– Тебя-то это как касается? Не из твоего кармана, не переживай, – Маркус попытался обойти старшего брата, но тот остановил его плечом. Маркус издевательски приподнял левую бровь.

– Не надо на меня так смотреть, – Джозеф поморщился. – Ты же знаешь, что мы…

– Волнуетесь? Нет, вы беситесь от того, что я никак не стану еще одним любимым тетушкиным питомцем, – Маркус скривился и, оттолкнув брата, вошел в дом. – Мне плевать на мнение дражайшей тетушки, запомни это раз и навсегда. Можешь идти и дальше ныть, выслушивая восторженное поддакивание сестренки, раз тебе так нравится.

Маркус сердито тряхнул головой и, перепрыгивая через ступеньку, поднялся к себе.

Джозеф с досадой стукнул кулаком по стене, тихо ругнулся на брата – так, чтобы никто и не услышал, но из столовой тут же выглянула Анналинн, привлеченная звуком мужских голосов:

– Не слушай его, – тихо посоветовала она. – Ты всегда можешь рассчитывать на меня, ты знаешь это.

Аккуратно прикрыв дверь, чтобы не дай бог не выдать остальным домочадцам свое возвращение, которое и без того прошло куда заметнее, чем Маркус рассчитывал, он опустился на кровать. Дальше терпеть уже невозможно, с каждым днем напряжение и раздражение все нарастали. Не только у Маркуса, но и у Джоззи с Анни. По-своему Маркус любил брата и сестру, но общие проблемы вопреки расхожему мнению не сближали, а все сильнее ссорили.

Парень встал, подошел к окну. Тетушка Розетта была серьезной проблемой для них. Проблемой, требующей срочного решения. Но как?

Ночное небо чернело за мутноватым стеклом. Непоколебимо спокойное, оно разлилось теплым океаном снов над целым полушарием Земли, огромной для ее обитателей и крошечной по сравнению с целой вселенной. От неба веяло, как казалось Маркусу, легким презрением: что для огромного мира проблемы отдельного человечка в заурядном английском захолустье?

Да сущий пустяк.

"Докатился, – Маркус кисло улыбнулся, чувствуя себя отчаянно глупо даже в собственных глазах. – Сейчас бы спрашивать советов у отдельно взятого куска природы".

Утро началось наперекосяк. Разбудила всех очередная истерика тетушки, которой приснился кошмар, затем Анни случайно задела вазу на кухне, и Маркусу с Джозефом пришлось собирать осколки: сестра порезала руку первым же осколком, и Маркус только недовольно от нее отмахнулся. Затем и Джозеф порезался, почему-то обвинил в этом брата, но, к счастью, едва начавшуюся ссору остановил доктор Ричардс.

– Не ведите себя как маленькие, – зло бросил доктор, наблюдая и услужливо подсказывая, где остались пропущенные осколки. – Тут и одной истерички хватает.

Молодые люди пристыженно опустили глаза и в гробовой тишине убрали оставшиеся осколки. Тишина, правда, у каждого была своя: холодно-бесстрастная и горячо-раздраженная.

Лишь только когда Маркус встал, тишина прервалась.

– Проклятье, – зашипел он, скривившись на собственную ладонь.

– Что такое? – Джозеф, несмотря на обиду, тут же отозвался.

– Порезался, – коротко ответил Маркус, кинул осколки в мусорную корзину и потянулся к шкафчику с аптечкой. – Иди, начинайте без меня.

– Сильно? – тут же сунулся посмотреть брат.

– Что, Джоззи, материнский инстинкт проснулся? – издевательски спросил Маркус. Джозеф его ответом не удостоил и, бросив острые стекляшки в корзину, быстрым шагом вышел из кухни.

Маркус наконец остался один.

Парень включил воду, подставил ладонь под струю и крепко задумался. Проблема. Тетушка за ночь не испарилась, не провалилась сквозь землю и даже не умерла от сердечного приступа.

Кровь розовыми струйками стекала по пальцам, и не думая останавливаться. Неужели единственный выход – запачкать свои руки, чтобы избавить себя, брата и сестру от этой обузы? Кровь плохо смывается, она оставляет за собой едва заметные разводы, но эти разводы никогда не сотрутся из памяти. Они будут жить вместе с тобой, будут давать пищу грызущей душу совести. Маркус не был трусом. Но и идиотом себя не считал. Только идиот может наивно полагать, что имеет право распоряжаться чьей-либо жизнью.

"Значит, мир населен преимущественно идиотами? – иронично подумал Маркус, взяв в руку бинт.– Что ж, доля правды в этом определенно есть".

Медленно, но аккуратно перевязав порез, он остановился у двери в столовую. Всю ночь он раз за разом прокручивал способы "избавления" от Розетты, представлял все в деталях, воспринимая вопрос скорее как интригующую задачку, головоломку, которую можно решить множеством способов, а теперь… боялся войти в комнату и заглянуть своей надуманной жертве в глаза.

Не идиот. Но определенно трус.

– Доброе утро, тетушка, – холодно поздоровался Маркус, не желая играть на публику, которую не обманешь неестественной улыбкой, но и не испытывая никакого желания продолжать утро скандалом. Он сел за стол.

Розетта поморщилась: как же придворные смеют не выражать радость при виде ее, несчастной страдалицы.

– Ты не очень-то рад нас всех видеть, я смотрю, – дрожащим голосом осведомилась женщина. Похоже, его нежелание тратить время на скандал тетушка собиралась вопиюще проигнорировать.

– Нет. С чего бы радоваться? Все живы, здоровы… – Маркус смерил тетушку презрительным взглядом.

– Вот значит, как? – женщина поджала губы, в голосе засквозила нервная дрожь. – После всего, что я для вас всех сделала? После того, как растила, словно родных детей?..

Маркус на секунду прикрыл глаза, стараясь успокоиться, но не выдержал: стиснув зубы, совершил грубейшую ошибку – вступил в перепалку:

– После чего? Что ты для нас сделала? – блондин усмехнулся. – Скажи уж честно: ничего.

– Марк! – ахнула Анналинн. Хрупкие плечики девушки дрогнули, вилка выпала из пальцев, звонко ударилась о край тарелки и оставила жирное пятно на молочной скатерти. Тетушка Розетта больше не проронила ни слова, только посмотрела. Холодно, презрительно. Мол, куда ты денешься отсюда, прибежишь как миленький. Впрочем, взгляд этот длился недолго, тут же сменившись испуганно-оскорбленным выражением. Джозеф внимательно посмотрел на брата, взглядом пытаясь показать: "Да, ты бесконечно прав, черт возьми, но… какой от этого толк?"

Маркус вскинул левую бровь:

– Что ж, раз вам очень нравится так жить, то я вас ненадолго покину, дорогие мои родственнички, – Марк поднялся, так и не притронувшись к завтраку. – Думаю, будет лучше, если ближайшие пару часов я не буду портить вашу трогательную семейную атмосферу.

Останавливать его никто не стал.

Дом отца Блэра – небольшое двухэтажное строение неподалеку от церкви – уже опустел: ушел и сам отец, и секретарь приходского совета миссис Мартинс – милая старушка или хитрая старушенция: зависит от того, ходите ли вы на проповеди и жертвуете ли деньги на приют в соседней деревушке. Сад у порога, донельзя аккуратный, также был детищем вышеупомянутой миссис Мартинс. Маркус по понятным причинам не состоял в числе любимчиков миссис Мартинс, да и излишнюю аккуратность – везде, кроме любимых склянок и настоек, – но, несмотря на излишнюю правильность, сад его скорее привлекал, чем отталкивал.

С ботанической точки зрения в том числе, хотя боже его упаси, чтобы сорвать отсюда хоть листик без милостивого позволения миссис Мартинс!

Жилище отца Блэра с недавних пор, а именно – с сегодняшнего утра – обладало той же способностью, что и сад, правда распространялась она только на одного молодого человека. Самый младший мистер Бент долго размышлял, куда ему исчезнуть на ближайшие несколько часов, и не придумал ничего лучше, как навестить свою новую знакомую.

В качестве причины для такого выбора Маркус признал банальный голод. Конечно, он мог зайти в паб или к паре знакомых, но для первого требовались деньги, которые покинули карманы Маркуса прошлой ночью и новых он еще не заработал, а у вторых с большой долей вероятности пришлось бы выпить, а до такого, чтобы пить с утра, Маркус, к счастью, еще не докатился. Ясное сознание как минимум перед работой он ценил не меньше свободы.