«Возможно, - задумчиво сказал Гопник, - ты вообще не еврей. Если бы вы были на месте, вы бы поняли. Преследования прошлого, отношение к настоящему - все это имеет значение. Но это еще не все. Я хочу поехать в Израиль, потому что это моя земля ». Он сделал паузу. «Потому что это написано».

  Павлов встал. «Тогда ты пойдешь». Он пошел к машине, скребя листья яркими носками. Бессознательно он шел большими шагами, зарывшись руками в карманы пальто.

  Гопник поспешил за ним, волоча за собой шарф. "Что ты имеешь в виду?" Его голос был взволнованным. «Я не хочу никаких неприятностей. Никто из нас не хочет неприятностей ».

  Павлов пошел быстрее, словно специально пытаясь огорчить гопника. Он говорил сердито. «Вы не хотите неприятностей? Какиекакого черта вы рассчитываете достичь без проблем? Евреи не хотели неприятностей в Германии ... »

  Гопник тяжело дышал рядом с ним. «Вы не понимаете. Если мы создадим проблемы, мы потеряемся. Погромы начнутся снова. Назад в черные годы. Мы выигрываем при таком раскладе. Все больше и больше евреев получают разрешение на выезд. Скоро, возможно, мы все уйдем ».

  «Все три миллиона?»

  «Они не все хотят идти. Но политика меняется. Мы побеждаем… »

  - Пресмыкается, - отрезал Павлов. «Вынуждены искать ссылку на персонажа от вашего работодателя, разрешения ваших родителей - или даже вашей разведенной жены, которой внезапно дается четырнадцать дней на то, чтобы уехать, чего никогда не бывает достаточно; личный досмотр перед вашим отъездом, платя правительству шантаж в тысячи рублей. Деньги. Это победа? »

  «Это страдание», - сказал гопник. «Это победа».

  Прошли мальчики, играющие в футбол, пара влюбленных, взявшись за руки. Джет начертил белую линию на голубом небе над парящим Обелиском Космонавтов. В этот блестящий день не было особого угнетения.

  Они подошли к машине. Рядом стоял милиционер в синем зимнем пальто. Он указал на кузов. «Один рубль, пожалуйста, - сказал он. «Очень грязная машина».

  Павлов резко выпустил сцепление и направился обратно в Кремль. «Я вытащу тебя», - сказал он. «Не волнуйся, я отвезу тебя в Израиль».

  Гопник сказал: «Пожалуйста, оставьте меня в покое. Позволь мне найти свою судьбу ».

  "Ползанием?"

  «Вам не кажется, что мы прошли достаточно без того, чтобы горячие головы не разрушили все, над чем мы работали?» Он опустил окно, чтобы впустить холодный воздух, глубоко дыша, как будто почувствовал слабость. «Кто ты вообще такой? Как вы думаете, что вы можете сделать? »

  «Я человек, - сказал Павлов, - который думает, что нужно сделать больше, чем писать письма премьер-министру Англии, президенту Соединенных Штатов и г-же Голде Меир».

  "Что ты можешь сделать?"

  «Волга» резко свернула, чтобы не попасть в такси с пьяным водителем.

  «Я могу показать миру, - сказал Павлов, - что у нас есть яйца».

  * * *

  В основном они встречались на открытом воздухе, на Ленинских горах или в березовых лесах к западу от города, где москвичи купались летом у речных пляжей и катались на беговых лыжах долгой зимой.

  Иногда они встречались в маленькой квартирке на перекрестке Садовой Самотечной и Петровки. Рассказывая о футбольной команде московского «Динамо», любовницах и деньгах, они систематически обыскивали комнату в поисках микрофонов. Избавившись от этого, они назвали процесс. Пока багов не обнаружено.

  Они встречались одновременно только с тремя, чтобы не вызывать подозрений. В этот вечер были Павлов, Юрий Митин, поэт, лауреат Государственной премии, и Иван Шиллер, журналист « Правды», специализирующийся на еврейских делах. Каждый культивировал антисионистский фронт; ни у кого не было еврея в паспорте.

  Каждый был яростен в своей вере, и ни один из них не был сильнее Шиллера, гнев которого подогревался ежедневными предательствами, которые ему приходилось совершать в своей газете. Вчера он завершил облаву пятидесяти выдающихся евреев и приказал им подписать письмо, осуждающее агрессию Израиля на Ближнем Востоке.

  В письме также говорилось об эмиграции. «Мы родились и выросли в Советском Союзе. Именно здесь жили и умирали наши многовековые предки. Нет причин, по которым мы должны ехать в Израиль. И вообще, как можно «вернуться» туда, где никогда не был? »

  «А знаете ли вы, - сказал Шиллер с горьким презрением, - что некоторые из них были вполне счастливы подписать?»