Он снова отправился в путь, склонив голову в снег, слепой. Через десять минут он начал задаваться вопросом, держится ли он на прямой. Если бы он этого не сделал, он мог бы идти в стволы красноармейских орудий. Он посмотрел на свои светящиеся часы; прошло пятнадцать минут с тех пор, как он вышел из леса. Ни пути, ни моста. Холод достигал его ног сквозь тюленью кожу, а воротник пальто покрылся льдом от его дыхания. Его лицо снова онемело, и он втер в него еще снега; на этот раз оттаивание заняло больше времени. Он вспомнил московскую подружку, у которой на ногах все еще были лиловые шрамы от обморожения.

  Он шептал себе под нос, успокаивая себя. Он обнаружил, что боится черной снежной ночи, которая может похоронить вас. Здесь лежит Гарри Бриджес, бывший журналист, перебежчик по совместительству. Он спотыкался, пока не заметилчто земля перед ним упала. Он сделал еще один шаг вперед. "Иисус!" воскликнул он. Он смотрел в овраг, перекинутый мостом. Он попятился, как собака, испугавшаяся кошки. Справа он увидел желтое свечение. Он двинулся к нему, пока не стал ясен контур экипажа на мосту.

  Он подошел к вагону с того конца, который не охраняли Груяновы. Огни пронзали тьму, пока снег не перебил их. Он несколько раз поскользнулся на рельсах, засыпанных снегом, прежде чем наконец добрался до экипажа. Он подполз к первой двери и стукнул в окно.

  Он увидел лицо, выглядывающее из окна. Затем дверь открылась, и Бриджес уставился в дуло пистолета.

  * * *

  Они дали ему кофе и бренди и потерли лицо. «Это как вернуть человека из мертвых, чтобы повесить его», - заметил Шиллер.

  Бриджес отпил кофе и подавился бренди. «Однажды я рассказал такую ​​историю», - сказал он. «Бывший премьер-министр Турции. Принимал передозировку наркотиков. Ему сделали промывание желудка, а потом казнили ».

  "Чего ты хочешь?" - спросил Павлов. «Не еще один курьер из Разина?»

  Бриджес покачал головой. Его щеки снова пылали, а ноги болели, когда кровь начала циркулировать. «Никаких запросов от Разина. Я присвоил себе эту историю ».

  Павлов сказал: «Анна. Она жива? »

  «Я не знаю», - сказал Бриджес. «Она могла бы быть. Я слышал женский голос в палатке Разина ». Он увидел надежду на лице Павлова и был счастлив.

  Шиллер презрительно сказал: «Придумал себе рассказ? Вы бы не заявили о нарушении правил дорожного движения, если бы думали, что это доставит вам неприятности ».

  «Времена изменились, - сказал Бриджес.

  Шиллер сказал: «Это какая-то уловка».

  Педераст сказал: «Мы должны убить его». Он с надеждой посмотрел на Павлова.

  «Посмотри на это с другой стороны», - сказал Бриджес, потянувшись за бутылкой бренди. «Рискнул бы я сбежать и бродить по метели в одиночку, если бы мне не нужна была история? Что я могу навредить? Вы все обречены и знаете это. С таким же успехом ты можешь поверить мне в доверие. Есть шанс, что я могу рассказать миру о том, что вы сделали ».

  Они смотрели на него с сомнением, пока Павлов не сказал: «Он прав - он не может причинить вреда».

  «И, - мягко сказал Шиллер, - он может позаботиться о вашем месте в учебниках истории».

  «Мир должен знать, что мы сделали», - сказал Павлов. «Мир должен знать, что мы сделали для Израиля».

  «Что именно вы сделали для Израиля?» - спросил Бриджес.

  «Я дам тебе знать, - сказал ему Павлов, - когда мы получим подтверждение».

  Мосты сняли шапку и перчатки, осыпая пол снегом. «Я бы хотел увидеть твоего заложника».

  Павлов пожал плечами. "Почему нет?"

  Они подошли к спящему, где за столом сидел Ермаков, пил нарзанскую воду и писал письма на кремлевских бумагах. Он не поднял глаз.

  Павлов сказал: «Гость для вас».

  Ермаков закончил фразу и поднял глаза. Бриджес отметил, что его глаза стали яснее, что он носил авторитет, как любимый костюм. "Кто ты?"

  «Американский журналист».

  "Мосты?"

  «Верно», - с удивлением ответил Бриджес.