Она оборвала меня.

— Так значит это… может быть, и не любовь?

Не любовь? Что она имеет в виду? Я смотрел на неё непонимающим и абсолютно растерянным взглядом.

— Ты не думал, что просто благодарен ей за то, что она была той, кто помог выбраться из всего, что произошло с тобой. Она была первой, кто подал тебе руку помощи, Драко. Это благодарность, в таких сильных эмоциональных потрясениях её можно спутать с любовью. Я знаю об этом… я…

Гнев разгорался, как костер от легкого дуновения ветерка в период засухи. После него я вдруг почувствовал страх, смятение, колебание, сомнение. А что, если…

— Нет. Не говори мне этого, ты не знаешь. Астория, я люблю её. Прости, но больше мы не будем поднимать эту тему. Если ты подашь на развод, я всё пойму и подпишу.

Я видел, как она опустила глаза и кротко кивнула, затем встала и ушла во тьму мэнора.

С того разговора мы спали в разных комнатах. Она не говорила со мной. И больше не ждала. Но бумаг на развод я так и не получил. Сам не спрашивал, мне было всё равно, наверное. Хотя не один вечер после я провёл в терзаниях, что было, если бы мы не вернулись? И остались там вдвоём… Но все мысли отлетали, как мошкара от огня, когда я вспоминал тебя, Грейнджер.

Обида. Это детское чувство разъедало мои вены. Астория сказала, что моя любовь ненастоящая. Что она могла знать? Но я всё чаще и чаще стал возвращаться к этим мыслям. Назойливой мухой они сверлили дыру в висках, вызывая постоянную боль. Что если она права? А я просто попал в капкан игры собственного разума?

«Благодарность легко спутать с любовью. Я знаю об этом».

Слова Астории терзали, ещё больше вызывало негодование её «знаю об этом». Откуда она могла знать? И что это вообще значило? Необъяснимое чувство после этой фразы, крутящейся в голове, теребило моё эго. Значило ли это, что и Астория была в кого-то влюблена? У неё кто-то был до меня? Это странно, но от этой мысли что-то внутри начинало неприятно зудеть, и я крепче стискивал челюсть. Хотя почему меня это волнует? Моей главной проблемой сейчас являлась ты, Гермиона.

Я больше не ходил к твоему дому. Но ты стала практически моей манией, одержимостью, моим идефиксом. И от этого всё чаще и чаще холодел затылок, я стал бояться своей заинтересованности тобой. После моего возвращения из Франции всё стало только хуже.

Я продолжал наблюдать за твоей жизнью. Знал твой распорядок дня, какой кофе ты любишь и в какие именно дни недели за тобой на работу приходил твой муж. Я наблюдал за тобой, за твоим бесконечным желанием всем помогать, во имя кого-то, но не себя, ты никогда себя не жалела. С каждым днём выглядела всё хуже и хуже. Я не мог понять этого.

Почему ты всегда была сильной для всех? Почему ты всегда была рядом со всеми, почему ты всегда брала на себя больше других? Но вскоре понял. Потому что никто не хотел стать сильным для тебя. И всё, что у тебя было, это только ты. Ни твой лучший дружок Поттер, ни твой Уизли. Они ни черта не понимали, они лишь брали и выпивали тебя до дна. Принимали всё как должное.

Ты не заслуживаешь этого, ты заслуживаешь всего! Всего в этом гребаном мире, черт возьми! И я бы хотел бросить это всё к твоим ногам, я бы хотел раствориться в тебе навсегда, сделать всё, чтобы ты улыбалась и была счастлива, но не мог, потому что ты замужем за Уизли, потому что я женат, потому что я трус. У меня оставались лишь воспоминания твоих рук на моем лице и твоё прощение.

И я продолжал умирать, каждый день проклиная свою никчемность. С каждым днём забираясь всё дальше и дальше, в самые темные уголки своей непроглядной души. Избивая и царапая себя изнутри, путаясь в своих чувствах всё больше. Это была болезнь, Астория оказалась права…никакая это не любовь, это диагноз. Что мне могло помочь?

Быть рядом с тобой. Это желание сводило с ума, забираясь под кожу и расползаясь легкой дурманящей дрожью. Навязчивые мысли разъедали мозг, копошась и зудя, отбивая чечётку. Свинцовая голова. Тупая боль. Я страстно желал то, что было запретом. Паранойя. Кажется, по мне плачет больница Святого Мунго. Ибо я больше не принадлежал себе.

Но знаешь, что было страшнее? Понимать и видеть то, как ты несчастна. Это разрывало грудную клетку и моё сердце. Всё казалось таким нелогичным. Почему Уизли, имея такой бриллиант в своих руках, не берег и не ценил? Почему ты страдала и буквально высыхала на глазах? Я никогда не слышал сути ваших споров, но человек, который начинал их за пределами дома, априори не мог по достоинству оценить такую, как ты. Он даже не знал тебя, не знал, насколько сильно тебя истощают эти ваши скандалы посреди коридоров Министерства. Я спасался от желания заавадить Уизли, лишь когда сбегал на крышу соседнего маггловского здания. Вечер, проведенный в одиночестве, помогал расслабиться, почувствовать существование другого мира, окружающего меня.

Холодный ветер, пробирающий до костей, отрезвлял, заставляя сильнее кутаться в пальто. Чувство тепла от ворса кашемирового одеяния создавало необъяснимое ощущение спокойствия, будто она была рядом и обнимала, согревая и собирая моё разбитое сердце. Звездное небо всегда было молчаливым, но никогда не прекращало слушать мои мысленные монологи о несправедливости этой жизни, лишь изредка падала звезда в ответ на мои риторические вопросы. Это была моя тайная жизнь. Время, проведенное здесь, в тишине и трезвящем холоде, позволяло немного унять все бури моей жизни и посмотреть на неё со стороны. Я был жалок. И я это признавал.

Как долго человек может пробыть в этом состоянии? Просуществовать амёбой, быть просто аватаром, который передвигает тело? Который просто существует и не способен что-то изменить?

Мы всю свою жизнь ищем её смысл, совершенно не задумываясь о том, что подсознательно создаём его себе сами, а затем уверенно и верно сходим с ума, потому что не можем его достичь. Так как зачастую это становится тем, что не принадлежит нам. А на самом деле смысл прост: любить жизнь, наслаждаться ей и не бояться совершать ошибки. И однажды на вопрос, «Стоит ли пытаться?», мой молчаливый собеседник послал мне звезду. За долю секунды, что она летела, она сожгла своим хвостом все сомнения, что выпивали мою душу. Это был знак, призыв к действию, и я не мог его игнорировать.

Наконец настал день, когда превратность этой жизни меня доконала. Это случилось после очередного вашего скандала с Уизли. Ты была разбита, впервые не стала сдерживать слёзы и ответила на его крики криком. Отчаяние, сквозившее в каждом твоем жесте, позе, в каждой слезинке, катившейся по твоему лицу, разрывало мне душу. Я больше не мог смотреть на это. Мне вдруг надоело бояться завтрашнего дня без тебя. Терпеть твои слёзы. Я решил всё менять. Сказать Астории, что всё придется прекратить, освободить её и себя от этого груза лжи и лицемерия, решил сказать тебе, что ты заслуживаешь другой жизни, показать тебе её. Подарить то, чего ты была достойна. Я был готов.

— Грейнджер, нам надо поговорить, — я как всегда резко остановил тебя в коридоре.

— Хорошо, а о чем? — ты смотрела на меня с явным непониманием, слегка прикусывая губы, на твоем лице была отпечатана вся вчерашняя ссора с Уизли, воспаленные от слёз глаза, серая кожа. От такого вида бросало в дрожь. — Что-то случилось? Ты взволновано выглядишь.

Снова твоё вселенское беспокойство о других. Бойся лучше за себя, Грейнджер.

Раздражает.

Я слегка дернул плечом, стараясь сдержать раздражение и игнорируя твой вопрос.

— Давай поговорим на крыше соседнего здания, там ещё маггловская библиотека.

И когда я начал говорить прежде, чем думать? В этот момент мне стало себя жалко. Удивление на твоем лице, кажется, достигло апогея. Я неловко улыбнулся и поспешил объяснить.

— Просто там никто не будет мешать, и там спокойно.

Плохо получилось.

Идиот.

— Ну, хорошо, как скажешь. Если это важно.

— Важно.

Ты перехватила по-другому книги, что держала и, обойдя меня, ушла. Проклинать себя в последнее время мое главное развлечение. Как можно было сморозить подобную ерунду? Я потер переносицу, зажмурил глаза, пытаясь стереть свой позор из памяти, но получилось паршиво.