Отсюда начинается царство знаменитых мещерских заколов, или, как их называют местные рыбаки, езов. Ими покрыта не только Бужа, но и многие озера, протоки и речки Мещеры. Когда они появились, никто не помнит. Старики, которых мы спрашивали об этом, задумчиво покачивали головами:
— А кто его знает, всегда так было, и отцы, и деды, и прадеды наши ловили рыбу в этих вот езах. Так уж издавна повелось.
Речные заколы возникли в те далёкие времена, когда рыбная ловля и охота служили чуть ли не единственным средством существования местных жителей. В старину в Мещере рыбным промыслом занимались целые села, на рыбную ловлю часто выходили все жители деревни вплоть до ребятишек.
Заколы простирались от одного берега до другого, иногда на протяжении более версты. В них делали специальные проходы — «заелды», в которые ставили мереды — сплетённые из ивовых прутьев верши — и сети. Ничего, кроме вреда рыбному хозяйству, эта водяная чересполосица принести не могла, и поэтому с первых же лет Советской власти местные органы повели борьбу с заколами.
Сейчас, утратив своё прежнее значение, многие заколы пришли в упадок. Подгнили и обломались почерневшие колья, половодье, размыв хворостяные заслоны, унесло с собой целые звенья изгородей, но во многих местах они ещё сохранились.
Немало неприятностей доставляют езы туристам. Проходить их надо с большой осторожностью: того и гляди скрытый под водой кол вонзится в днище лодки или она застрянет в узком и тесном проходе. Вот тут–то и сказались все преимущества нашей старенькой долблёнки. Она, как уж, проскальзывала мимо кольев, даже не задевая за них бортами, и оказывалась по ту сторону закола. А потом её экипаж позволял себе немного развлечься, ехидно наблюдая за тем, как будет «прогрызать» её широкобокая плоскодонка.
Зрелище было, действительно, любопытное.
За несколько метров до закола лихо летевший по волнам «Забухающий» убирал весла и на полном ходу врезался в середину прохода. Раздавался треск, и плоскодонка прочно застревала между кольями. Начинался второй этап «перелезания через забор». Лешка вылезал прямо на «тын» и изо всех сил дёргал лодку вперёд, а присмиревшая команда «помогала» ему тащить застрявшую посудину своими довольно противоречивыми советами. Когда его усилий оказывалось недостаточно, на другую сторону «тына» вылезал Владик, и они, как акробаты, балансируя по скользкому плетню, вместе пытались освободить лодку от крепких объятий хворостинной изгороди. Они дружно гикали, раскачивали лодку, забор ходил под ними ходуном, лодка жалобно трещала, но никак не хотела двигаться с места. После получаса возни, перекуров, криков и споров ез, наконец, сдавался, и пружинистые колья, скользя по бортам лодки, «выстреливали» её по другую сторону закола.
Езы — это довольно серьёзное испытание для лодок и байдарок. Поэтому, если вы успешно минуете бужанские заколы, считайте, что ваши лодки выдержали первый экзамен на прочность.
Пропавшее озеро
Святое озеро–первое в системе Клепиковских озёр, длинной цепочкой вытянувшихся с севера на юг. Вокруг, насколько хватает глаз, сверкая тысячами солнечных бликов, расстилается огромная равнина, словно в половодье залитая выплеснувшейся из берегов водой. Казалось, она затопила и деревья, и кустарник, и прибрежные холмы, оставив посредине только зелёные островки осоки.
Подходило время обеда, и все с надеждой посматривали на крутой лесистый левый берег озера, словно самой природой созданный для туристских привалов.
— Ну как, повернём? — спросил сидевший на руле Владик.
Но Лешка отрицательно покачал головой и махнул рукой в сторону низкого правого берега, у горизонта сливавшегося с безбрежным морем неподвижно застывших зарослей камыша. Судя по тому, как лихорадочно блестели его глаза и палец бегал по расстеленной на коленях карте, мы стояли на пороге великих географических открытий.
Дело в том, что ещё в Москве, готовясь к путешествию, мы натолкнулись на любопытное упоминание о каких–то рыболовных сооружениях, воздвигнутых сотни лет назад на берегу Святого озера мещерскими рыбаками. Барановнч, из книги которого мы почерпнули эти сведения, был довольно краток. «Из всех озёр, — писал он, — самое замечательное по рыбной ловле Святое (в с.-з. углу Егорьевского уезда). Прилегающие к этому озеру селения Левашове, Митино и Петровское с давних пор промышляют рыбным промыслом и слывут в торговле под названием стобновских рыбаков… К озеру прорыто с западной и южной сторон множество больших (от 2 до 4 вёрст) и малых (от 80 до 150 саженей) канав, по которым течёт с окрестных высот ключевая вода».
Стобновские рыбаки соорудили на берегах озера плоны с заслонами, так рассчитав падение воды, что даже в сильные морозы вода в канавах не замерзала. Зимой когда озеро было покрыто льдом, рыба охотно шла к потокам свежей, богатой кислородом воды и теснилась около них. В день лова все рыбаки одновременно перекрывали плотины, и рыба, приваженная к свежей воде, из глубины озера шла к берегам, где её без большого труда ловили неретами, мелкими снастями и даже ручными черпаками.
Как и многие другие промыслы (углежжение, плетение лаптей, охота), рыбная ловля стобновским способом была связана с хищническим уничтожением природных богатств Мещерского края. Рыбу сотнями пудов вылавливали из рыболовных канав, не задумываясь над тем, какой ущерб это может нанести рыбному хозяйству.
Со временем рыбы в озере стало меньше, большинство канав было запущено и пришло в негодность. И всё–таки нам было интересно найти и посмотреть остатки этих гидротехнических сооружений, воздвигнутых много лет назад мещерскими рыбаками.
Но тут–то и случилось самое непонятное. Сколько мы ни искали эти странные канавы, найти их так и не могли. Западный и южный берега Святого озера были низкими и болотистыми, и никакая вода самотёком, как утверждал Баранович, не смогла бы идти в озеро по прорытым канавам.
— Да, здесь что–то не то, — в растерянности почёсывал Лешка затылок. — Неужели Баранович ошибся? Или канавы успели зарасти?
— Ну, хорошо, — возразил Серёжка, водя соломинкой по карте, — канавы действительно могли зарасти. Но вот почему местное население о них ничего не знает? И вообще откуда ты взял, что именно это озеро имел в виду Баранович?
— А какое же ещё, конечно, это. Тут больше и озёр–то с таким названием нет.
— А это, — Серёжка показал соломинкой на маленький кружок где–то в районе реки Поли, — или это, — соломинка уткнулась прямо в Окский государственный заповедник, в центре которого синело ещё одно Святое озеро, — или вот это…
За несколько минут в разных местах карты мы обнаружили четыре Святых озера, два Дубовых, несколько Чёрных и Белых и бесчисленное множество Великих — от огромного, расположенного в самом центре Мещерского края возле города Клепики, до малюсеньких точек, разбросанных по обширным просторам Мещерской низменности. Но какое же из четырёх Святых озёр имел в виду Баранович?
— Так ведь в книге же прямо сказано: озеро расположено в углу Егорьевского уезда, — не сдавался Лешка, — а сто лет назад Егорьевский уезд входил в состав Рязанской губернии, и вот это самое Святое озеро находилось в самой что ни на есть правой его части. Это же ясно, как божий день. А ты вон куда забрался, в другой конец карты.
— Но ведь у Егорьевского уезда, наверное, были и другие углы… — робко возразил Серёжка.
— И в каждом из них по Святому озеру, — насмешливо перебил его Лешка.
Спор пришлось прекратить ввиду полной невозможности выяснить истину с помощью тех скудных и весьма неопределённых сведений, которыми мы располагали.
Так и не отыскав обещанных Лешкой следов старых гидротехнических сооружений мещерских рыбаков, мы поплыли дальше, в душе кляня и наши несовершенные карты, и Святые озера, как близнецы, похожие одно на другое, и Барановича, на удочку которого так опрометчиво клюнул чересчур доверчивый Лешка.
Но однажды, когда все уже позабыли про досадную историю со Святым озером и даже перестали подтрунивать над Лешкиной страстью к исследованию прибрежного рельефа, мы вдруг случайно натолкнулись на то, что так долго искали.
