Шаг назад, два шага вперед...
Он глубоко вздохнул.
- Ниад? Я тебя люблю.
Вот! Он это сказал. И он правда так думает. Это твердо!
- Ты это говорил разным девушкам.
- Нет, не говорил! И на этот раз я говорю чистую правду. Я влюблен в тебя безумно, как сумасшедший!
- Сколько их было?
- Ни единой!
Чистая правда. Чистейшая! Мейлим его спросила, и он ответил, что да, но сам-то этого слова не сказал, и значит, тот случай не в счет. А как еще он мог ответить на прямой вопрос? И даже он, может быть, вроде как верил, что любит Мейлим, но то, что он к ней чувствовал, не идет ни в какое сравнение с тем, что он чувствует к Ниад, и значит, все верно, Судьбы! Как он хочет... любит ее! Ничего подобного с ним прежде не бывало, и в жизни он ничего так не хотел. Еще немного - и он не выдержит.
- Полион? - шепнула она.
- Что, милая?
- Когда ты был совсем маленьким, твоя мать называла тебя каким-нибудь особым, тайным именем? Только она - и больше никто?
- А? - (А теперь что? Он попытался вернуть руку на грудь, но Ниад схватила ее и удержала на месте.) - Может быть.
- Скажи мне его.
- Не надо, а?
- Ты мне не доверяешь?
- Ну-у... Обещаешь, что никому не скажешь?
- Обещаю.
- Иногда она называла меня... Лягушонок. - И почувствовал, как Ниад затряслась от смеха. - Говорила, что я такой ногастый! Но если ты хоть слово...
- Я никому не скажу. Коди - мое среднее имя.
- Тоже очень красивое имя, - сказал он и вспомнил, что в Далинге придают среднему имени какое-то особое значение - какой-то древний имперский обычай.
Ниад заерзала, не выпуская его руки.
- Если бы твои приятели стали звать тебя Лягушонком, что бы ты сделал?
- Будь их не больше четырех, все бы упали мертвыми.
Шорохи в кустах стали четче. Кто-то там занимается Этим! От этой мысли он просто обезумел. Это же возможно! Соберись с мыслями, парень!
- Коди? - сказал он на пробу и почувствовал, как она чуть расслабилась. - Коди, милая.
- В Далинге, - вздохнула она, - мы говорим людям наши материнские имена, но никто другой этим именем не пользуется. Никогда! Назвать кого-нибудь средним именем - это страшное оскорбление.
А! Понятно!
- Ты можешь называть меня Лягушонком.
Это был верный ответ. Она выпустила его руку, и он водворил ладонь на ее законное место. Потеребил сосок и почувствовал, как она затрепетала от удовольствия. И зашептал ей на ухо:
- Коди, Коди, Коди!
Она извернулась, так что они оказались лицом к лицу.
- Лягушонок?
Какое у нее душистое дыхание! Она его поцеловала.
- Коди, милая. Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, Коди!
Подействовало, точно волшебство. Она растаяла, ну просто растаяла в его объятиях. Он надавливал, целовал, ласкал, целовал. Поглаживал, исследовал... пальцы... Те шорохи теперь прекратились, а он шуршал куда громче, чем следовало бы, но ему теперь было все равно. Сейчас, сейчас ЭТО! Они вместе ерзали, целовались, гладили...
- Не так громко! - прошептал он.
- Я закричу!
- Что?! - Он вдруг поняли, что она вовсе не играет, а вырывается. По-настоящему? Она повторяла "нет", и уже не первую минуту. Так она серьезно? Он перестал - одновременно в ужасе и исступлении.
- Но я же люблю тебя, Коди! - Они оба задыхались.
Она повернулась к нему спиной.
- Ты обещал!
Он обнял ее. Она содрогалась от рыданий.
- Прости меня, Коди. Мне правда очень жаль. Я поторопился.
После некоторого молчания она совладала со своим голосом.
- Мне тоже жаль, Полион. Прости, я должна была остановить тебя раньше. Спокойной ночи.
- Коди! Ты не можешь бросить меня так. Я весь горю, я готов, Коди.
Она не отозвалась.
Полион хлопнулся на спину и утер лоб свободной рукой. Судьбы! На этот раз он натерпится боли! А ивилгратка способна исцелить жар в паху? Как мужчина вообще может с ней поладить?
Тут он осознал, что она уснула на его другой руке, пришпилив его к одеялу. Очень долго он лежал так, закусывая губу, и потел от мучительного нытья в паху. А Ниад спала рядом. Время от времени он видел среди веток красное сияние Муоль и слышал непрекращающееся шуршание где-то в кустах.
24
Булрион придержал Грома на гребне. Склон полого спускался к лесу редкие дубы, густой вереск, оазис сочной зелени в обрамлении унылой каменистой пустоши. За дубами лежало озерцо. Он подъехал с наветренной стороны, чтобы лошади не почуяли воду. Ни одной живой души, кроме его спутников. Прохладный ветер теребил кустики и бурьян у лошадиных копыт.
- Устроим привал, - сказал он. - Потом отыщем джоолгратку.
Гвин кивнула и спрыгнула с седла одновременно с ним. Остальные подъезжали и тоже спешивались.
Его не слишком прельщала встреча, но он - глава семьи и должен заняться этим сам. Пригласить ее может только он.
Придется отправиться одному. Меньше всего ему надо, чтобы кто-то подслушал его мысли. В них ведь будет все то чудесное, что случилось ночью, и куда худшее - его жалкие длительные сомнения, ощущение, что он недостоин сильной молодой красавицы вроде Гвин, его страх, что она лжет ему, и хранимый им секрет, что она - нищая. Ну вот! Он уже начал!
Гвин отошла и села на камень. Булрион снял с Грома седло и положил на дрок. Выпрямившись, он увидел рядом с собой Полиона и больше никого вблизи. Искушение подразнить юнца было неодолимым.
- Надеюсь, ты держишь ухо востро на случай неприятностей.
В зорких глазах мелькнула тревога.
- Каких неприятностей, дедушка?
- А от диких зверей. Вчера ночью я слышал шорохи в кустах вокруг нашей стоянки.
Паренек покраснел, не зная, как на это отозваться, но выдержал взгляд деда.
- Я тоже вроде бы слышал.
Нахальный щенок! Молодец! Он никогда не обретет и половины мощи Джукиона, а Нондион уже выше него, однако среди сыновей Бранкиона только в нем есть настоящий огонек. Жаль, конечно, что его бросает то к одной, то к другой. Но, может быть, есть что-то, достойное восхищения, в такой неимоверной сноровке, даже если она используется для такой низкой цели? Или в нем просто говорит старческая зависть?
- Ну, оба мы ошибиться никак не могли, - сказал Булрион. - Ты много времени проводишь с Ниад Билит. Вы уже помолвлены?
Полион поежился.
- Мы же знакомы совсем мало...
