Ничего хорошего!

Обледенелые стены, пронзающий холод, раздутый труп во льду, багровый свет… странный рычаг.

Это неприемлемо! Да, нас всех отбирают по какому-то общему признаку. Но при этом психика у каждого своя, и я уверен, что многие или полностью съезжают с катушек, или чуток трогаются умом.

Как на это можно повлиять?

Да просто – перед отбытием каждый узник оставит на столе банку с короткой запиской и тем самым спасительным буклетом, где на первой же странице будет четко сказано главное – ты попал! Тебе здесь чалиться сорок лет. Нет, это не шутка! Со второй же страницы четкие практические указания по налаживанию быта, описание ценности предметов, рассказ о скорых «причаливаниях». Заодно важная теория – ты летишь, третий рычаг – это спусковой крючок и так далее.

Подобные известия не обрадуют, но помогут разобраться хоть в чем-то, и что самое главное – они мобилизуют тебя. Ты начнешь действовать. Ты будешь знать о рычагах, найдешь туалет, поймешь, для чего болтается на цепи тяжелый тесак. Из буклета они поймут, как важно заботиться о здоровье, регулярно заниматься спортом, поддерживать все в чистоте, не спиваться, копить золото, не отдавать за бесценок важные вещи…

Мы, те, кто уже освободился или спасся чуть раньше, должны позаботиться о тех, кто сейчас там наверху. Это наша прямая человеческая обязанность. Мы должны предоставить сидельцам четкую инструкцию по выживанию!

Я не стал говорить, что этим должен заниматься Замок.

Нет.

Мой взгляд скользил по всем сразу, и упор я делал на составление буклета. Закончил я тему тем, что попросил всех без исключения жителей Бункера щедро поделиться своими знаниями о любой сфере жизни во время невыносимо долгого пребывания в тюремном кресте. Сгодится любая мелочь! Пусть каждый день в Холле и в Центре проводятся собрания, на которых каждый получит минимум три минуты на то, чтобы поделиться своими знаниями. Если знания ценные – пусть говорит дольше. Все сказанное надо записать. Когда мы скопим достаточно информации – мы придирчиво изучим ее. Выберем для начала самое главное, перепишем набело, заменяя сложные слова простыми. Передать бы еще наверх иллюстрации, но пока это невозможно – однако качественную схему тюремного креста передать надо! Ее вполне реально начертить самому, следуя указаниям с земли.

Как только передадим самое главное – начнем передавать второстепенное, а затем и третьестепенное. И если у нас получится пусть только наполовину, сидельцы уже станут обладателями даже не буклета, а настоящей книги по выживанию в этих неприветливых условиях.

Люди! Вот наша главная обязанность на следующие недели, а может, и месяцы.

И тут главное не зацикливаться лишь на выживании физическом – психическое выживание не менее важно. Молитвы, назидательные истории без слащавости, коллективное дружеское письмо с заверением, что каждого узника ждут здесь с распростертыми объятиями. Мы должны с помощью начертанных слов вселить бодрость духа в каждого сидельца. Мы должны заставить их быть деятельными и целеустремленными. При этом ничего нельзя скрывать – мы передадим им абсолютно все, включая страшные известия о том, что в любой момент их тюремный крест может быть сбит. Они вправе знать.

Мы сами уже спаслись. Давайте же поможем спастись и другим тоже!

Как передать собранные сведения наверх? На это есть Замок. Если они не смогут помочь – я намеренно использовал словосочетание «не смогут», а не «не захотят» – то я сам отыщу такую возможность. К примеру, постараюсь освоить световую морзянку. А может, откопаю в снегах действующий радиопередатчик.

Передача данных – на мне.

А на вас, люди добрые, я возлагаю нечто куда тяжелее – сбор и отбор самой нужной информации для всех наших собратьев.

Выговорившись, я позволил себе еще одну сигарету, выкурив ее нарочито неспешно. Убедившись, что мои слова проняли многих, я встал и принялся выкладывать рядом с Миленой все притащенное оборудование. Закончив, попросил стариков помочь с доставкой всего этого в Замок. И, прихватив стакан чая, пересел за соседний стол – не забыв извиниться перед собеседниками.

Едва я уселся, ко мне присоединились луковианцы. Потребовалось несколько минут, чтобы я сумел переключиться с одной темы на другую. Со второй попытки у меня получилось, и я опять заговорил – деловито и сухо, как и подобает надежному перевозчику.

На сборы полтора часа. Затем выступаем. Ничего не забываем, со всеми просьба попрощаться по-людски, можно оставить небольшие чисто формальные подарки – мол, мы вас не забудем, и вы нас не забывайте, люди добрые. Потратив еще чуток времени на обговаривание технических деталей вроде суммы за мои услуги, я проводил луковианцев и вернулся к первому столу, где меня дожидались управленцы Холла. Оповестив о своем грядущем маршруте, я попросил их написать приветственное письмо другим поселенцам – в том числе нашим землякам. Я и сам им передам, что в любой момент они могут перебраться в наш Бункер, но они должны знать о здешнем укладе жизни – Холл, Центр, Замок, кастовость, но при этом достаточно сытный и спокойный образ жизни у каждого. Заодно я сообщил, что скоро луковианцы притащат пару книг, несколько сломанных часов, а заодно пару патронов – это, не считая двадцати разнокалиберных золотых монет. Всю эту сумму надо будет обменять в Замке на что-нибудь реально полезное для Холла. И упор надо делать на щиты и оружие – не стоит забывать, что именно Холл находится у самого выхода. Пусть дверь крепка, а запоры надежны… лучше все же иметь под рукой достаточно оружия для отражения возможной атаки.

Когда окончательно вымотавший меня разговор закончился, я поднялся в хижину, где разделся, повесил все на просушку, а затем мгновенно отключился на лежанке, зная, что самостоятельно и без будильника проснусь ровно через час…

Начавшаяся метель была ленива. Она старательно подвывала, швыряла комья снега в стекла неосвещенного кокпита, порой накрывала нас снежным облаком, но все это делалось с этакой ленцой. Как говаривала мудрая бабушка, что повидала на своем веку «прохиндеев всяких», метель не работала, а лишь создавала видимость таковой.

Последний час я молчал, вежливо, но твердо попросив пассажиров не спрашивать меня ни о чем. Разговаривать им между собой я запрещать не стал – чужой разговор вместе со стонущими звуками метели создавали неплохой фон. Мне надо было подумать. Этим я и занялся, потратив на медленное мысленное раскусывание уже известных мне фактов больше часа. И ведь спроси меня сейчас кто – о чем думал, Охотник? Я ведь ответить и не смогу. Думал сразу обо всем и одновременно ни о чем.

У меня такое часто бывало. А порой в моменты, когда срочно требовалось продумать какую-то спешную, но рабочую стратегию, вместо этого я погружался в грезы, смешанные с воспоминаниями – как хорошими, так и плохими. И я не противился этому – знал, что так и надо. Либо в процессе ленивых мысленных заплывов в никуда решение всплывет само собой, либо же уже позднее, например, во время приготовления кофе, я вдруг обнаружу идеальный вариант выхода из ситуации. Я могу вспоминать детские солнечные деньки, когда я с редкими друзьями прыгал с крыши сарая в душистое сено, но при этом заодно придумать, как поступить с просадками логистики в одном из дальних регионов необъятной родины, где буксуют и опаздывают грузовики с моим грузом.

Спустя час я остановился. Остановился сам, остановил и гусеничного тяжеловеса, что шел с потушенными огнями по крутой дуге вот уже шестой час подряд. Я устал. Тело требовало хотя бы небольшой разминки. Когда машина замерла между двумя снежными холмами, что прикрыли нас от возможных чужих взглядов, я дернул еще раз торчащий из-под панели рычаг, выбрался из кресла и успокоительно улыбнулся старикам:

– Пару часов сушим весла.

– Сушим весла? – с недоумением пробормотал Зурло Канич.

Его вечный компаньон понял первым:

– Перерыв на отдых?