По общему мнению, захоронения на кладбищах служили средством обогащения клира кладбищенского храма, который умело его использовал и приумножал. Так, например, в предисловии к монументальному компендиуму «Русский провинциальный некрополь», созданному по заказу великого князя Николая Михайловича, говорится: «Эти правила (правила, установленные церковной кладбищенской администрацией. – А. С.), „всецело направленные лишь к тому, чтобы получить как можно более денег с публики при всяком случае“, предупреждают, что „могилы с крестами и памятниками сохраняются до 30 лет“, a затем продаются (так прямо и сказано) другим лицам, если только их не будут посещать родственники погребенных и служить по ним панихиды, обращаясь для этого к кладбищенскому духовенству»[61].
Подобный подход клира кладбищенского храма был следствием тех отношений между родственниками умерших и конторой кладбища, которые были описаны выше. Паевое участие родственников в делах кладбища предполагало, что именно кладбищенский персонал является основным актором благоустройства кладбищ, удерживающим монополию на производство работ и получающим доход от них. Однако с момента унификации тарифов на погребение обстоятельства существенно изменились. Если в середине XIX века никто не посягал на эту монополию, она устраивала всех, то уже к 1880‐м годам как светские власти, так и частные предприниматели были заинтересованы в перестройке всей системы.
В 1887 году Московской городской думой была образована «Комиссия для рассмотрения вопроса об устройстве новых кладбищ и об участии города в надзоре за правильным производством погребений и всех вообще вопросов, относящихся до упорядочивания кладбищ, существующих в Москве». Комиссия не инициировала существенных изменений в похоронном деле, но зафиксировала проблемы состояния кладбищ второго по величине города империи:
Комиссия нашла, что кладбища неблагоустроены, не имеют плана захоронения, содержатся не в должном порядке, хотя кладбища имеют значительные доходы, которых было бы достаточно на покрытие, чтобы содержать их в порядке. На четырех кладбищах, а именно на Даниловском, Пятницком, Лазаревском, Миусском, 7 разряда, предназначенного для бесплатного погребения беднейших жителей гор. Москвы, не существует. Некоторые кладбища, как например, Даниловское, весьма переполнены. ‹…› Вместе с тем комиссия признала, что Гор. Управление не может принять самостоятельно какие-либо меры для упорядочения кладбищ, ибо они не находятся в его заведывании, обратила внимание на отсутствие санитарного надзора и находила желательным устройство новых кладбищ Город. Управлением[62].
Рассмотрев доклад комиссии, дума ходатайствовала перед правительством о подчинении всех кладбищ Москвы столичному санитарному надзору, а также о том, чтобы средства, собираемые конторами кладбищ, тратились на их благоустройство. Часть кладбищ была признана комиссией переполненными, однако городская дума отклонила ходатайство об их закрытии. Комиссия, таким образом, стремилась, с одной стороны, ввести внецерковный санитарный контроль за состоянием кладбищ, а с другой – обязать духовенство значительно больше заботиться о порядке и внешнем виде кладбищ. В конечном счете церковным властям было предписано обнести кладбища «приличными оградами», провести размежевание территорий, проложив дорожки и обозначив зоны с разными разрядами, и увеличить таксу на погребение, для того чтобы собирать больше средств для благоустройства кладбищ[63]. Хотя эти меры реализовывались постепенно вплоть до революции, они не смогли существенно изменить положение дел. Все те же самые проблемы – переполненность кладбищ, плохое их состояние, отсутствие оград и учета захоронений и т. д. – отмечались и при проведении реформы в 1918 году.
Еще одной проблемой помимо проблемы состояния кладбищ стали отношения причта кладбищенских храмов с частными торговцами похоронными принадлежностями. К началу XX века частная торговля этими предметами приобрела большой размах и частные торговцы заняли устойчивое положение на рынке. С конца XIX века в больших городах появляются лавки гробовщиков и похоронные бюро, а к началу XX века они работают уже практически во всех городах[64]. Всего за два десятилетия до революции похоронное дело достигло серьезных масштабов[65], однако его полноценное развитие существенно тормозилось тем, что клир кладбищенских храмов делал всё от него зависящее, чтобы не допустить независимых частных агентов к работе на кладбищах. Несомненно, это приводило к серьезным конфликтам. Так, в марте 1914 года группа московских торговцев похоронными принадлежностями обратилась к депутатам Государственной думы и митрополиту Московскому и Коломенскому Макарию за защитой «от натиска духовного ведомства»[66]. Как видно из материалов дела, кладбищенское хозяйство превратилось для клира кладбищенского храма в настоящий бизнес: «На Лазаревском кладбище, например, причт сдает в аренду под дома кладбищенскую землю, принадлежащую городу. На Ваганьковском кладбище о. Н. Н. Любимов устроил целую фабрику для изготовления крестов, памятников, решеток и пр. Между могилами поставлена кузница. Для расширения своего предприятия о. Любимов проектирует купить лесное имение и поставить на нем лесопилку, которая должна будет обслуживать надмогильными крестами всю московскую епархию»[67]. «Торгово-промышленные заведения» на кладбищах занимались не только производством похоронных принадлежностей, но также и скупкой и перепродажей монументов[68]. При этом приходской клир не просто наращивал обороты своего бизнеса, но и активно препятствовал работе конкурентов. Для этого использовались как экономические инструменты давления, так и методы, которые мы сегодня назвали бы черным пиаром. На кладбищах были «введены своего рода таможенные пошлины», которыми облагались сторонние конторы. Таким образом, пользоваться услугами кладбищенских предприятий было в несколько раз дешевле. При этом кладбищенские служащие считали, что эта разница объясняется не введенными ими же пошлинами, а крохоборством частных торговцев: «Кладбищенские конторы, кроме объявлений в газетах, раздают прихожанам летучки с такими примечаниями: „заказы в конторе несравненно выгоднее, чем у барышников-торговцев за воротами кладбища“». Используя доступ к церковной прессе, духовенство стремилось очернить торговцев в глазах прихожан:
К услугам духовенства духовные журналы, в роде «Церковности», где ремесленники и торговцы по изготовлению памятников и пр. обзываются развратниками, пьяницами и т. п. Делается все это с целью опорочить ни в чем не повинных тружеников и приумножить собственные доходы. Между прочим, четырьмя ремесленниками подана жалоба на «Церковность» по обвинению этого органа в клевете в печати.
По-видимому, даже таких радикальных мер оказывалось недостаточно, и отдельных «ремесленников» просто приказывали не пускать на кладбища[69].
Так же как и Комиссия Московской городской думы, торговцы видели единственный путь решения проблемы в «передаче в ведение города всех московских кладбищ». Торговцы активно апеллировали к светским судебным властям, и суды, как правило, принимали решения в их пользу. Одновременно торговцы сетовали, что торговая деятельность духовенства происходит «вопреки ясному запрету церковных канонов ‹…› которыми пресвитерам и клирикам не дозволено заниматься откупами и торговлей, и вопреки многочисленным указаниям светских законов»[70], однако эти аргументы оказывались гораздо менее действенными.
