И ОПЯТЬ… в этот утренний час третьего дня, всё как по накатанной, раздался стук в дверь.

«Нет! Это когда-нибудь кончится?!» – подумала Инга, направляясь к двери.

Она приостановилась: «ВЕРОЯТНО, это Лера!». После вчерашнего она была не готова видеть Леру.

Внутренний голос говорил: «Не хочешь – не открывай». Но она не могла стоять за дверью и делать вид, что её нет дома.

Инга открыла дверь. На пороге стояла Лера.

Инга лихорадочно стала думать: «Может, сказать, что я не одна… или плохо себя чувствую, или… Ну что наврать?»

Лера как будто просветила её мысли и, сделав шаг в прихожую, уверенно сказала:

– Не напрягайся, нам надо поговорить!

Инга молча отступила, давая Лере пройти в комнату.

– Присаживайся, позавтракаем вместе, – холодно произнесла Инга.

– Спасибо. Но я не за этим пришла. Мне надо тебе всё объяснить.

– Ничего объяснять не надо. Всё ясно как дважды два – четыре, – отрезала Инга.

– Но есть ещё и пятью пять – двадцать пять, и шестью шесть – тридцать шесть, – не сдавалась Лера, настаивая на объяснении.

– Хорошо, давай позавтракаем, а уже потом… «я буду слушать твоё враньё молодой куртизанки», – хотела сказать Инга, но вместо этого предложила Лере бутерброд с икрой.

Завтракали молча.

Инга взяла кофе, отпила глоток и первой нарушила молчание:

– Лера, «при восхождении на вершину каждый следующий шаг опаснее предыдущего» – это из воспоминаний Эдмунда Хиллари, первого покорителя Эвереста в 1953 году, – тихим голосом сказала она.

– Можешь не продолжать, я сразу хочу оборвать твои разыгравшиеся фантазии и нравоучения по поводу «опасных шагов», – как-то очень по-взрослому отреагировала Лера и продолжила: – Я НЕ СПЛЮ с ним и никогда НЕ была его любовницей.

Инга смутилась и стала прокручивать кадры назад, когда впервые увидела Толстого.

– А как же его рука на твоей талии?

– Да, и на талии, и на плечах, и в нежных объятиях. На людях! Напоказ! На всех встречах и сборищах «избранных» я с ним рядом, а вернее при нём, как дорогой и красивый аксессуар.

Лера сделала паузу, она выжидала реакцию Инги. Долго ждать не пришлось. Искромётный ум Инги отреагировал моментально:

– Ага. Это как дорогая барсетка в руках папика, и сделана барсетка из крокодиловой кожи, и не из тела крокодила, а из его члена, и при лёгком поглаживании превращается в чемодан.

Лера засмеялась.

– Да не надо ничего гладить и превращать! Дмитрий Лазаревич не любит дам, он любит мальчиков, а не девочек.

Инга застыла в оцепенении. Она стояла, как проглотившая лом, после опрокинутого ведра с ледяной водой. Ступор непонимания накрыл её. Лера рассиропилась. Её радовал этот ушат холодной воды, опрокинутой на Ингу.

Постепенно восстанавливаясь, Инга пробовала соединить несоединимое:

– Как мальчики? А жена? А-а-а-а ты?

– Я же тебе сказала. Я – аксессуар! Красивый и молодой. Я – гордость Дмитрия Лазаревича! И железобетонное прикрытие. Ведь ты же поверила, что у нас с ним отношения?

– Да, поверила. А кто ещё знает о Вашем железобетонном прикрытии?

– Только он и я, но теперь ещё и ты.

– А почему ты мне вскрыла секрет, таившийся под семьюдесятью замками? И тем более это не только твой секрет. И, как я понимаю, ты за этот секрет довольствуешься хорошим куском пирога прямо из рук «а-ля» Монте-Кристо.

– Да, ты права. А пожертвовала я этой тайной, чтобы сохранить тебя. Я верю тебе, и с первой минуты ты для меня сильно близкая и сильно родная, – Лера смотрела на Ингу влажными глазами.

– Но он же совсем непривлекательный, – протестовала Инга.

– Зато он умный, добрый, и с ним очень интересно, – продолжала отстаивать свои позиции Лера. – Он для меня как отец, заботливый и щедрый.

– Прикасается-то он к тебе не как отец, – съязвила Инга.

– Ну что ты знаешь?

– Я знаю не потому, что я знаю, а я знаю потому, что я чувствую. Ты захотела всё сразу и много, от «отца доброго и щедрого». А ты знаешь, Лера, что семя бамбука шесть лет не даёт всходов, всю свою силу тратит на корни. А на седьмой год за полтора месяца может вырасти до неба, на тринадцать метров.

Лера понимала, что Инга загоняет её в угол. И что бы она сейчас ни сказала, Инга будет рассматривать через паутину лжи. И звучит всё кисло и понуро.

Но Лера не стала в глазах Инги убаюкивать свою уязвлённую совесть, а громким шёпотом, который воспринимался, как раскат грома, процитировала фразу Э. М. Ремарка из «Триумфальной Арки»: «Среди женщин, особенно замужних, больше проституток, чем среди тех, для кого это стало горьким куском хлеба».

– Допустим, Ремарк прав. А ты-то тут при чём?

– А-а-а-а… а ты ещё про Кирилла спроси, – с поддёвкой огрызнулась Лера.

– Да, а как же Кирилл?

– Так вот, я тебе отвечу: у меня сначала – сын, а потом Кирилл. Дмитрий Лазаревич устроил моего сына в один из лучших садиков с усиленной развивающей программой, плюс бассейн и акробатика.

Он купил мне машину, правда маленькую – Ситроен, но я довольна. А в октябре сдаётся дом в одном из престижных районов города, и в этом доме на меня оформлена трёхкомнатная квартира, 120 квадратных метров.

– Понятно, ты захотела всё сразу, без преодолений и трудностей, и без любви. Ты выбрала себе место под заботливым прикрытием Дмитрия Лазаревича.

Без запаха Амбровой пыли,

Без горечи сладкой,

Без песен дождя,

Без жажды, настигшей

В бескрайней пустыне…

Инга прочитала строчки своего сочинения. Она часто складывала рифму в минуты, когда подкрадывалась грусть.

Переклики душевного стона наполняли её, меняя свою тональность. Ведь только вчера она сама была готова лечь в постель не за царские подношения, а за вонючие консервы и всякие разности. Признаваясь в этом самой себе, девушка подумала: «Я ведь не рассказала об этом Лере. А сейчас унижаю её, предавая своим убеждениям, классический блеск».

И, успокоив себя верным и излюбленным смыслом народной пословицы, только в собственной интерпретации: «В чужом глазу соринка, как гвоздь в заднице, а в своём бревно, как лебединое перышко», она встала и подошла к Лере.

– Я тебя понимаю. Я понимаю, как тяжело срывать с себя одеяло.

Подруги смотрели друг другу в душу, обнажая обиду: оттого, что они не родились в семьях Толстых и Средних, что они разгребают себе пространство, чтобы поймать лучики солнца в холодном осознанном понимании всего того, что им преподносит их код судьбы.

Их разговор напоминал летевший самолёт, попавший в турбулентность, который, преодолев трясучку, удачно приземлился. А приземлился двукрылый на стол в уютной комнате Инги, где властвовал Гастроном Гастрономыч!

Время шло. Инга продолжала взмахом своей волшебной палочки умело превращать простенькое платьице золушки в достойный наряд королевы. Слух о мастерстве облетел кружение со скоростью естественного распространения, без набившей оскомину рекламы и холодных звонков маркетинга.

Инга работала с раннего утра до самого позднего вечера. Уставала.

В один из дней Лера пригласила её на вечеринку к приятелям по общежитию. В этот момент как будто внутренний голос прошептал: «Соглашайся! Не отказывайся!» И она с удовольствием приняла предложение.

– Я зайду около восьми, будь готова, – сообщила Лера по телефону.

К этому времени Инга была в «полном параде». Ну, скажем, не в «полном» и не «параде», а одета, как говорят, просто, но со вкусом. На ней были брюки, расклешённые от бедра, тёмно-стального цвета в комплекте с кофтой до талии, цвета соснового изумруда, и туфли – серые, на небольшом каблучке. Всё завершалось браслетом из муранского стекла сочной зелени тёмных тонов.