Мэдисон

— Это был Бен Розенберг снаружи? Какого черта он здесь делал?

Я оглядываюсь через плечо, чтобы увидеть моего брата, прислонившегося к дверному проему кухни, все еще одетого в полицейскую форму и протягивающего пиво. У него грязные каштановые волосы, ему нужно побриться, но, как всегда, он красив. Я хочу ущипнуть его за щеки.

— Да. — Я выгибаю бровь. — Я ожидала, что ты выйдешь и тоже начнешь кричать.

Он пожимает плечами и отводит взгляд, как будто виноват.

— Были последние секунды четвертой четверти, и у Ковбоев и Кольтов была ничья. К тому же я слышал, что папа прекрасно справляется.

Ах, мой папа — большой злой волк. Десять минут назад он закатил истерику на переднем дворе, создав много шума, топал ногами и бил себя в грудь. Сейчас он сидит за кухонным столом с его ежевечерней чашкой кофе без кофеина и своим наполовину законченным кроссвордом. Синие очки для чтения располагаются на кончике его носа.

На самом деле, большой злой волк — обманщик. Он никогда не повышал на меня голос, хотя, скорее всего, это из-за того, что я никогда не давала реальную причину. Я никогда не нарушала правила, не пропускала комендантский час и никак не осмеливалась быть плохой.

Но, несмотря на то, что со мной он обычно большой плюшевый мишка, я не удивилась его реакции на Бена. Он был чертовски зол с теми несколькими парнями, которые были достаточно смелыми или глупыми, когда пытались узнать меня получше на протяжении многих лет.

— Ты до сих пор не объяснила, что делала с ним, — говорит мой папа, поправляя свои очки, чтобы он смог прочитать следующую подсказку. Он старается не смотреть на меня. Словно пытается сделать свой расспрос случайным, но мы оба знаем, что это не так.

— Да, — добавляет мой брат. — Я слышал, раньше он сцепился у Мерфи. Ты же с ним не дружишь, Мэдди?

Я отворачиваюсь от них и пожимаю плечами.

— Нет, мы не друзья. Он просто... ну... пустяки. Он спас мне жизнь. О, я вспомнила. Папа, я должна сообщить о преступлении. Меня держали под дулом пистолета.

Я закрываю глаза и готовлюсь к самому худшему. Как я и думала, уровень громкости на кухне достигает рекордно-высокого уровня на фоне того, как эти двое окружают меня. Я бы не удивилась, обнаружив, что дрожат стены.

Они скорострельно стреляют в меня вопросами. Они хотят знать каждую деталь того, что случилось, как это случилось, как он выглядел, и почему я подумала, что это хорошая идея — в такой поздний час идти домой одной.

Я отвечаю на них тихо и спокойно, пока иду к холодильнику и ищу то, что хочу, — банановый пудинг. Мой любимый. Мой папа делает его для меня каждый год. Я думаю, со всем волнением, они полностью забыли про мой день рождения. Думаю, в этом есть смысл, учитывая обстоятельства. Я толкаю брата, убираю его с дороги и копаюсь в ящике с посудой в поисках самой большой ложки, которую могу найти. Та, которую я беру, фактически предназначена для раздачи запеканок, и когда опускаю ее в миску с банановым пудингом, то поднимаю половину содержимого. Замечательно.

Папа ударяет рукой по моему плечу. Он хочет, чтобы я посмотрела на него, но я не могу.

Я могу быть хладнокровной снаружи, но под всем этим фасадом я в полном беспорядке, хотя не по тем причинам, которых можно было ожидать.

Это была самая дикая ночь в моей жизни. Боги дня рождения услышали мое желание и такие: «Эй, ты слышал эту девушку! Она хочет волнения! Давай провернем это дерьмо в одиннадцать часов!» Примеры вещей, которые бы подошли: развязать во время ходьбы ботинок, пропустить поворот и идти домой по новому маршруту, или, я не знаю, можно встретить по дороге бездомного щенка, забрать и заботиться о нем. (В конце концов, он позаботится обо мне.) Быть задержанной под дулом пистолета — было совершенно не тем, чего я хотела.

Это не кажется реальным, возможно, поэтому я не плачу, не дрожу и не боюсь. Я могу посмотреть на ситуацию и логически увидеть, что моя жизнь была в опасности. Человек в лыжной маске был невменяемым, нервным и бормотал сквозь зубы, и все же я не уверена, что он причинил бы мне вред. Да, конечно, явно нельзя приставить пистолет к чьей-то голове ради шутки, но он не брал деньги, когда я предлагала, и не пытался сорвать мою одежду. Вся эта история кажется... словно происходила не со мной. Я знаю, что это звучит наивно, но я не думаю, что он сделал бы мне больно, даже если бы не появился Бен.

Бен Розенберг.

Боги. Его имя должно всегда сопровождаться длинным похотливым вдохом. Даже сейчас мое сердце немного трепещет, выскакивая из груди, а я только думаю о нем. Я действительно благодарна за его опухшую губу и синяк под глазом. Не было бы их, не уверена, что смогла бы ясно мыслить. Даже с ними мой мозг работал только на пятьдесят процентов.

Я до сих пор отвлекаюсь на его внешность — тот пронзительный карий глаз, который не распух, его твердые скулы и очертания его челюсти. Ох, и давайте не будем забывать о его высокой мускулистой фигуре в идеально сидящем синем костюме для разнообразия с несколькими пятнами крови на рубашке. Я имею в виду, Иисус, дай девочке отдохнуть.

Я агрессивно опускаю ложку в пудинг.

Помимо его измученного состояния, единственный фактор, который у меня был, это полный шок, что из всех жителей Клифтон Коува именно он появился на темной улице как мой белый рыцарь. Это было настолько шокирующе, что позволило сохранить мое остроумие при себе, когда мы шли домой. Было ощущение собственной неуверенности в том, что это был именно Бен. Я ведь была точно уверена, что мужчина не застрелил меня в том месте, и это все не странное чистилище, в которое я попала?

Позже я все еще думала о Бене, когда мы приехали домой с полицейского участка после моего дословного рассказа об этом инциденте, после того, как полицейские промыли небольшой порез на моей голове и сняли с меня все улики. Наконец я смогла сбежать наверх и принять душ. Я безумно устала и готова была потерять сознание на любом предмете, который выдержит меня, но мой мозг активно работает, анализируя разговор с Беном по дороге домой. Я пытаюсь вспомнить, нормально ли звучала или нет, очаровательно или просто странно.

Не то чтобы раньше я никогда не разговаривала с симпатичным мужчиной. Разговаривала — дважды. Причина, почему это так важно, в том, что в Клифтон Коуве Бен Розенберг — это Бог, городская легенда, мужчина сам себе хозяин.

Скажу по-другому. У людей всегда есть одна история, как они однажды встретились со знаменитостью. «Однажды, когда я летел домой на самолете, я сидел в десяти рядах от Дженифер Энистон!» — такого плана истории.

Эта ночь станет моей знаменитой историей: «Однажды, Бен Розенберг спас мне жизнь».

Есть несколько причин, почему наши пути не пересекались до сегодняшнего дня: он на шесть лет старше меня, учился в Святом Эндрюсе, а я ходила в общественную школу, он ходил в колледж Лиги Плюща и юридическую школу, когда я закончила колледж в сорока пяти минутах от дома. Ох, и я настоящий ботаник, который проводит все свои дни в библиотеке, окруженная книгами, а ночами — в своей детской спальне, окруженная книгами, в то время как у него очень занятая, очень дикая социальная жизнь, которая, вероятно, включает в себя шведский стол из сексуальных партнеров.

С этой мыслью я с шумом швыряю свое мыло и выхожу из душа. Я заворачиваюсь в теплый махровый халат и бесшумно иду в свою комнату через коридор на тот случай, если у моего папы есть еще вопросы, которые он хочет задать мне сегодня вечером. Я беспокоюсь о поимке преступника и призванию его к ответственности. Я действительно этого хочу, но сейчас, когда мне предоставлена такая возможность, предпочитаю думать о Бене и о том факте, что наши пути больше не пересекутся.

Я резко падаю на кровать.

Я идиотка. Мне стоило написать свой номер на пакете со льдом.

Глава 5

Бен