— Видишь, я же говорил. — Прескотт вскидывает руки и падает на сиденье. — Он гребаный псих.

Беверли обходит стол, останавливается у окна и смотрит на ухоженные лужайки.

— Мистер Ривард и мистер Рот, вам будет вынесен выговор за неприемлемые выражения и драку. — Она поворачивается, скрестив руки на груди, и спокойно смотрит на их возмущенные лица. — Подождите в холле, я поговорю с мистером Марсо.

Меня одолевает буря эмоций. Предчувствие, что возглавлять атаку — это серьёзное и поспешное решение. Если они лгут об этой девушке, я не обнаружу здесь истины, как и во всей школе. Мне нужно провести собственное расследование их внешкольной деятельности.

Когда за ними закрывается дверь, Беверли опускает руки и выпрямляется, становится более напряженной.

— Если вы еще хоть раз хоть пальцем тронете моего сына...

— Протеже, которого вы хотите, чтобы я отправил в Леопольд? — Я ткнул пальцем на дверь. — Этот маленький говнюк не протянет там и месяца.

Ее голова трясется от крика.

— Хватит!

Глубоко вдохнув, она касается воротника блузки и закрывает глаза.

Я останавливаюсь в нескольких шагах от неё. Возвышаясь над ней, жду, когда она посмотрит на меня.

Внутри меня все полыхает яростью, но я стараюсь сохранять самообладание. Мой голос мягкий, глаза холодные.

— Если он вытворит что-то неподобающее, я поступлю так, как посчитаю нужным. Если вам это не нравится, наша сделка отменяется.

— Я уволю тебя, — говорит она, когда я шагаю к двери.

— Нет, не уволишь. — Ей не стоит говорить о том, что я собираюсь уйти. — Я единственный его путь в Леопольд.

Глава 21

АЙВОРИ

Сегодня происходит что-то не то. Как только я вхожу в кабинет 1А, ощущаю странную атмосферу. Прескотт и Себастьян сидят на противоположных концах класса. Очень непривычно. И смотрят на меня подозрительными и обиженными взглядами. Мистер Марсо стоит за столом и также пристально смотрит на меня. Но есть что-то еще в выражении его лица.

Чего я не наблюдала все пять недель.

Он смотрит на меня так, будто хочет отшлепать. Это едва заметный мерцающий огонек в его глазах, как будто он зарождался какое-то время, рос и укреплялся в его взгляде с пушистыми ресницами, и теперь, возможно, он стал слишком заметным и несдержанным.

Возможно, мне это кажется, но ощущение тяжёлых и мрачных басов, бьющихся внутри, чувствуются по-настоящему.

Когда я сажусь на свое место, внимательно изучаю мистера Марсо. Он ведёт лекцию для класса в течение следующего часа. В те бесчисленные моменты, когда он встречается со мной взглядом, от него исходит резонанс, как будто он переживает то, чем ему не терпится со мной поделиться.

Мистер Марсо пристально смотрит на меня.

— Каждую минуту, когда вас нет в школе, вы должны практиковаться на своем инструменте.

Теперь, когда наступил октябрь, для нас организованы несколько мероприятий для подготовки, самым масштабным из которых является праздник камерной музыки. Пока мистер Марсо листает календарь выступлений, я вспоминаю, что он не выбрал солиста для фортепиано. Я знаю, что я лучшая, но мне неизвестно, согласен ли он с этим. Он всегда грубо и унизительно оценивает мои способности, заставляя стараться сильнее, быть лучше, чтобы угодить ему.

Он продолжает смотреть на меня, пока говорит. Я всегда отворачиваюсь первой. Его напряженность сильно воздействует на меня. Я не могу долго воспринимать её, у меня кружится голова. Но я всегда возвращаюсь к нему. Замечаю, что его пальцы дрожат или язык облизывает нижнюю губу, подтверждая, что я не единственная, кто чувствует эту вибрацию между нами.

Что же изменилось? Как мог мужчина пройти путь от порки и поцелуя до пяти недель воздержания, чтобы не трахнуть меня?

Когда прозвенел звонок, и класс опустел, я стала настолько чувствительной к вспышкам огня в его глазах, что не нужно было говорить мне оставаться на месте. Как только мы оказываемся одни, он парализовал меня взглядом, командуя молча. «Не двигайся».

Тяжёлыми, размеренными шагами приближается к моему столу, хватается за края и наклоняется, вторгаясь в мое пространство, словно хищник.

Он смотрит на меня, я смотрю на него, и по всему телу пробегает легкое покалывание.

— Мистер Марсо? — Господи, сердце стучит так, что сейчас выскочит из груди. — Что вы делаете?

— Расскажи мне о Прескотте Риварде.

Мое сердце останавливается.

— Что, простите?

Он стучит кулаком по столу, и низкий тембр его голоса раздаётся эхом в унисон.

— Отвечай!

Горло сжимается, и голова уходит в плечи. Он узнал обо всем? Я должна была встретиться с Прескоттом сегодня вечером. Что, если этот гребаный ублюдок сдал меня? Но зачем ему это было делать? Он окажется в таком же дерьме, как и я.

Успокойся. Мистеру Марсо ничего неизвестно.

— Прескотт мой самый главный конкурент для поступления в Леопольд. Но я лучшая...

— Не то. — Его голос переходит в спокойную тесситуру. — Расскажи мне о своих отношениях с ним вне школы.

Я открываю рот, чтобы выдать очередную ложь, но слова не идут. Просто не могу врать ему. Поэтому говорю, как есть:

— Ненавижу его.

— Почему?

— Он разъезжает на своей шикарной машине, с улыбкой, которая говорит, как у него все хорошо, и ведет себя как использованный тампон.

Учитель поднимает бровь.

— Использованный тампон?

— Да. Как тампон. Использованный, липкий, отвратительный... тампон.

Он вытирает губы, глядя на меня так, будто я разговариваю на другом языке. Уронив руку на стол, мистер Марсо прищуривается.

— Объясни, что ты имеешь в виду.

— Вы действительно хотите, чтобы я... Ладно, хорошо. Тампон выглядит мерзко. Он расширяется и наполняется кровью, капает повсюду и воняет...

— Погоди. Почему Прескотт отвратителен?

— А вы не догадываетесь?

Он выпрямляется, прячет руки в передние карманы и впервые за несколько недель слегка улыбается мне.

— Нет, думаю, что нет.

Тишина окутывает нас, но это не похоже на молчание. Воздух накален и полон звуками сердцебиения, что я теряюсь в музыке, которая звучит между нами. Его взгляд... Боже, это невероятно сексуально. В них нет слов я-хочу-трахнуть-тебя. Возможно, он так думает, но его взгляд излучает чувственность, которая обещает больше, как если бы мы провели остаток вечности, глядя друг другу в глаза. Это было бы слишком интимно и умопомрачительно идеально без намека на секс.

Эту концепцию я пытаюсь постигнуть. Одна мысль о сексе с ним сводит меня с ума. Но мне не нужно понимать или анализировать. Я чувствую это.

Ритм нашего дыхания — как плавная мелодия страсти и желания, и, несмотря на то, что сексуальные оттенки являются лишними в молчаливом общении, они добавляют вкус ритму в самом сердце нашей музыки.

— Мистер Марсо… — Я потираю ладонями бедра, выдерживая его взгляд, и шепчу: — Вы излучаете ноты.

На его лбу образуются морщины, когда он трет шею.

— Что?

— Я чувствую ваши ноты. Здесь. — Я касаюсь своей груди, и мой голос дрожит. — Они мрачные и чарующие, как ваше дыхание и стук сердца.

Он делает шаг назад, потом еще один и еще. Расстояние не имеет значения. Я все еще слышу и чувствую его. Он внутри меня.

Отвернувшись, он двигается по классу, меняя направление, как будто не знает, куда идет. Затем оказывается за столом и начинает возиться с ноутбуком.

— Вы сегодня работаете над вторым концертом Прокофьева, — произносит он, стоя ко мне спиной. — Идите, разогрейтесь.

Черт. Это такая интенсивная часть, которая требует невероятного количества внимания. Поэтому он выбрал ее? Чтобы отвлечь меня?

Разочарование сжимает мою грудь, когда я встаю из-за стола и следую его приказу.

В течение следующих четырех часов я терплю его шлепки по рукам и резкую критику моего фортепианного исполнения, сожалея о том, что поделилась с ним своими чувствами. Я должна была сначала сосредоточиться на подготовке и осмыслить свои несвязные полусформированные слова, прежде чем оглашать их, в надежде, что это зацепит и удержит его возле меня дольше.