдумывать. Нужно иметь уважение к людям, как вы верно только что заметили, тем более к хозяйке.

Веру понесло:

– А тебе не надоело у нее в холуях ходить? Думаешь, она тебе свое наследство оставит? Как бы не так! Она эту смазливую девчонку ни на шаг от себя не отпускает!

Тут Тамара рявкнула на Тасю:

– Выйди, потом уборку закончишь!

Тамаре прекрасно известно, что Тася обо всем мне докладывает, так что горничной пришлось уйти, но кое-что еще она успела услышать:

– Попомните мои слова! – уже почти кричала Вера. – Она все оставит этой девчонке! Посмотрите, как она ее разодела! Моя дочь так не одевается. Тут с утра до ночи…, но ничего не можешь себе позволить…

Лаура одернула мать:

– Побойся бога, мама! Ты сроду не работала и вообще уймись, ты уже достаточно наговорила.

Виктор не произнес ни слова, во всяком случае, до тех пор, пока Тася находилась в комнате. Позднее она принесла им кофе, но за столом царило гробовое молчание, даже мальчишки не баловались.

Тася продолжила уборку моей комнаты, а я задумалась. Вот значит как! Я еще жива, а они уже делят мое наследство. Впрочем, я давно об этом подозревала, но столь явно еще никто не высказывался. Но наверняка все об этом думают. У Веры, что на уме, то и на языке, а вот об остальных этого не скажешь. Так кому же не терпится сильнее всех? Нужно будет всё обсудить с Катей, подумала я и будто споткнулась. Нет, ни в коем случае! Она не должна даже подозревать, что может стать моей наследницей, да я пока такого и не планирую. Конечно, она не поддалась на мелкий подкуп в виде груды тряпья. Но если искушение будет велико, очень велико? Я знаю ее всего третью неделю, как я могу быть в чем-то уверена? Чужая душа – потемки. Сейчас я ей доверяю и могу на нее положиться, так что этим нужно дорожить. Нет, ничего не скажу ей об этом разговоре, тем более что в нашем расследовании он ничего не меняет. В своих рассуждениях я как раз исходила из того, что все не прочь побыстрее получить доступ к наследству.

Когда Тася удалилась, я собиралась позвать Катю, чтобы продолжить прерванный разговор, но в этот момент позвонила Алла. Она поздравила меня с праздником, и сказала, что вчера прочитала Катины рассказы, все пять, и не могла оторваться. Хотела сразу ей позвонить, но потом решила сначала связаться со мной.

– Она очень талантливая девочка! – восхищенно воскликнула Алла. Такие слова из ее уст дорогого стоят. – Конечно, много всяких огрехов, есть и стилистические ошибки. Но замысел и его подача – выше всяких похвал: четко, емко, ярко и самобытно!

Я слушала Аллу, ощущая гордость, как за Виктора, когда он добивался каких-то успехов. К Маргошке я испытывала другие чувства: любила, восхищалась, умилялась, сердилась, но гордиться ее достижениями практически не доводилось. Алла тем временем продолжала:

– Для нашего издательства эти рассказы не подходят по формату, но у меня есть знакомые в толстых журналах, могу им порекомендовать.

Я хотела было с ней согласиться, но потом решила взять паузу и попросила ничего не предпринимать, пока я с ней сама не свяжусь.

– А если Катя мне позвонит?

– Скажи, что еще не прочитала, – сухо сказала я.

Как некстати этот звонок. Конечно, приятно, что Катя ко всему прочему еще и талантлива, но мне сейчас нужно, чтобы она была рядом и думала о том, как найти преступника. Недавно она пожаловалась, что с тех пор, как приехала в усадьбу, ни одной строчки не написала, хотя даже в Прасковьином доме иногда это удавалось. Если же сейчас передать ей слова Аллы, они наверняка вызовут в ней всплеск творческих сил, и ей станет не до меня – замыслы, вдохновение… К сожалению, мне это состояние неведомо, хотя в молодости пыталась писать. Я хорошо чувствую литературу, знаю всякие тонкости писательского ремесла, но мои произведения получались какими-то деревянными, не живыми. Впрочем, если честно, хоть я и пыталась писать, большой тяги к этому занятию не испытывала. А как сказал Чехов: «Если можете не писать, не пишите». Вот я и не пишу. Именно Чехов был моим кумиром и примером для подражания, и именно в жанре короткого рассказа я пробовала свои силы. Многие думают, что этот жанр самый легкий, я же считаю его самым сложным. Нужно всего на нескольких страницах рассказать историю и раскрыть характеры, даже не все достойные писатели хорошо справляются с этим.