Однако возникли неожиданные проблемы. Алюминиевая накладка на топливных пробках подверглась сильной коррозии и была заменена алюминием, окисленным другим способом. Но что еще более серьезно, топливные пробки вздулись (расползлись), а на поверхности урана образовались морщины и комки (точечная коррозия), в результате чего пробки застряли в выпускных трубах. Реактор должен был быть остановлен, уран извлечен и изучен, а накопленный плутоний извлечен. 26 И снова исследование, проведенное BN-FMRA, касалось именно этих проблем. Когда проект Tube Alloys был закрыт в конце войны и был переведен из Департамента научных и промышленных исследований в Министерство снабжения, Г.Л. Бейли был назначен полноправным членом Группы по исследованиям металлов при Управлении атомной энергии. С 1946 года Бейли занимался исследованиями свойств коррозии и ползучести алюминиевых сплавов, особенно в отношении коррозионной стойкости к воде, когда проектирование британского реактора все еще находилось на начальной стадии, и выпустил «очень полный и исчерпывающий отчет» для конструкторы британского завода. В Чок-Ривер ученые обнаружили, что чистота воды является наиболее важным фактором, влияющим на коррозионную стойкость, и Бейли попросили подготовить заявление, касающееся конкретно реакторов с водяным охлаждением. 27 Его также попросили предоставить подробную информацию об оксидных «включениях» и алюминиевых сплавах на стадии консервирования и о проблеме охрупчивания, вызванной восстановлением оксидов. Короче говоря, технологические проблемы, возникшие в Челябинске, были такими же, как и у конструкторов реакторов в Великобритании и Канаде. Мелита Норвуд, у которой был доступ к исследованиям, проведенным BN-FMRA по проблеме консервирования (все отчеты были засекречены ), передала эти документы россиянам. Это позволило советским металлургам и советским ученым разработать теорию коррозии, решить двойную проблему ползучести и точечной коррозии, успешно преодолеть проблему «консервирования» и испытать атомную бомбу в 1949 году. Это было за три года до испытаний в Великобритании в 1952 году. намного раньше, чем ожидали Соединенные Штаты. По оценкам разведки США и Великобритании, наиболее вероятной датой для испытания советской атомной бомбы была середина 1953 года.
В конце Второй мировой войны британские и американские взломщики кодов начали перебирать завалы перехваченного советского трафика, включая сообщения военного времени в Москву из советского консульства в Нью-Йорке. К лету 1949 года советская система кодирования и шифрования была взломана. В процессе был обнаружен отчет о Манхэттенском проекте, написанный Клаусом Фуксом, когда он работал в Лос-Аламосе, а затем отправленный в Москву дипломатической почтой. Были обнаружены и другие перехваты ФБР, указывающие на личность Фукса. Например, ученый, сестра которого, как полагали, училась в американском университете, был признан активным советским агентом. Дальнейшие исследования показали, что сестра Фукса, Кристель Хайнеман, училась в Свортмор-колледже в 1930-х годах, а затем жила в Кембридже, штат Массачусетс. Более того, имена Клауса Фукса и его сестры были внесены в записную книжку, взятую у предполагаемого канадского шпиона, доктора Исаака Гальперина. Во время ареста в сентябре 1945 года после дезертирства Гузенко офицерами Королевской канадской конной полиции (RCMP) были изъяты две записные книжки с 436 адресами, из которых 163 находились в США, 150 - в Канаде и пять. в Великобритании, в том числе Клауса Фукса. Затем RCMP начал «тщательное расследование» 150 канадских имен и адресов и передал подробности американских и британских имен представителям безопасности этих стран. Однако в MI5 Холлис предпочел не расследовать ни одно из пяти британских имен, данных ему RCMP. Неудивительно, что когда это стало известно в 1950 году после ареста Фукса, между канадцами и британцами возникли жаркие споры. Понятно, что канадцы были расстроены обвинениями в том, что они не передали соответствующую информацию:
Канада «очень тщательно исследовала» канадцев, чьи имена были найдены в книге, обычной небольшой адресной книге с «алфавитным указателем», содержащей адреса и номера телефонов. Обо всех них у владельца книги «взяли интервью».
Пять имен Соединенного Королевства вместе со всей соответствующей информацией были даны британскому чиновнику [Холлису] в Оттаве в 1946 году. Ему было разрешено присутствовать на слушаниях Королевской комиссии по шпионажу и ознакомиться с множеством доказательств, которые облагали налогом возможности большой комнаты. …
Конечно, когда у нас было 150, на расследование, Британия должна была расследовать пятерых в своей стране, включая Фукса. 28 год
В 1946 году, без ведома Холлиса, ФБР направило своих агентов для допроса Кристель Хайнеман, и в результате офисам ФБР в Нью-Йорке, Эль-Пасо, Ноксвилле и Вашингтоне были даны инструкции начать тщательное расследование в отношении Фукса. ФБР, конечно, было заинтересовано в том, чтобы не допустить, чтобы Фукс работал на британскую ядерную программу; Холлис этого не сделал. Тем не менее, хотя информация, полученная ФБР, была «отрывочной», она считалась достаточно важной, чтобы передать ее группе британской разведки в Вашингтоне, в которую в то время входил Ким Филби. В 1949 году агент ФБР, ответственный за расследование, Роберт Лэмпфер направил в посольство Великобритании в Вашингтоне совершенно секретный меморандум, в котором подробно излагались подозрения ФБР и обращалось внимание на включение имени Фукса в записную книжку Гальперина. Меморандум был отправлен сэру Стюарту Мензису, главе МИ-6 в Лондоне, который обратился за советом к высокопоставленному офицеру МИ-5 Дику Уайту и Майклу Перрину, главному научному сотруднику Уоллеса Эйкерса в ICI, работающему над британским проектом атомной бомбы. 6 сентября 1949 года Перрин сообщил Мензису, что «похоже, что Фукс из Харвелла работает на русских». Эттли дал Скотланд-Ярду добро на допрос Фукса с указанием убедить его признаться в информации, которая уже была получена из расшифрованных советских кодов. Без его признания британцы не смогли бы арестовать его, не сообщив Москве, что их коды были взломаны.
Петля начала затягиваться. В результате бегства шпиона Александра Фута в июле 1947 года с конкретной информацией о том, что он работал с Урсулой Бертон (Соня) в Швейцарии, и что она остается российским шпионом, MI5 решила взять у нее интервью в ее доме в Грейт-Роллрайт, Оксфордшир. В ходе интервью выяснилось, что Соня действительно много лет работала на русских:
Она ясно дала понять с самого начала нашего интервью, что она «не думает, что может сотрудничать», и заявила, что не намерена лгать и поэтому предпочитает не отвечать на вопросы. Справедливо сразу сказать, что по той позиции, которую она заняла, она молчаливо признала, что работала на советскую разведку. То, как она это сделала, было заслугой ее более раннего обучения, использовались все возможные уловки, уловки и хитрости, которые можно было использовать, без какого-либо успеха. Она ничего не отрицала, всегда укрываясь за камнем «отказа от сотрудничества» ... В результате этого допроса мы считаем себя подтвержденными в своих убеждениях и считаем, что история Фута по существу является правдой. 29
