я

  Впервые встретился с Мелитой Норвуд в 1997 году. Я не знал, что она была шпионом, и, как большинство людей, которые знали или встречались с ней, я нашел ее достаточно приятной старушкой с явно левыми взглядами. В восемьдесят пять лет она все еще была активным участником Кампании за ядерное разоружение, а на протяжении более двадцати лет - полностью оплачиваемым членом Коммунистической партии Великобритании. Она родилась до революции 1917 года и более тридцати девяти лет проработала на службе у КГБ и Ленинской большевистской революции. Она пригласила меня на воскресный обед, чтобы поговорить о ее отце, Александре Сирнисе, латышском ученике русского писателя Льва Николаевича Толстого. Во время Первой мировой войны Александр вместе с доктором К. Т. Хагбергом Райтом из Лондонской библиотеки отвечал за издание официального английского издания « Дневников Толстого» .

  Это был скромный обед, рыбные палочки и зелень с ее участка, запитые чаем в кружках Че Гевары. Мой интерес к ее отцу вернулся к исследованиям, проводимым в университетах Бирмингема и Гринвича по истории русской политической эмигрантской общины в Великобритании в течение двадцатого века. Мелита вела несколько файлов о деятельности Александра и других русских, живших на южном побережье Англии в первые годы двадцатого века. Это был интересный материал. Хотя при первом чтении эти файлы, казалось, имели очень мало общего со шпионажем, за исключением редких упоминаний о русских, которые, как я знал, были причастны к миру секретов и шпионажа, они приобрели большее значение, когда она начала говорить о своем шпионаже. карьера. На самом деле, мне показалось забавным, что она должна была знать такие фигуры, и когда ее спрашивали о них, она смеялась и говорила что-то вроде: «Ой, так и так. Он был немного дьяволом ».

  В то время я преподавал в колледже Тринити и Всех Святых в Лидсе и раз в месяц ездил на автобусе в Лондон, чтобы насладиться воскресным обедом из рыбных палок и зелени (или иногда копченой рыбой) и просмотреть бумаги Мелиты Норвуд. Это были приятные прогулки. У Мелиты Норвуд было хорошее чувство юмора, и она была в курсе текущих дел. Ее любимым телеведущим был ведущий Джереми Паксман, и она редко пропускала выпуск Newsnight .

  11 сентября 1999 г. я узнал, что она была крупным шпионом. Это произошло на автовокзале Милтон-Кейнса. Я собирался навестить ее, когда автобус, на котором я ехал из Лидса до автовокзала Виктория в Лондоне, как обычно, остановился на автовокзале Милтон-Кинс, чтобы забрать и высадить пассажиров. Это была обычная поездка, и у нас было пять минут до того, как автобус продолжил свой путь в Викторию. Я вышла и зашла в магазин и кафетерий возле автобусной остановки, чтобы купить газету, и там я столкнулась лицом к лицу с Мелитой Норвуд, которая смотрела на меня с первой полосы «Таймс» . Ее обвинили в передаче Москве атомных секретов Великобритании. Я был немного шокирован, если не сказать больше. Приехав в Лондон, я сразу ей позвонил. Она говорила немного расплывчато: «Кто это?» 'Это я. Обед, помнишь? 'О, да! Тебе лучше прийти на следующей неделе. Боюсь, я была довольно непослушной девочкой. Неважно. Приходи на следующей неделе.

  Когда я наконец приехал на следующей неделе, Мелита подошла к двери, сияющая, она выглядела очень расслабленной и озорной. На ней было длинное ветхое старомодное коричневое шерстяное мужское пальто. На ее голове ненадежно сидела какая-то шляпа, в одной руке она сжимала нож, а в другой - ростки брокколи. Она провела меня в заднюю комнату рядом с кухней. Это была скорее пустая комната, если не считать большого кухонного стола, кресла, телевизора и буфета. Французские окна выходили в красивый сад. На кухонном столе лежали экземпляры газеты Коммунистической партии « Утренняя звезда». В возрасте восьмидесяти девяти лет каждую субботу она все еще доставляла тридцать два экземпляра газеты как друзьям, так и сторонникам партии. Я взял ту, которую она мне сохранила, и прочитал. Оловянный чайник на плите начал свистеть, становясь все более пронзительным, когда она протянула руку к двум кружкам с Че Геварой, которые использовала для подачи кооперативного чая. Она прошаркала обратно в комнату, неуверенно поставила кружки и начала. Я спросил ее, могу ли я записать интервью, но она сказала, что предпочла бы, чтобы я этого не делал, но что я могу делать записи, если захочу. Это было странное интервью. Было очевидно, что она все еще была в состоянии шока, и ее эксцентричная, озорная манера поведения была ее способом справиться. Я просто слушал. Я не подготовил никаких вопросов, поэтому просто позволил ей говорить, делая записи как можно быстрее. Все имена из русского шпионажа, о которых мы говорили ранее, теперь вошли в драму в другом качестве. Это было захватывающе: по мере того как она говорила, она становилась более оживленной, даже моложе, озорной женщиной, которой она когда-то была, к ней вернулась уверенность. Когда я уходил, она сказала, что я вернусь через пару недель.

  В мой ответный визит разговор начался с рассказа об отце. Хотя на момент смерти отца ей было всего шесть лет, ее мать хранила его память и постоянно говорила о его коммунистических убеждениях. Восемьдесят лет спустя, глядя на старые фотографии своего отца, она была явно расстроена своей «прогулкой» в качестве шпиона. «Я думала, что это сошло мне с рук», - повторяла она про себя снова и снова, опасаясь, что ее разоблачение, а не ее шпионаж, означает, что она подвела и своего отца, и Коммунистическую партию. Однако интервью проходило по той же схеме, что и предыдущее, и она очень оживилась, рассказывая о прошлых подвигах. Так было не всегда.

  В других случаях Мелита отказывалась от того, что она сказала, не агрессивно, но решительно, и начинала утверждать, что она «не техническая», понятия не имела, что она передала своим русским контролерам и кто они такие. Как только первоначальный шок от ее «вылазки» в качестве шпиона утих, она предприняла попытку ввести меня в заблуждение, по крайней мере, по ряду незначительных моментов. Однажды она не могла вспомнить, кто завербовал ее в российские спецслужбы, хотя раньше она очень хотела об этом поговорить. Тем не менее, она по-прежнему хотела, чтобы я написал ее биографию, и передала мне свои личные документы, которые остались в моем распоряжении. У нас было несколько встреч, все такие же интригующие, как и первая. Она не хотела, чтобы книга появилась при жизни, но чувствовала, что к ее мотивам шпионажа нужно относиться бессмысленно. Ей нравилось прозвище «шпион, пришедший из Кооператива», и за несколько месяцев до своей смерти она настояла на том, чтобы я взял на себя ответственность за ее кружки с Че Геварой.

  ГЛАВА 1

  Тайная жизнь Мелиты Норвуд