Но это утро в Толлгарде было другим. Казалось, город застыл в тревожном ожидании. Как испуганный зверь, готовый броситься прочь от опасности, но замерший в надежде, что беда минует.

За углом подворотни была навалена гора из досок и битого стекла. В соседнем доме не хватало двери, а вместо окна зияла дыра. Чуть дальше по улице лежала сломанная телега и несколько сваленных прямо в лужу мешков. За ней – еще один дом с выбитой дверью.

Эри плотнее закуталась в плащ. Не хотелось думать, что здесь произошло вчера, каких преступников арестовали и кто. Потому что в ее мире была радуга, и было так тепло, что не верилось, что они от кого-то прячутся или им грозит опасность. Ночные страхи казались теперь нелепыми. Что с Дарреном может случиться? Он же такой взрослый, сильный, и умный. Он знает, понимает и видит столько всего, чего не понимает и не видит она. Ему она доверит собственную жизнь, если придется. И однажды они выпутаются из этой передряги, убегут из города и подстроят новый дом вместе.

Если все реки стремятся в море, то ее море – это Даррен. Когда-то, правда, она точно так же думала про Тирка.

Эри тяжело вздохнула и покачала головой. Тирк должен навсегда остаться в прошлом. Он отказался от нее, как только узнал правду, а вот Даррен тоже знает, но все равно с ней.

Она резко выдохнула, надеясь успокоиться, но на смену Тирку в голову пришла мысль об Антис. Эри казалось, что с самого дня их знакомства Даррен относился к бывшей фаворитке по-особенному. Это читалось во взгляде, слышалось в голосе, хотя ничего такого Тигр вроде бы и не говорил.

«Наверное, это, как всегда, мои глупые страхи, – сказала себе Эри. – Ведь мне казалось, что Тирк любит Нашту, что хочет быть с ней, а в итоге... Почему я решила, что Даррен неравнодушен к Антис? Потому что она красивая? Все ли определяет красота? Да нет, ничего между ними нет. Антис же не верит в него, не верит, что он вытащит нас. А он не стал бы целовать меня, если бы был влюблен в нее. Чего я придумываю?»

Эри задрала голову и, придерживая капюшон, долго-долго смотрела в бледно-голубое утреннее небо.

Все будет хорошо. Они выберутся, а потом будут вместе с Дарреном. И больше нечего будет бояться.

***

С восходом солнца проснулся и зажил перепуганный город. В казарме Рыцарей Служения тоже началось движение. Справившись с подъемом, Рикки заставил себя размяться. От вчерашнего болели плечи и спина. Полученные ссадины ныли, казалось, с удвоенной силой. Хотелось забраться в темный угол и не выходить на свет.

– Доброе утро! – раздался бодрый голос Марка Буйвола. – Смотрю, все целы и невредимы. Как спалось?

– Лучше, чем некоторым, – пробурчал Кристофер Орел, натягивая ботфорты. Он был мрачнее обычного.

– Ты про кого? – уточнил Филипп Змей.

– Про Доминика. Он где-то шлялся ночью. И это после арестов.

– С чего ты взял? – отозвался со своего места Лис.

– Может, ты со мной перепутал? – усмехнулся Вирт Сокол.

– Нет, – в голосе Криса звучала уверенность. – Ты сегодня, как ни странно, спал с нами.

– А что это ты так, Вирт? – удивился Буйвол.

– Надо же иногда отдыхать.

Марк рассмеялся, но Орел только скривился.

– Совсем перетрудился, бедняга, – и, снова посерьезнев, спросил: – Так где ты был, Доминик?

– Да нигде, не спалось, вот и решил прогуляться.

– Не расскажешь? – заинтересовался Вирт. Доминик показал белозубую улыбку, и собрался было ответить, как Орел его перебил:

– Ладно, потом, а то много лишних ушей.

– Интересно, чьих? – возмутился Сокол. – Я думал, мы в одной упряжке.

– Я пошел умываться, – объявил Марк Буйвол и направился к двери.

– И я, пожалуй, пойду, – поддержал его Орел.

В казарме остались только Доминик и Рикки.

– А ты чего не идешь? – спросил Лис. Рикки ответил бы, что еле волочет ноги, но вслух сказал только уклончивое:

– Не люблю толпу.

– Я тоже, – Доминик потянулся.

– Знаешь, – заговорил Рикки, – я все хотел спросить тебя…

– Только не о том, где я был ночью...

– Да нет, о другом.

Доминик посмотрел с интересом.

– Мне вот почему-то кажется, – продолжил Рикки, – что у Орла с Соколом что-то произошло, они странно общаются.

– У них всегда так, не бери в голову.

– Нет, правда, – настаивал Рикки. – Может быть, давно, но что-то точно было.

Доминик бросил взгляд на дверь и, понизив голос, ответил:

– Ладно, раз уж мы одни, расскажу. Только ты – никому. Договорились?

Он кивнул.

– Тогда слушай. Крис и Вирт стали Рыцарями примерно в одно время и даже вроде были друзьями. Хотя судьбы у них разные. Орел родился в крестьянской семье где-то на юге. Во время войны эльфы разорили его деревню и вырезали всю семью, включая младшую сестру, к которой он был сильно привязан. Как он попал в Толлгард, я, честно говоря, не знаю. Может, подобрал кто-то из наших воинов. Здесь он как-то смог затесаться в Охотники, где уже так себя проявил, что впечатлил Лидера. На службе он уже лет пять или около того.

– А что же Вирт?

– Сокол – парень местный. Столичный, так сказать. Он здесь родился и вырос, но отец его, говорят, был вором, мать – распутницей. Как он жил, я, признаться, даже представить себе не могу. Видимо, ему покровительствовал кто-то из воровских кланов. Однажды при попытке залезть в карман его поймал за руку сам Лидер. Думаю, нашего господина удивила такая поразительная наглость. Ну, как бы там ни было, и Сокол, и Орел стали Рыцарями в одно время, по возрасту Вирт всего лишь на год младше, у них было много общего. Поэтому и клички похожи. Но все это было до меня.

– А ты как стал Рыцарем Служения? – поинтересовался Рикки.

– Я-то? У меня еще интереснее. Дело в том, что я – незаконнорожденный сын одной леди. Отца своего не видел, но ходили слухи, что это садовник, которого в спешке выгнали. Мать родила меня тайно, наняла кормилицу и держала в деревне недалеко от ее замка под Раунфортом. Война нас, к счастью, особенно не коснулась, но я, хоть и наполовину благородный, жил хуже, чем простолюдин. Кормилица, мягко говоря, не баловала. Да у нее и своих детей было пятеро. Конечно, когда мать ей платила, все было хорошо, но потом денег стало все меньше, а когда мне исполнилось четырнадцать, она вообще перестала их высылать. Я решил разобраться, в чем дело. Распрощался со всеми и поехал в Раунфорт. Матушка моему приезду не обрадовалась, но с порога не погнала. Ирония судьбы: кроме меня у нее так и не случилось ребенка. Но ей, похоже, от это было не особенно плохо. Ее муж умер, завещав все состояние. Она гуляла, кутила и развлекалась. Я ей был любопытен какое-то время, потом надоел, и она отправила меня учиться в Толлгард в академию изобретателей. Выяснилось, что среди магистров один некогда был ее любовником, и мой юный возраст оказался не помехой. Но я в деревенскую школу-то нечасто ходил, куда уж тут до академий. Хотя, надо сказать, терпели меня долго, целых полтора года. И вот мне семнадцать, я бросил бессмысленную учебу и решил пойти служить. Помню, меня очень впечатляли доспехи стражников у ворот. Там-то я и встретил Лангдюра. Ему тогда было еще только двадцать пять, не тридцать четыре, как сейчас, но он уже год был Рыцарем Служения. Лидер поручил ему дело на юге, и ему нужно было сопровождение. Я вызвался, потому что уже начал скучать. Ну и после этого путешествия он решил порекомендовать меня Лидеру. Тогда среди Рыцарей не было свободного места, и я просто поступил в Военную академию, стал Охотником. Через четыре с половиной года меня взяли. Так что в некотором роде я обязан ему, хотя Окунь – отличный парень и никогда не напоминал мне об этом. Если бы Даррен был сейчас среди нас, ты, кстати, был бы как раз вместо Лангдюра.

– Но почему?

– Потому что люди стареют, и он не исключение. К тому же у него есть семья. Лидер нашел бы ему более спокойное занятие.

– Правда? – удивился Рикки. – А я всегда полагал, что уйти из Рыцарей можно только... посмертно.