— Могу я спросить тебя кое о чем?

Даже если мы никогда не станем чем-то большим, чем мы есть в этот момент, мне любопытно одно.

— Что? — спрашивает Бен, наклоняя голову так, чтобы солнце светило ему в глаза. Мой желудок сжимается.

Он так влияет на меня одним лишь взглядом — представьте, что было бы, если бы он подошел достаточно близко, чтобы поцеловать меня. Полагаю, я никогда этого не узнаю.

— Мне просто интересно, если бы мы были в том сценарии, который ты только что упомянул... просто два нормальных человека, идущих по жизни. Может быть, мы встретимся на улицах Нью-Йорка или в какой-нибудь кофейне в Сиэтле, — я ковыряюсь в траве, пока говорю. — Если бы ты не был последним мужчиной на земле, с которым мой отец хотел бы, чтобы я встречалась, и я каким-то образом привлекла бы твое внимание, ты бы нашел меня... привлекательной?

Бен усмехается и качает головой.

— Не могу поверить, что тебе вообще нужно спрашивать.

Это все, что он мне дает. Никаких подтверждений в ту или иную сторону, никакого пронзительного взгляда, встречающегося с моим, подтверждающего, что я самая красивая женщина, на которую он когда-либо смотрел.

— Осторожно! — кричит кто-то с другого конца травянистого поля как раз перед тем, как ярко-желтый фрисби влетает в мое периферийное зрение. Я вскрикиваю, когда твердый пластик сталкивается с моим лбом.

***

— Все не так уж плохо, — уверяет меня миссис Аллен в библиотеке в понедельник. — Я едва вижу.

— Это потому, что ты не надела очки.

— О. — Она тянется к шнурку с бусинами на шее, надевает очки, а потом задыхается. — О, боже! Нам нужно отвезти тебя к врачу! — Она тянется к телефону. — Давай я позвоню девять-один-один.

Я кладу трубку на рычаг.

— Я уже была у врача, помнишь? Я только что рассказала тебе обо всем.

Бен отвез меня в субботу, даже после того, как я настаивала, что со мной все в порядке. Это была пустая трата времени. Врач просто подтвердил, что я знаю, где нахожусь, а потом немного потыкал и пощупал мою голову. Было больно, но я буду жить. Он прописал лед и покой.

Самое странное во всем этом испытании не то, что я теперь выгляжу так, будто у меня две головы, а то, как Бен отнесся ко всему этому. Он настоял, чтобы я обратилась к врачу, и даже слышать не хотел о том, чтобы потом высадить меня за квартал от дома моего отца.

Он чуть не набросился на меня, когда я заспорила с ним об этом.

— Я отвезу тебя домой, Мэдисон. Господи, у тебя может быть сотрясение мозга.

Я прижала пакет со льдом к голове и держала рот на замке. Если Бен хотел иметь дело с моим отцом, так тому и быть. Оказалось, что я зря волновалась — отца не было дома. Бен подъехал к нашей пустой подъездной дорожке и выскочил из машины, чтобы открыть мою дверь раньше, чем я успела. Он хотел отнести меня на крыльцо, но, когда я настояла на том, что могу сделать это сама, прибегнул к тому, чтобы нести меня на руках, как раненого солдата. Мои ноги едва касались земли. У двери он взял у меня из рук ключи и отпер ее, толкнув дверь.

Я шагнула внутрь, а он завис там, оставаясь за порогом.

— Как ты думаешь, у тебя достаточно пакетов со льдом? — спросил он, озабоченно нахмурив брови.

Я жестом указала на тот, который сейчас на моей голове, и на два других, которые дал мне врач и которые в скором времени будут помещены в морозильную камеру.

— У вас есть какое-нибудь лекарство от головной боли? Доктор сказал, что можно.

— Да. Много.

Его глаза расширились.

— Не переусердствуй.

— Бен, — сказала я, шагнула вперед и похлопала его по груди, чтобы он успокоился, но потом моя рука как бы сама собой пришла в себя, потому что его грудь была нереальной, как живая, дышащая кирпичная стена. Я похлопывала, похлопывала, похлопывала его, а он даже не попросил меня остановиться, потому что, я думаю, он решил, что моя травма действительно серьезна. Я не контролировала свои действия. И могла бы признаться ему в любви прямо здесь, а он бы моргнул и сказал мне лечь. — Сколько раз в неделю ты тренируешься?

Бен покачал головой и прошел мимо меня.

— Вот так. Давай, я помогу тебе устроиться, чтобы ты могла отдохнуть.

— Бен! О боже, тебе нужно убираться отсюда. Что, если мой папа вернется домой?!

Я прыгала перед ним, когда он пытался пройти по коридору на кухню, забыв на полу свой пакет со льдом. Я уперлась двумя руками ему в грудь, уперлась пятками, а затем со всей силы толкнула его. Ничего. Я застонала и попыталась снова. Хуже того — он отодвинул меня в сторону.

— Где твоя комната? — спросил Бен, отходя от меня.

— Не там! Это кухня!

Я испугалась, что отец войдет в любую минуту. Что бы он подумал, если бы застал меня в доме наедине с Беном? О боже, я не была готова узнать это.

— Моя комната здесь! — крикнула я, надеясь, что если я буду очень покладистой, то смогу удовлетворить его настолько, что он уйдет.

Я перепрыгивала через две ступеньки за раз и толкнула дверь в конце коридора. Там она была во всей своей красе, моя детская спальня, превратившаяся в убежище для взрослых.

Конечно, несколько лет назад я сменила плед с зебровым принтом на нейтральный синий, но сама кровать все еще розовая, а потолок все еще окаймлен тонким рядом разноцветных ромашек. Я давно собиралась что-то сделать со всеми этими старыми плакатами на стене, но было уже поздно, потому что Бен был там, прямо позади меня, смотрел на них и осуждал мою любовь к Backstreet Boys.

А может и нет. Он с почти безразличием окинул взглядом пространство, пока его внимание не остановилось на моей кровати. Соответствовала ли она его стандартам? Спал ли он с женщинами на матрасах королевского размера или его занятия любовью были настолько бурными, что его устраивали только королевские размеры?

— Давай. Снимай обувь, — сказал он, подталкивая меня к моей неубранной кровати.

— Ха, я всегда думала, что мой первый раз будет более романтичным, чем это.

Моя попытка пошутить не понравилась ему.

— Садись. И носки тоже. — Бен подтолкнул меня, чтобы я села на край, и встал на колени, чтобы снять с меня ботинки и носки. При этом подушечкой пальца провел по моей стопе, и у меня по позвоночнику побежали мурашки.

— Я беру назад свои слова о том, что это не романтично — это было очень эротично. Надень мои носки и сними их снова.

Бен пытался сдержать свою улыбку хмурым выражением. Он не собирался поддаваться моему бреду.

— Ложись, — настаивал он, заставляя меня лечь на спину и поднимая ноги на кровать.

У меня была шишка на голове, но для него это выглядело так, будто все мое тело перестало работать. Я даже не пыталась представить это как ужасную травму или что-то в этом роде; Бен сам пришел к такому выводу. Я думаю, это было потому, что он винил себя за то, что фрисби ударил меня, как будто он должен был стоять на страже, как часовой или типа того.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросил он, двигаясь к двери. — Я принесу тебе воды.

— Тебе не нужно ухаживать за мной. Я в порядке, клянусь.

Проигнорировав меня, Бен вернулся через пять минут с водой, банкой «Адвила», яблоком и пакетом кренделей. Должно быть, он совершил набег на мой шкаф в ванной и на кладовую.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил он, передавая мне таблетку и воду.

Я выпила таблетку и улыбнулась, натянув одеяло до подбородка.

— Нормально. Как я выгляжу? — Я захлопала ресницами, и он нахмурился.

— Ты поправишься. Ты хочешь, чтобы я остался? Я мог бы найти шоу или... — Его взгляд скользнул по книге в мягкой обложке на моем ночном столике. — Почитать тебе.

Моя рука потянулась к его руке, схватив ее так крепко, что, вероятно, нарушила кровообращение. Бен должен был остановиться. Неужели он пытается отправить меня в могилу раньше времени?

— Я в порядке. Клянусь.

Он кивнул и встал. Бен провел рукой по волосам в сотый раз с тех пор, как фрисби врезалось в мой череп.