– Милости просим в нашу обитель, – пробасил Бойко, подобравшись. – Что требуется от меня?

– На Артема Григорьевича распространяются все привилегии пациента ВИП, – заважничал Ялынский. – Но лежать он будет в 222-ой палате, так он сам захотел. Поэтому надо обеспечить его всем необходимым, показать основные помещения центра и проводить до места, так сказать, лечения.

Бойко снова покосился на главврача. Артему показалось это забавным, но он не подал вида.

– Все понял, – пророкотал завотделением.

Через двадцать минут Артем, экипированный в пижаму и тапочки, стоял перед дверью с номером 222. «Ну, дай Бог!», – подумал он, толкнул дверь и вошел.

– Доброго здоровьичка! – Артем медленно вошел в палату и огляделся.

Ему почему-то казалось, что места будет меньше. Но нет: палата была очень просторная, а два окна обеспечивали прекрасное дневное освещение. У стен стояли четыре кровати, лишь одна из которых была строго застелена («Моя», – догадался Артем), у каждой – тумбочка, посредине комнаты стояли стол со стульями. За столом сидели двое и резались в домино. Один помоложе, лысый, примерно одного возраста с Артемом; другой – явно постарше.

– И тебе не хворать, – ответил тот, который помоложе, лишь мельком глянув на вошедшего. – Ща, минуту… Все, рыба, Соломоныч, считаем!

– Да что тут считать, Васенька, – вздохнул «который постарше» и бросил кости на стол.

– Вот так всегда, – уже обращаясь к Артему, сказал лысый. – Сначала хорохорится, а потом – э-эх! Василий, – он медленно встал и протянул руку.

– Артем.

– А это господин Либерман, собственной персоной, люби и жалуй.

Артема несколько покоробило такое «тыканье» со стороны Василия, и, похоже, Либерман это почувствовал. Пожав руку Артему, он сказал:

– Меня зовут Лев Соломонович. Вы не обращайте внимания на этого оглашенного, он всем тыкает – знакомым и незнакомым, так уж воспитан. Но человек хороший, поверьте.

– Да, тыкаю, – с гонором воскликнул Вася, – и мне не стыдно. Вот президент бы сейчас зашел – я бы и с ним на «ты» поговорил, плевал я на эти условности! А здесь мы вообще равны как в бане, обычные сопалатники. Кстати, ты в доминго играешь?

– Во что? – не понял Артем.

– В домино, Артем… как по отчеству? – спросил Лев Соломонович.

– Григорьевич. Но это совсем не обязательно.

– Так вот, Артем Григорьевич, это он так изъясняется. Достал уже всех в отделение своим домино… и доминго тоже, – и Либерман смущенно засмеялся.

– Играю немножко, – кивнул Артем, – но давайте с этим попозже, ладно?

В последующие часы он поближе познакомился со своими соседями. Человек, которому были чужды всякие авторитеты – Вася Вадеев, – был ветераном «горячих точек». Ему уже несколько лет приходилось ложиться в этот центр за счет ветеранской организации. А то, что первоначально Артем принял за медлительность и даже некоторую вальяжность, оказалось совсем иным – состояние у Василия было не самым хорошим. Конечно, Василий все это знал, но живой характер, чувство юмора и нежелание сидеть без дела на одном месте помогали ему справляться с недугом. По пути на обед и на самом обеде Вася рассказал, кого из персонала как зовут на самом деле и за глаза. После того, как Артем рассказал свою историю, Вадеев сразу окрестил его «бизнесменом» и по имени называл через раз. Впрочем, Артем быстро привык и не обижался. Либерман был «счетовод» – Лев Соломонович всю жизнь проработал бухгалтером. Оказалось, что вся его семья в Израиле, и все давно зовут его туда. Однако…

– Наверно, я нетипичный еврей, – поджимая губы, говорил Либерман. – Я туда не хочу.

– Дурак ты, Соломоныч, – махал рукой Вася. – Тебя бы там, наверно, давно вылечили.

– Наверно, – улыбнувшись, повторил Либерман. Но Артем видел, что улыбка не была радостной.

С другой стороны, Лев Соломонович с гордостью отметил, что все лечение ему оплачивает семья, на что Василий, засмеявшись, быстро нашел ответ:

– …а в семью в эту входят все евреи Советского Союза!

Либерман погрозил ему пальцем и теперь улыбнулся от души.

Четвертым, отсутствующим пока соседом был Сан Саныч Анисимов, «физик ученый», как его называл Вадеев. Судя по полученной Артемом информации, Сан Саныч всю жизнь занимался наукой.

– И ничего, кроме геморроя, не нажил, спасибо родине и партии, – резюмировал Василий. – А потом вообще в блуду попал.

Оказалось, Анисимов сейчас в прокуратуре. У него произошло несчастье: жену Екатерину насмерть сбила пьяная девица, дочка местного чиновника Шестакова. Были свидетели, которые все это видели, все эти нюансы поначалу везде рассказывали – и про красный свет, и про невменяемость дамы за рулем, и про то, как та жалела свою машину, а на сбитую женщину даже не смотрела. Но достаточно быстро свидетели куда-то исчезли. К тому же камеры, которыми был оборудован перекресток, оказались «временно нерабочими». Доказательная база рухнула. В итоге во время оформления ДТП все обставили так, что виновата жена Сан Саныча, и дочурку чиновника вывели из-под ответственности. Анисимов пытался что-то сделать, ходил в разные инстанции, даже привлекал СМИ. Первоначально это дало результат, и было возбуждено некое дело, которое, однако, быстро превратилось в «висяк». При этом та самая «дочка» активно оскорбляла Анисимову во всех инстанциях, даже хотела потребовать возмещение с семьи погибшей – за «потерю товарного вида автомобиля». Скандал, первоначально раздутый в СМИ, медленно утих.

– В общем, он периодически отпрашивается у врачей, – говорит Вадеев, – пройдет процедуры, и айда опять ходить, выяснять, да только все без толку. Я так понял, там уж следаков трое или четверо поменялось, каждому все заново объяснять надо, а про случившееся начинают забывать, ну и все такое. И он не железный. Еле ходит иногда. Придет, заплачет. Убью, говорит…

– Дочку эту? – спросил Артем.

– Ну, а кого? Не прокурорских же. А может, и их. Может, у тебя, бизнесмен, есть знакомые в этой конторе, спросишь, за что человека тиранят? Я через своих пробовал – пока ничего.

Знакомые были. Но как обещать? Артем кивнул.

– Попробуем узнать.

В этот момент отворилась дверь, и вошел незнакомый Артему мужчина.

– Сан Саныч, ну что там? – морщась, Василий рванул к нему.

Анисимов подошел к кровати и сел на нее. Он был небрит, весь какой-то худой и угловатый. Нагнувшись, как при боли в животе, он пробормотал:

– Гады они там все, мужики. Они дело закрыли.

Анисимов поведал все более подробно, и в палате повисла гнетущая тишина.

– Нет у нас справедливости, – не выдержав, забурчал Василий. – А сучка эта, наверно, сидит где-то и жизнью наслаждается.

– Честно говоря, я уже не знаю, что делать, – Сан Саныч медленно лег на кровать и закрыл глаза рукой.

– Сан Саныч, погоди, у нас тут новоселец вот появился, – Вадеев вытянул руку в сторону Артема, – может, у него что-то получится узнать.

– Да, я попробую, – Артем попытался вложить в слова какую-то надежду, но это явно не получилось. Анисимов на секунду повернул голову в его направлении.

– Да толку-то?

Спать обитатели палаты 222 легли в отвратительном настроении.

С утра Артем ушел на анализы, а когда пришел в палату, увидел, что Анисимова уже нет.

– Опять пошел, – покачал головой Либерман, – а что ему остается?

Артем достал из кармана телефон и вышел в фойе.

В местной прокуратуре у него были два знакомых работника. Первого ему когда-то рекомендовал Мишаков – они учились в одной школе. Чуть позже этот сотрудник серьезно им помог, так что результатами знакомства и последующей совместной работы остались довольны обе стороны. Со вторым Горбунова судьба свела еще в детстве, когда Артем немного занимался борьбой, и они ходили в одну секцию. Позже периодически виделись то тут, то там на разных мероприятиях, обменялись телефонами, но к этому товарищу Артему обращаться еще не приходилось. Первого звали Павел Сергеевич, а второго – Сергей Павлович. «Как бы не перепутать!»