Он был удивлен ясностью своего мозга после долгих ночей сомнений. Как будто это забытое место в Сибири всегда было его целью. Он налил себе стакан нарзана, ощутив во рту чистое шипение, и уставился на гребень гор на фоне голубого неба.Что я сделал со своей силой? За ним толпились лагеря, допросы, расстрелы; но они больше не были виной; они были опорой, на которой давно высохла кровь. Из суматохи страданий возник Советский Союз, более стабильный, чем любая другая страна на Западе; более стабильной, пожалуй, чем в любой другой стране мира.

  Вопрос был в следующем: что важнее для России - мое дальнейшее руководство в обмен на десять евреев или мое мученичество? Он все еще обдумывал это, когда вошел Павлов. - Ну? - спросил Павлов.

  «Думаю, у меня есть еще сорок пять минут до истечения срока действия вашего ультиматума».

  Павлов с любопытством посмотрел на него. Неохотно он выразил уважение.

  «Я хочу вымыться и побриться», - сказал Ермаков. Это был почти приказ.

  «Конечно», - сказал Павлов. «Но тебе лучше поторопиться».

  «Возможно, я уже принял решение». Ермаков встал. «В каком-то смысле, товарищ Павлов, я восхищаюсь вами. Трагедия в том, что вы оказываете своему народу медвежью услугу. Понимаете, - сказал он, - вы не вождь людей.

  Павлов провел его в ванную, оставив дверь открытой, наблюдая, как Ермаков гладит крем для бритья по его щетине, твердой рукой пользуясь безопасной бритвой. Ермаков умылся, руки и сказал: «А теперь, товарищ Павлов, переодеться».

  Когда они вернулись к спящему, Пенмен Шиллер заметил: «Интересно, кто из вас действительно отвечает за ситуацию?»

  «Не могли бы вы остаться на улице, пока я переодеваюсь», - сказал Ермаков Павлову.

  Павлов помедлил, прежде чем согласиться.

  Ермаков выбрал белую рубашку и бордовый галстук, которые подарила ему жена перед отъездом из Москвы. Его семья, подумал он, не участвовала в его обсуждениях. Кромечто они были гражданами Советского Союза и поэтому были вовлечены во все, что он делал. Так было всегда, и его жена понимала. Он тщательно завязал галстук, прежде чем выбрать темно-серый костюм из встроенного шкафа.

  Павлов постучал в дверь. "Вы готовы?"

  «Готов, товарищ Павлов», - ответил Ермаков.

  Из окна спящего Павлов увидел одинокую фигуру, приближающуюся по снегу. Курьер возвращается. Он сказал Ермакову, что оставит его еще на пять минут. Затем он пошел встречать курьера. Но это была замена: Дэвид Гопник вместо Стэнли Вагстаффа.

  * * *

  «Я должен убить тебя», - сказал Павлов.

  "Почему ты тогда?"

  «Я бы не стал тратить зря пулю. Еврей предает еврея! »

  «Вы предаете каждого еврея в России».

  Гопник и Павлов смотрели друг на друга через стол. Гопников, похоже, больше не волновало.

  Павлов спросил: «Зачем ты это сделал?»

  «Разин уже знал. Кое-что о теле в Новосибирске ».

  «И вы подтвердили это для него…»

  «Я ехал в Хабаровск. Я слышал, ты был в поезде. Я знал, что это не совпадение. Я знал, что должен остановить тебя.

  "Почему?" - спросил Павлов, зная ответ.

  «Я сказал вам - потому что вы уничтожаете все, на что евреи, Демократическое движение, работает».

  «Работают на коленях», - презрительно сказал Павлов. «Почему они не встают и не сражаются?»

  «Потому что это не так. Вы знаете это не хуже меня. У них есть центральный комитет, они встречаются тайно, они вывозят евреев из России. Работает. Почемуразрушь это?" Его голос был безэмоциональным, он был подобен офицеру, сдавшемуся врагу.

  «Зачем они послали тебя сюда?» - спросил Павлов, снова зная ответ. «Умолять, унижаться».

  Гопник ущипнул себя за переносицу. "Конечно. Они сделали мне предложение. Вы могли бы также знать - это не имеет значения. Выездную визу в ОВИРе мне не выдали. Мне сказали, что я могу получить один через три месяца. Разин сказал мне, что если я уговорю вас прекратить эту безумную схему, то я могу уйти. Если я проиграю, я никогда не уйду. Я действительно не думаю, что меня это больше волнует, - мягко сказала Гопник. «Я здесь только для того, чтобы защищать интересы трех миллионов человек».