Зритель не найдет ни намека на насилие в картинах Мэлоуна. В основном это красочные пейзажи. Их яркие детали, напоминающие Ван Гога, но отчетливо его собственные, передают страстную радость в чувствах, трепет чувственной оценки природы. мир, который, возможно, мог изобразить только тот, кто пережил столкновение лицом к лицу с апокалиптическим насилием и смертью. . . .

  2

  Волны плескались в кроссовках Мэлоуна, закат отражался от Карибского моря, создавая оттенок, которого никогда раньше не было. Он чувствовал песчаный песок под его ботинками, мягкий ветерок на его густых вьющихся волосах и жалобный крик чаек над головой. Подняв кисть на незавершенный холст, он сосредоточился, чтобы понять все - не только формы и цвета, но также звуки, ароматы и даже вкус соленого воздуха: попытаться сделать невозможное и внедрить эти другие чувства. в визуальной среде, чтобы картина заставила зрителя почувствовать, каково было стоять в этом месте в этот волшебный момент, переживая чудо этого заката, как будто другого никогда не было.

  Внезапно его что-то отвлекло. Когда Мэлоун служил в армии, его способность регистрировать сразу несколько деталей была навыком выживания, но теперь он заметил движение на краю поля зрения как художник, а не как солдат.

  Он исходил справа от пальмовой рощи в сотне ярдов по безлюдному пляжу, недалеко от того места, где заканчивалась невидимая грунтовая дорога. Движущаяся тень превратилась в приземистого мужчину, ступившего на песок. Злоумышленник поднял руку, чтобы защитить свои очки от яркого заката, и посмотрел в сторону Малоуна. Когда мужчина подошел, его темный костюм оказался королевского синего цвета. Черные его туфли вскоре покрылись белым песком, по которому он шел. Его портфель, серый как мел, цвет его волос, был покрыт шишками - страусиной кожей.

  Малоуна не удивило то, что он не услышал машину мужчины. Ведь рев прибоя на берегу был настолько сильным, что заглушал далекие звуки. Его не смущала безрадостная одежда незваного гостя; Даже райский остров не мог расслабить некоторых измученных деловых путешественников. Однако его озадачило то, что человек подошел с решимостью, которая предполагала, что он пришел именно из-за Мэлоуна, но Мэлоун никому не сказал, где он будет.

  Он принял все это, но, казалось, не делал этого, используя необходимость наклонять голову к палитре, чтобы скрыть периодические взгляды в сторону мужчины. Когда он усилил алый цвет на холсте, он услышал, как злоумышленник подошел так близко, что скрип его ботинок был отчетливым.

  Затем хруст остановился на расстоянии вытянутой руки от Мэлоуна. "Мистер. Мэлоун?

  Малоун проигнорировал его.

  «Я Александр Поттер».

  Малоун продолжал игнорировать его.

  «Я говорил с вами вчера по телефону. Я сказал вам, что летел сегодня днем.

  «Вы зря потратили время. Я думал, что ясно дал понять: мне это не интересно ».

  « Очень ясно. Просто мой работодатель не принимает отрицательный ответ ».

  «Ему лучше привыкнуть». Малоун применил больше цвета к холсту. Завизжали чайки. Прошла минута.

  Поттер вышел из тупика. «Возможно, дело в том, что вам не хватает гонорара. По телефону я назвал двести тысяч долларов. Мой работодатель разрешил мне увеличить его вдвое ».

  «Дело не в деньгах». Наконец Малоун повернулся к нему.

  «Что это дело?»

  «Однажды я был в положении, когда мне приходилось выполнять множество приказов».

  Поттер кивнул. «Ваш опыт в морской пехоте».

  «После того, как я вышел, я пообещал себе, что с этого момента я буду делать только то, что хочу».

  «Полмиллиона».

  «Я слишком долго подчинялся командам. Многие из них не имели смысла, но моей работой было все равно следовать за ними. В конце концов я решил быть самим себе боссом. Беда в том, что мне нужны были деньги, и я нарушил свое обещание самому себе. Человек, который меня нанял, видел все иначе, чем я. Он продолжал придираться к моей работе и отказывался мне платить ».

  «На этот раз этого не случится». На галстуке Поттера были красные, синие и зеленые полосы - знамя клуба Лиги плюща, который никогда бы не попросил Малоуна вступить и к которому он никогда бы не захотел принадлежать.