– А куда же еще! После войны сотрудники СС все как один перебрались в Америку, без работы никто не остался. Сейчас СССР для американцев враг номер один. А золота я уже «намылся» досыта, – проведя пальцем по шеи, – «удовольствия» на всю жизнь хватит. Да, покидал я землю русскую! – Курт вздохнул и за раз выпил стакан чая. – Начальник, я еще чифирчику плесну, пока он горячий.

– Наливай. Все думаю, что мне делать в Америке, может, открыть какую-нибудь маломальскую лавку, торговлей заняться. Как смотришь?

– С нашим золотом можно всю жизнь не работать, в банк его положить и под пальмами коньяк пить. Но я бы на твоем месте поостерегся блатных, у них моральные качества полностью отсутствуют: зэк он и есть зэк. – Курт еще раз попытался узнать планы начальника в отношении зэков.

– Так у меня пистолет имеется, ладно посмотрим по обстановке… Иди, готовься, завтра я тебя вызову.

– Ауфидерзейн (до свидания), Сильвестр Карпович.

– Ауфидерзейн, – ответил начальник, а сам подумал, а Курт прав, блатным доверять нельзя. По крайне мере до прибытия парохода зэки не смогут ничего с ними сделать. Капитан судна не их человек, но на корабле ситуация может поменяться.

На следующее утро Сильвестр Карпович направился к причалу проверить спрятанное им в катере золото. Причал находился рядом с пилорамой, разделяющей ее стеной из колючей проволоки. Проходя мимо вышки с часовым, запнулся о лежащую на земле доску.

– Мать вашу, опять туман, – выругался он, посмотрев на сапог.

Часовой, заметив начальника, крикнул:

– Товарищ полковник здравия желаю?

– Здравия желаю, здравия желаю. Бардак у тебя, никакого порядка нет, набросали досок, чуть сапог не порвал. А зэки где, почему не работают?

– Они в лесопильне. Ждут, когда туман рассеется.

– Рассеется. Так весь день могут прождать. Старшой там?

– Недавно как к ним зашел, пробовали пилить, но прекратили.

Сильвестр Карпович, войдя во внутрь лесопильни, увидел сидящих на корточках в кучке зэков. Пригнувшись, осторожно подошел к ним и громко крикнул, застав их врасплох:

– Встать, ядрена вошь! Может, вам спирта принести! А что?! Гулять, так гулять! Что сидим, кого ждем?!

Зэки, испугавшись голоса начальника лагеря, как ошпаренные, вскочили, прекратив смеяться. Один из зэков не встал.

– Хозяин, амнистию ждем, кого же нам еще ждать. Предлагаешь работать? Туман, ни хрена не видно, затянет в пилораму, пиши за упокой, – ответил спокойным голосом этот зэк по кличке «Веревка». Конечно, как и положено человеку, он имел фамилию, имя и отчество – Веревкин Павел Ильич. Являлся смотрящим за зоной, в воровском мире таких людей называют «вором в законе». Человек с виду хлипкий, с худощавым телом, на лице шрам во всю щеку, лысая голова, руки в татуированных перстнях. Главное, у него с лица не сходила улыбка, но за ней скрывалась внутренняя неведомая сила. В разговоре между ним и зэками в его голосе чувствовалась власть. Зэки ему дали звучную кличку не зря. Разговаривая, он все время улыбался, тем самым как бы веревкой опутывал сознание собеседника, и он, как мышь, становился жертвой «удава». Сильвестр Карпович и то его побаивался, понимая, без Веревки норму заготовки древесины и золота ему не выполнить. Одними приказами сделать этого невозможно, как и удержать в зоне порядок – сила была не на его стороне, хотя со стороны выглядело все наоборот.

– Значит, амнистию ждете! Глупые вы людишки! Так ее не будет, вы еще не весь лес в тайге попилили, на ваш век хватит, – чуть помолчав уже мягким голосом, предложил: – Ладно, нате покурите, – и достал из кармана пачку папирос. Зэки дружно разобрали папиросы по себе, оставив ему одну.

– Последнюю вор не берет, – ответил Веревка, высказав зэковскую присказку не взяв оставшуюся в пачке папиросу. – Начальник, ты бы нам норму поубавил бы, – а сам отвел в сторону глаза, намекая, нужен тет-а-тет разговор. Ведь самому на прием к начальнику не попросишься, все-таки он вор в законе, зэки заподозрят в стукачестве. В зоне немало блатных, могут высказать претензии, право они такое имеют, за плечами годы заключения. А воровские законы не обсуждаются, они записаны кровью.

– Предлагаешь поубавить норму? А зону превратить в пионерский лагерь? Я что сам возьму в руки пилу? Ну-ка выйдем, поговорим по душам, – начальник специально проговорил грозным голосом, поняв намек Веревки.

– Говори при всех, тут все свои. – Веревка подыграл хозяину.

Начальник, погрозив ему кулаком:

– А ты не боишься нарваться на мой кулак?

Веревка приподнялся, снял с себя пиджак и бросил его на землю, показывая своим видом, что он готов на все:

– Гражданин начальник, если пошел такой дешевый базар, за мной не заржавеет. – Веревка дерзко ответил хозяину, ведь на него смотрят зэки, должен держать свой воровской авторитет.

Сильвестр Карпович, слушая Веревку, подумал: идти в побег с зэками – это же самоубийство. В любой момент воткнут нож под ребро, за ними не заржавеет. Веревка слова на ветер не бросает с ним нужно говорить открыто.

И вышли на причал. Отошли подальше от пилорамы, начальник первым начал разговор, понимая, время для беседы ограничено, нужно готовиться к побегу:

– Уйдем сегодня, ближе к вечеру. У тебя все готово?

– Если говоришь про общак, – не называя хозяина на вы, – так он тут рядом припрятан. Мы с корешем ко всему готовы, жизнь научила, а ты с Гитлером переговорил? Он готов?

– Немец с утра подгребет к причалу. Лодка у меня на мази, хоть сейчас в рай плыви! Для отвода глаз покопается в моторе. Часового я отвлеку, попрошу помочь принести канистры, они у меня на складе. Пока ходим за ними, в это время Курт спрячется под полог. А вечером подплыву за вами, как и договаривались, будьте на месте, да сильно перед глазами часового не мелькайте. Все нужно делать быстро. Понятно?

– Что тут непонятного, и козлу ясно. Я тут карты разбросил и подумал: не стоит нам с корешем бродяг впутывать в блудняк, зачем зэкам знать о нашем побеге. Я насчет пожара, пилораму сами подпалим.

– Как сами, что-то я тебя не пойму? Когда пилорама полыхнет, мне как начальнику лагеря надо быть в зоне?

– Простые свечи зажжем, а они горят часа три, не меньше. Отчаливая, зажжем несколько штук. Чтобы не было осечки, для них и ямы уже приготовлены с сухой травой. Фитиль сгорит, дойдет до травы, как порох вспыхнет, пламя быстро распространится по пилораме. В трех местах сделали закладки, территория большая. Пока вертухаи тушат пожар в одном месте, в другом загорит. Хозяин, все твои труды сгорят, не жаль трудов-то своих? А? - смотря на него хитрыми глазами.

– А что их жалеть-то?! Как подумаешь, столько лет в лагере горбачу – один мартышкин труд, да и только. Понимаю, прииск, там хоть золото, а какая польза от пилорамы? Никакой! Пилим и пилим, день и ночь пилим, все равно половина древесины на складе сгнивает, только лес зря губим.

Веревка, переминаясь с ноги на ногу, с ухмылкой смотрел на хозяина:

– Начальник, даже ты этот бардак понимаешь. И зачем советской власти столько леса, если нас, зэков, по всем зонам пруд пруди и все с пилами да с топорами. Сколько сосен сгубили, можно ими опутать весь земной шар частоколом, а ты требуешь с нас норму. И кому нужна эта норма? Этого любителя природы да к нам на лесосеку, посмотрел бы я на него!

– Сталин, слышал про такого, – это он главный строитель коммунизма. Меня больше всего беспокоит твой казначей – он надежный человек или так себе, не пришей кобыле хвост? – прищуриваясь. – Я что говорю, как выйдем за ворота, он нас всех на нож поставит. А золота у вас в общаке, я так полагаю, не два килограмма?

– Тебе, начальник, скажу, сейчас можно, да, золотишка не два килограмма. Да и у тебя у самого рыжья не меньше? Поди и поболе? А казначея нельзя не взять, общаком вдвоем распоряжаемся. Ты законы наши воровские знаешь, мутные выкрутасы у нас не канают.