Шестьдесят секунд, сто пятьдесят сердечных сокращений в минуту. И вот причина беспокойства показалась. Ладья, выплывающая из облаков по небесно-прозрачной реке, словно лебедь расправляла свои паруса как крылья и двигалась на гостей неба.

Ладья грациозно остановилась возле них, покачиваясь словно приглашая их войти на борт. Причем небесная река, ничем не отличалась от земной, пропорции все были соблюдены. Тела Странника и Воливия располагались так словно были по шею в воде.

– Влезаем. Крикнув одновременно и переглянувшись, с нескрываемой улыбкой сарказма над своей судьбой, они взобрались в ладью.

Ладья была полтора метра в ширину и семь в длину. От ладьи исходил, приятно-дурманящий, древесно-дубовый аромат, словно ее вырубили из гигантского ствола свежесрубленного дуба только-что. Палуба была такой нежной словно прикосновение молодой девушки.

Воливий пытался увидеть на палубе тайные знаки, чтобы понять, добро это или зло.

Странник всматривался в облака, готовый при малейшей тревоги всем телом набросится на неведомого врага.

Однако невозможно быть бесконечно напряжённым и настороженным. А время здесь тянулось бесконечно долго. Ладья плыла сквозь бесконечные молочные облака, пейзаж которых походил один на другой, даже при бурной фантазии усыплял. Гости небес потеряли счет времени.

Вдруг ладья резко изменила положение почти до вертикального, словно уперлась в водопад и поднималась против его течения. И вот ладья уже вернулась в прежнее положение. Однако, безмятежность молочных облаков, прервалась гулом ветра, порывы которого трепали парус ладьи во все стороны, от чего ее мачта скрежетала, готовая вырваться с палубы.

Ветер сменила снежная, обмораживающая кожу метель. Затем к этому испытанию холодом добавились разрывающие звуки стона и плача. Резь в глазах, шум в ушах, словно заставляли, выпрыгнуть, отдаться воле царства молочных облаков.

–Я не могу. Я не могу больше. Выйди и сразись честно. Или ты струсил? –Выходи. С диким воплем прокричал Странник.

Вдруг все стихло. Тишина, тишина которая не предвещала ничего хорошего.

Странник огляделся и не нашел глазами Воливия.

–Воливий. осматриваясь произнес тихо обессиленным голосом Странник.

– Воливий. Что есть сил прокричал Странник.

Не буду паниковать подумал он, сжав кулаки до боли в суставах. Сейчас я закрою глаза, а когда вновь открою, все вернется на свои места.

– Я сплю, я сплю, я сплю. Упиревшись переносицей в сложенные в замок ладони, будто бредя произносил Странник.

– Я просыпаюсь и открываю глаза.

Однако ничего, ничего не вернулось на прежнее место. Только стало темнее, облака словно айсберги затвердели и стали цвета угля, которые к тому же искрили и вот, вот сейчас случится возгорание и произойдет взрыв и расщиплет все окружающее на атомы.

– Господи Исуси Христи, спаси и сохрани Воливия.

Резкий неприятный укус. В лицо. Затем еще один. Странник отмахивался руками словно пытаясь оглушить невидимого врага. Странник привык к этой тьме и смог разглядеть кто его кусал. Муха жужжащая ничем не примечательная муха. Они всегда жалят, когда приходит холод. Но через мгновения их количество стократно возросло. Теперь на него нападала не одна, а целый рой.

Укусы были болезненны, и после каждого укуса, кожа на его месте вспухала. Веки над глазами распухли так, что глядеть приходилось через щель будто подглядывая в замочную скважину. От бесконечных, нескончаемых укусов, все тело превращалось в один большой нарыв.

– Крест. Покажи крест. Донесся, сквозь жужжание голос Миланы.

Странник рванул на себе, двумя руками рубаху и встал.

Вспышка света. Очень яркая и горячая вырвалась у него из груди.

От вспышки его отбросило на палубу спиной.

Ладони, сжатые в кулак, все еще сжимали разорванные края рубахи. Боль от укусов стихала…

Непонятное ощущение. Лежу на чем –то жестком и неприятном. Что-то впивается в ноги, через штаны. Чьё-то дыхание в комнате. Я не один. Сердце забилось чаще, дыхание стало беззвучно.

Рука, быстро ощупав резную рукоятку меча, бесшумно выхватила меч и з ножен. И уже в боевом размахе, лезвие рассекло воздух.

Холодный уличный ночной воздух, отлитый звездами и луной, просачивался словно серебряная пыль, сквозь щели этой корчмы. Бешеные удары сердца, будто бубны шаманов предательски разрывали тишину. И вот, луч серебряной пыли, от вновь занесенного меча, преломился. Хитрая траектория, меча полумесяцем от пола к потолку, достигла своей цели. Но лезвие лишь немного снизило скорость разрезая плоть, окропляя серебренную пыль в ярко красный цвет.

–Руссич, собака! Третий взмах меча, настиг шею оскорбляющего. Прервав его татаро-монгольскую ругань с русским акцентом.

Приближались шаги по лестнице. Все-таки, басурман накликал беду. Боль в животе, резкая режущая боль. Воина отболит даже немного передернуло.

Дверь распахнулась. Вбегающий оказался небольшого роста и меч разбил его черепушку.

Треск. Тело откинуло назад, а затем снова влетело в комнату, не успевшим снизить темп следующим басурманом, которому также не повезло. Он оказался выше предыдущего и лезвие меча не смогло пробить его доспехи, сломав грудную клетку. От чего тот, упал и кроваво захрипел. Больше у русского воина не было не малейшего желания там оставаться. Окон в комнате не было, а вот по лестнице как-то не хотелось, учитывая нахождение внизу громко веселящихся разбойников.

Воин ударил, одним из прихваченных у басурман мечем о стену, (свой как-то жалко о дерево тупить, опять же негде и нет времени точить) по тому месту где было больше просвету. Однако чуда не произошло, стена осталась невредимой, просто забрав меч.

Деваться некуда, придется по лестнице идти. Подумал воин.

Ухватив тело басурманина, того который был побольше. Поднял перед собой и пошел к лестнице.

Скрип досок был явно не кстати. Воин, перевернул тело басурманина, уложив его спиной к спине, открыл дверь и прыгнул, что есть сил, вниз лестницы. Прыжок удался. Бутерброд из тела воина и басурманина сверху, звучно приземлился на деревянный настил первого этажа. Да, приземление было не из приятных, звонче всего ударился лоб воина, благо нос провалился в щель деревянного настила и не был сломан. Упали они прямо в ноги к басурманам, которые выругались на своем и с боевым кличем, бур-бур-база (достоверно никто не знает, чего они там кричали, живых очевидцев с того времени уж точно не осталось), бросились вверх по лестнице. Под телом тучного басурманина воина и не заметили.

Воин ждать не стал, когда раскусят его уловку. Вылез в ближайшее окно и поспешил исчезнуть из захваченной басурманами селения. Пробежав шестьсот шагов, воин остановился.

С горестью и яростью смотрел на пылающие огнем дома. Ком в горле встал, когда он вспомнил тех немногих кто погиб, не успев уйти. Успокаивало лишь, то, что мирных жителей удалось увести, благодаря воинам и добровольцам, среди которых был и наш воин, создавшим видимость жизни села.

А воины, что ж наша участь такая, мы рождены умереть в бою.

– Мир вам братья. Произнес в слух воин.

Отступать и бежать было не по себе. Однако нужно было бороться за следующее, селение, имено туда жители и ушли.

Веромир, прибыл в назначенное место первым.

Он ждал, через час появился Славясил.

– Есть кто живой. Спросил на зависть бодро Славясил.

– Да, как сказать. Ответил Веромир. Не мертвы, значит живы. И добавил с сарказмом, трогая челюсть. Зубов не досчитался, а так дышу.

Однако спасённые жизни, важнее любой гордости.

– Ну все, пора идем дальше. Поторапливал Славясил. Не успеем, всех жителей к Богам отправят.

Славясил, был старше Веромира. Это был широкоплечий, с мощным телом воин. Уважаем в селении, был главной оборонной опорой жителей.

В свои пятьдесят, он вдоволь послужил князю. Из-за многочисленных ран, отправлен с почетом в родные места.

Два года жили спокойно, сеяли, убирали хлеб, играли свадьбы, рожали детей. Но где-то просочилось воронье.