Роберт требовал внимания и уважения, но он не пытался контролировать каждый момент ее жизни. Его не интересовало, как она проводила дни, какого цвета ее платья, носила она корону или нет. Пока она была доступна ему, душой и телом, его не волновали ее привычки.
Джейми это приносило огромное облегчение. Роберт не настаивал, чтобы она оставалась взаперти в какой-то башне – скорее он был приятно удивлен узнать, что она была хорошей всадницей и охотницей незаурядного таланта.
Он громко восхвалял ее, когда она поразила из лука зайца с другой стороны ручья, и его нисколько не раздражало, что ей нравилось охотиться, как и ему. В этом их отношения были дружескими, чего у Джейми никогда раньше не бывало с мужчинами. Он, конечно, не выбивался из сил, стараясь угодить ей, но и не спешил ее критиковать или затыкать.
Они могли поддерживать разговор и наслаждались совместными трапезами. Джейми предпочитала, чтобы так было, когда обнаружила, что в ее присутствии он пьет меньше, потому что ужины с ней завершались в его спальне, а ни один мужчина не захочет быть слишком пьян, чтобы пропустить это.
Позволить Роберту иметь ее – и иметь его – было приятно. Она не чувствовала того потока эмоций – счастья и горя – как обычно бывало с ее братом, и кроме него ей больше не с кем было сравнивать, но он определенно имел успех среди женщин не только за приятную внешность. Он не был самым внимательным любовником, но опять же, она сама не была такой. Они оба в постели были эгоистичны, и тем самым заставляли друг друга быть более щедрыми на ласки.
Через два месяца после свадьбы она заподозрила, что забеременела. Учитывая, как часто они с Робертом «исполняли свой долг», она не удивилась, что все случилось так скоро. Она была здоровой женщиной восемнадцати лет, а у него и раньше были дети – по крайней мере она слышала о девочке в Долине. Сам факт, что у него были бастарды, ее не беспокоил – ведь он не завел ни одного за время их брака.
Однажды она проснулась, обнаружив, что он проснулся раньше нее, что бывало редко, и он сидел, приподнявшись в постели, и разглядывал ее. Обычно ее муж был открытой книгой, но в этот раз выражение его лица нельзя было разобрать. Она улыбнулась и пожелала ему доброго утра, и он наклонился вперед и поцеловал ее, прежде чем взгромоздиться на нее, и она рассмеялась, ногами отбросив покрывало.
Она рассказала ему после встречи с мейстером. Джейми отказалась видеться с Пицелем, и пусть Роберт не мог изгнать его из Малого Совета без обращения к Цитадели, она как королева могла требовать кого угодно, чтобы следить за ее здоровьем. А потому ее осмотрел Орсин, лысеющий худой мужчина, урожденный Флауэрс. Когда он подтвердил ее подозрения, она с достоинством улыбнулась и отослала его, и только потом осознала, что случилось.
По всему, она должна была счастлива, что носит ребенка Роберта. Но она всегда… Ну, с тех пор, как она была маленькой, ребенка в своих руках она всегда представляла светловолосым и зеленоглазым, как она и Серион. Это приносило ей утешение, мысль, что однажды они с ее братом создадут что-то общее между ними, что-то их собственное. Конечно этого не будет, не могло быть, и она не желала иметь ребенка от Сериона больше, чем желала быть королевой.
Если ребенок будет мальчиком, он будет королем на Железном Троне. По крайней мере этим она должна гордиться. Она войдет в историю как мать короля. Джейми попыталась представить себе слова на пергаменте, и тут же прогнала эту мысль. Она хотела больше того, больше чем краткое упоминание о любящей жене и нежной матери. Она хотела перемен. Она хотела справедливости для жертв Эйриса, Рейгара и ее отца.
И у нее были идеи, как этого добиться.
Роберт вернулся с заседания малого совета недовольным. Джейми отчаянно хотела участвовать в совете, но решила не пытать удачи, пока не родит ему ребенка. Жене можно потакать. Мать полагается слушать. Ему будет намного тяжелее отказывать ей, когда у ее груди будет ребенок Баратеон, законный сын или законная дочь, с темными волосами и ярко-синими глазами.
– У меня есть новости, которые тебя развеселят, – сказала она ему за ужином, проворно нарезая запеченное мясо. Ее прическа была простой – распущенные волосы, так он предпочитал, несколько локонов свисали у ее лица. Ее бледно-голубое платье было низко вырезанным, но при этом элегантно задрапированным. Она будет скучать по таким платьям, когда станет матерью.
Она хорошо понимала, что женщина-мать, особенно если она королева, не может одеваться так… соблазнительно. Это было смехотворно – как будто мужчины теряют желание к своим женам, когда они рожают им сыновей или дочерей – но этого от нее ждали. От них обоих. И наследника.
Он посмотрел на нее поверх кубка с элем, нахмурив толстые брови.
Джейми протянула руку и взяла его ладонь в свою – ее рука утонула в его, когда она потянула ее к своему животу, потом чуть ниже. На секунду он растерялся, потом он вдруг резко поднял голову, глядя ей в глаза, и она видела, как понимание словно молния скользнуло по его лицу.
Нежности никогда не давались Роберту легко, но когда он поднял ее на руки, не обращая внимания на лязг падающей посуды и ее вскрик, Джейми почувствовала почти успокоение. Король был очарован своей женой, все придворные говорили об этом, менестрели пели об их любви, неужели так неправильно было в это поверить, пусть всего на несколько коротких секунд? В конце концов у них будет общий ребенок. Даже если бы они ненавидели друг друга, это могло бы их немного сблизить.
Серион с отцом прибыли ко двору, когда она уже была на пятом месяце, ее живот уже было видно под ярко-зеленым платьем. Лизы с ними не было – Джейми не знала, рассердиться этому или испытать облегчение. По крайней мере, решила она, ее невестка могла жить в покое следующие несколько месяцев.
Роберт был добр с ней во время беременности, хотя он немного отдалился. Казалось, он не знал, что делать с беременными женщинами – скорее всего, полагала Джейми, потому что большую часть жизни у него был только один брат, и он был всего на год младше него. И все же, ее тело нравилось ему в постели, возможно потому, что теперь ее грудь была больше, а волосы, как он утверждал, гуще и соблазнительнее.
А потому она позволила себе капризно вздернуть подбородок, когда муж гордо положил руку на ее тонкое плечо, и двое мужчин, которые управляли ею всю ее жизнь, поклонились ей, пусть и несколько скованно. Отец поздравил ее, она его поблагодарила, и они с Робертом ушли на собрание совета. Ей не нравилось, когда отец нашептывал что-то Роберту наедине, и кроме того, это оставило ее с братом, пусть даже у дверей стоял королевский гвардеец – он был далеко и мог не услышать.
Серион смотрел на нее, жадно, ревниво, открыто.
– Джоанне будет приятно иметь товарища для игр, – сладко пропела она, чтобы разозлить его еще больше.
– Десница уехал, – холодно прервал он ее.
– Да, – ответила она. – В Дорн, чтобы договориться о мире, дабы у нас не случилось еще одного восстания.
– Пусть восстают, – ухмыльнулся он. – И мы сотрем их в песок, из которого они выползли.
– Вижу, ты забыл девиз Мартеллов, – невесело пошутила она.
– Отец беспокоится, – сказал он. – Клиган пропал.
Джейми мягко улыбнулась ему со своего места.
– Наверное, ворон заблудился.
Взгляд Сериона в мгновение из раздраженного стал встревоженным.
– Что? – рявкнул он.
– Его величество не нуждается в согласии лорда, когда лишает головы его знаменосцев, - Джейми беспечно пожала плечами. – Но все же вежливо было бы потом об этом сообщить.
– Клиган и Лорх мертвы? – прошипел он, его взгляд был бешеным.
Она ответила ему снисходительной улыбкой.
- Да, братец. Я думала, что высказалась достаточно ясно.
– За какие преступления их казнили?
– Ну, за убийство и изнасилование, помимо прочего, – пропела она. – Недостатка в свидетелях на суде не было. Клиган хотел было потребовать испытания поединком, но к несчастью заболел в тюрьме. Боюсь, к концу он почти ничего не соображал от лихорадки.
