- Очнулся?

- Примерно так.

Громоотвод попробовал встать, но сразу сообразил, что это ему не под силу. Выпрыгнули в окно, за которым ничего. Полетели куда-то вбок, оказалось - мир внизу. Потом какие-то самолеты. Потом Кыш ломанулся вниз так, что не догнать. Потом туман. И вот теперь здесь.

- Я вроде вспомнил. Мы все еще кувыркаемся или наконец все ж как померли?

Кыш приложил палец к губам, знаком этим упреждая его не тревожить спящую и показал на большие стеклянные но при том тонированные ворота, открывающие шахту лифта. Шахта устремлялась в неподвластную взору высь.

- Здесь пристань. Дальше уже все. Я даже одну из прошлых жизней вдруг вспомнил, пока кувыркало меня, - теперь точно знаю, что меня с земли все это время так напрочь сметало. Безумная любовь... я силой своего самоубийства столкнул ее с земли вместе с собой. Мы снова вместе, сентиментальный вот мой вывод.

- Надолго? Там чего, фильтрационный лагерь?

- Я убью Бога, если он посмеет. Нет. Она будет со мной.

К ним подошел служитель набережной, одетый в оранжевую хламиду.

- С Земли? Долго ждать не будете, сейчас откроют. Тут только эти, - он кивнул головой на толпу нервно дрожащих и мокрых одинаково одетых мудодов.

- Кто такие? - Громоотвод наконец встал и решительно смотрел вокруг.

- Не бойся, - сказал служащий, - это твое пробуждение, которого ты так стремаешься, оно миновало. А театрально выряженные - гондольеры. Друг твой здорово тряхнул землю, в Италии куча гондольеров потонула. Ну и все сразу сюда. Вряд ли, впрочем, - понизил он голос, - ждет их здесь хоть что-нибудь приличное. Смотрите: в их глазах страх. Степень же полученного за этой дверью прямо пропорциональна тому, что ожидаешь увидеть. Я не говорю: что хочешь - то и увидишь. Но связь есть. У этих же с фантазией явно переполох.

Сгрудившись в углу, гондольеры тем временем паскудно выли.

- Хотите, проинструктирую?

- Бесплатная эзотерическая поддержка? Апгрейд нежданный, мать твою? огрызнулся Кыш.

- Принц, я знаю, кто вы в вечности, но это еще не повод сквернословить. Глядите, спутницу свою ненароком потревожите. Пускай себе спала бы пока: так ведь сладко.

- Я здесь по праву, Харон. Я вернулся домой и кому, как не тебе, об этом знать. Потому я не стану гостем сидеть в прихожей - если через полчаса твоя колдоебина не заработает, разнесу. И еще мне интересно, как здесь управлялся все это время мой брат.

- Старший. - поправил его Харон. - Я вижу, ты все вспомнил. Десдечадо неразумное...

Громоотвод с изумлением вслушивался в слова друга, после же ответа Харона его и вовсе переклинило. Он-то ничего не вспоминал в упор, кроме только что прожитой жизни. И вдруг потом...

ВОСПОМИНАНИЕ НОМЕР ЧЕТЫРЕ

17.02.

Господи, я поднимаюсь на небо, будто ступаю невидимой лестницей, одолеть готовый сонмы нечисти. Сейчас все так торжественно и чисто, я жду кто выйдет мне навстречу. Я умащу путь ангелам и крестом переполошу бесов. Я даже думаю, что не сильно грешен, коли и грешен - не безнадёжен. А даже если и безнадёжен - все равно не брошен.

Я же здесь.

18.55.

Никого. Продолжаю, как по снегу, по облакам идти. Может, заблудился? Может, не приметили меня? Но разве может так?

19.37.

Явное прельщение бесовское. На небе нашел обгрызанную кочерыжку. По-прежнему никого. Господи, отзовись. Прошу. Отзовись.

22.04.

Темнеет, как на земле. Нашел заброшенный домик, написано: "Почта". Отправил бы телеграмму (адрес Бога на стене нашел), да знаю - прельщение бесовское. Краба однако съел. Тоже, конечно, прельщение, но есть хочется. Скоро, видно, начнут красавицами голыми соблазнять. А у меня не стоит, не стоял вообще. Обломаетесь вы с вашими сексуальными домогательствами. Кстати вот, о преимуществах, выносимых нами из нашей обделенности, кажущейся обделенности.

23.56.

Краб ожил в животе. Кусается. А баб нету.

12.03.

Проснулся. Раннее утро. Шальная мысль: ну хоть бы кто...

16.30.

Наконец-то!!!!!!!!!!!!!!!! Стражник открылся мне из Ничто. Нелепый. Говорит, надо идти до первого поворота с указателем "654.998.03" вдоль стены из цветочных украшений. Правда руками их трогаешь - ничего не чувствуешь, галлюцинации это все. Иду себе как приход по вене, как тональный вызов по микросхеме (что за слова, Боже ты мой... но ведь придумается только такая баламуть). Прельщение бесовское.

17.14.

Встретил девку (одетую). Спросила, какой год. Сказал, как есть: 1786. Смеялась, сказала: !?*: и исчезла. Прельщение бесовское. Женщины, и те хамят. Богохульство.

19.00.

Слышал крик бесов. "Спокойной ночи, малыши". Вон и указатель. Полчаса ходу.

19.28.

А вон и вход, за указателем прямо. Двое ворот, по разному, впрочем, уровню отцентрованных. Белые и, ясно дело, черные. На указателе, конечно, "РАЙ-АД" надписано. Уже, кажется, различаю "...ад" на ближашем освещенном указателе. Сейчас подойду, разгляжу.

19.30.

Что это, Господи?

22.00.

...

А я все сижу и смотрю на указатель. Я так и не понял. Вперед Бердалым, вниз и направо - Ленинабад.

А из головы птички вылетают. Дальше не помню.

- ...меня это не трепещет, - отвечал Кыш служителю, но Громоотвод, вынырнувший из воспоминаний, прослушал начало. Меж тем смеркалось. Девчонка, которую притащил Кыш на небо, проснулась и сидела у его ног. Служитель клялся, что через несколько минут ворота откроют.

Леда пошла вниз по камням к реке (Громоотвод помнил, звали речку "Стикс").

- Иди ко мне, - позвала она Кыша. Одежда ее уже была вся в пене темных вод, она вспоминала, она слышала дивные песни, посвященные ей в те еще достославные времена, когда смену дней не догадались считать. Толпы сексуально озабоченных менестрелей пронеслись перед нею метеором воспоминаний - эти уже про средние и такого рода века. Костры, птица в грозовом небе. Проклятия. Потом ее мир стал другим, будто рисунок девичий залили чернилами и затопали по нему маленькие насекомые в сапожках, разнося вокруг вонючесть и безысходный вой. Потом ее воспоминания стали походить на засвеченную пленку, водоворот тянул в нелепые воплощения... они словно и продолжались доли секунды, но видно было, что некая враждебная сила, бессильная сделать ей delete-кранты, постаралась все же завертеть ее в бешеном танце перевоплощений, затянуть в трясину, чтобы она все забыла. Она только видела и чувствовала себя по-прежнему, а так... удалось им, видно.