– В том самом море, которое виднеется вдали у самого горизонта? – с замиранием сердца спросила я.

– Да, в том самом.

Я, судорожно перебирая в голове трагический рассказ Анны Павловны, поинтересовалась:

– А где же их родители? Почему я не увидела их могил?

– Ты просто не успела заметить, что их могилы рядом с могилами девочек. И, в отличие от детей, они уже на небе, сама видела, как Павел их забирал… Лина и Ульяна обижены на них, полагают, что они их бросили. И в этом состоит еще одна загадка: «Почему так?». Почему Павел забрал родителей, но оставил бедных детей?.. Теперь они вынуждены бесконечно шататься по этому злополучному кладбищу. Было бы не так обидно, если бы была возможность покидать периодически пределы кладбища, но мы заперты здесь, как в клетке… Настоящие узники…

Я вскочила, и начала яростно расхаживать по ветке взад вперед, спугнув ворону, которая сидела на моих коленях. Меня душила волна гнева. Я пыталась понять, почему и в мире мертвых так все несправедливо и несовершенно. Почему осиротевшие дети не могут оставаться со своими родителями, зачем нужно было их разлучать? Что за кощунство? И с какими глазами этот Павел забирал у бедных детей самое дорогое, что еще оставалось у них?

– Так он, вероятно, не при чем, – ответила на мои мысли Анна Павловна.

Я от неожиданности вздрогнула. До сих пор не могла привыкнуть к тому, что все мои мысли и переживания были видны, как то самое море у горизонта, в котором купалось заутреннее солнце. Но, как пояснила ранее Анна Павловна, даже тут были ограничения, и на расстоянии двадцати метров загробный талант читать чужие думы улетучивался. Вот почему она, зрительно оценив расстояние от нас до близняшек, взялась рассказывать мне подробности их смерти.

– Павел, всего лишь, исполнитель чьей-то воли, и мы не знаем всех обстоятельств. Что-то не дает нам окончательно расстаться с миром живых. Должно быть, что-то очень важное. Вот почему мы так назойливо каждую ночь ждем Павла. Надеемся на то, что он разъяснит нам, почему мы все еще торчим здесь…

Я шумно вздохнула и, набравшись храбрости, спросила вслух:

– А как же вы ушли из жизни? Сердечный приступ? – предположила я.

– Да все намного банальней, – равнодушно махнула рукой Анна Павловна. – Я подавилась медовым кексом, когда шла из магазина в свой двор: не дотерпела до дома, уж очень хотелось попробовать его.… А на улице была зима, вот почему я хожу в этом пальто, теперь тебя это не удивит, верно?

– Верно, – подтвердила я и удивилась. Что за странные правила в мире мертвых? А если бы я умерла в тот самый момент, когда выходила из ванны в несуразной ночной рубашке? Очевидно тот, кто навязал покойникам это правило, был еще тем шутником.

– Ха-ха-ха! – засмеялась Анна Павловна, прочитав мои мысли. – Ну, между прочим, ходил тут две недели назад один дедок в семейных полосатых трусах… рассказал мне, что умер, когда смотрел телевизор рано утром. Его рассмешило утверждение о том, что смех якобы продлевает жизнь и тут у него схватило сердце…

– Какая ирония! – усмехнулась я. – Хотя это хорошая смерть… умереть от смеха, вот потеха-то!

– Да, нарочно и не придумаешь! – согласилась Анна Павловна.

Наш разговор прервали живые. В пятидесяти метрах от нас начали рыть новую яму. Точнее пытались рыть. Двое полупьяных мужчин, еле стоявших на ногах, громко матерились, ведь у них ничего не получалось.

– Вы хотя бы лопаты перевернули нужной стороной, алкаши проклятые! – возмутилась Анна Павловна.

– Ну, эти и за день не управятся! – с уверенностью подытожили подоспевшие к нам близняшки.

– Очевидно, сегодня к нам прибудет пополнение? – спросила я у Анны Павловны.

– Это не факт, – усомнилась Анна Павловна. – Иногда похороны могут быть на следующий день, а бывало что и через несколько дней.… Хотя, с этим все понятно, – ткнув пальцем на место, где топтались незадачливые копатели могил, сказала она. – Этого запихнут в могилу как можно раньше. Возможно, это бездомный бродяга или просто бедняк без роду и племени, который не отложил деньги на помпезные похороны и соседи из жалости наняли тех, кто за работу берет копейки, то есть этих двух алкашей…

– Значит соседи, – жадины! – обиженно пождав губу, сказала Лина. – Могли бы уже заплатить нормальным работникам… Тем, которые копали яму час назад, видели, как они быстро управились?

– Не будем заранее осуждать соседей или кто там руководит его похоронами, кто знает, может они такие же нищие, как и он… – произнесла Анна Павловна.

– А почему он? – удивилась я. – Возможно, это будет она?

– Ну, я каким-то образом чувствую загодя, кто это будет – мужчина или женщина, ребенок или старец какой-нибудь вроде меня…

– А мы еще не научились определять, кто это будет, – с сожалением произнесла Ульяна.

– Еще научитесь! – махнула рукой Анна Павловна. – А теперь пошлите, нам необходимо сделать обход, чтобы определить, сколько нам сегодня следует ожидать временных гостей…

– Почему временных? – спросила я.

– Потому что, в отличие от нас, они, везунчики, не задержаться тут дольше, чем на один день…

– Да, и нужно будет успеть поболтать с ними! – напомнила Лина.

– Узнать последние городские новости! – добавила Ульяна.

– Ну, за этим дело не станет! – уверенно сказала Анна Павловна. – У нас тут и так мало развлечений, так что допрос с пристрастиями им обеспечен! – подмигнув мне, добавила она.

Анна Павловна была права. После обеда состоялась скромная траурная процессия: покойником действительно оказался мужчина и при жизни он был беден, как и предполагала Анна Павловна. Об этом он нам сам рассказал, хотя по внешнему виду мы и так догадались, – жилось ему несладко. В последний путь его провожали всего лишь несколько женщин и четверо мужчин, которые несли гроб: двое из них оказались теми самыми полупьяными копачами могилы.

Простой деревянный грубо сколоченный гроб был закрытым. Никто из присутствующих не произносил длинных прощальных речей, никто не целовал бедняка в лоб, никто не оплакивал и не оглашал окрестности кладбища своими рыданиями. Боль утраты не постигла присутствующих, пока гроб опускался на дно чернеющей ямы. Никому до него не было дела. Как только его бренное тело было погребено под тонной земли, сопровождающие его люди, с равнодушием водрузив на маленький деревянный крест потрепанный венок, тут же направились к центральным воротам. Мы приметили, как над новоиспеченной могилой клубится еле заметный туман. Каждую минуту он становился все гуще и поднимался все выше: в нем словно зарождалось что-то. Вскоре мы увидели, как этот туман сначала вытащил из своего густого клубка руки, потом ноги, затем вылезла седая косматая голова, а из остатков серого облачка вырисовалось туловище.

Поначалу человек, который явился из клубков тумана, был еле различим, полупрозрачным даже для нас, но с каждой минутой его очертания становились все ярче и насыщеннее: мы увидели, что на нем была надета выцветшая рубашка светло-бежевого цвета и затертые до дыр мятые грязно-серые джинсы. На вид ему было лет тридцать пять, но глубокие морщины и седые чуть взъерошенные волосы на макушке говорили нам больше слов: что-то при жизни сломило этого человека. Не просто так жуткая седина покрыла его голову, и не просто так морщины, как борозды исполосовали его все еще молодое лицо.

Анна Павловна первая заговорила с незнакомцем:

– Как тебя зовут? – спросила она и приветливо улыбнулась.

Мужчина, почесав задумчиво лоб, ответил:

– Николай…

– Вот видишь! – обернувшись ко мне, сказала Анна Павловна. – Все вспоминают свое имя!

– Но не я… – шмыгнув носом, я уставилась с любопытством на Николая.

Он растерянно сидел на холмике земли, под которым было погребено его тело, и с тревогой озирался по сторонам. Но, в отличие от меня, он, очутившись здесь впервые, не впадал в панику и не бегал с испугом среди могил, а на его лице вырисовывалось четкое понимание того, почему он здесь оказался. Кажется, это обстоятельство его даже обрадовало: он вдруг улыбнулся.