К счастью ли, к сожалению ли, но одна из аудиторий Салем Стейт Юниверсети не была заполнена и наполовину. Открытый семинар для аспирантов кафедры психологии был в самом разгаре. На этой неделе обсуждали ответственность человека, вероятность выбора и его влияние на жизнь.

Профессор философии, очевидно, ярый фанат теории Маркса, мистер Браун, – мужчина с карими глазами, носящий круглые очки в тонкой оправе. Его тёмно-русые волосы чуть задела седина на висках, а орлиный нос выдавал его строгость и непредвзятость в суждениях. Он производил впечатление человека справедливого и уверенного в себе. В Салеме говорили: нет студентов, которые не признавали бы его исключительных знаний и талантов в философии.

– Мы все понимаем, что человек во многом зависит от мнения общества, – добавлял к своей лекции профессор. – Мы принимаем решения, оглядываясь на прошлый опыт человечества. Более того, мы всегда ищем одобрения. Когда мы говорим о таком понятии как «судьба», мы должны принимать во внимание, что каждое наше решение уже когда-то принимали за нас. Оно не исключительное, Fнравится вам это или нет.

В аудитории послышался лёгкий смешок. Мистер Браун тем не менее продолжил:

– Психологии известно такое качество как бунтарство. Но необходимо помнить, что до каждого нового бунтаря были тысячи других бунтарей. Кто-то из них достиг своих целей, а кому-то пришлось смешаться с толпой, – здесь профессор пожал плечами, что, видимо, выдавало в нём бывшего бунтаря. – Большинство, так или иначе, приходит к выводу, что они никак не влияют на жизнь в целом.

– Вы утверждаете, профессор, что отдельно взятый человек никак не влияет на происходящее вокруг? – возмутилась девушка с первой парты. Она неприятно щурилась, глядя на мистера Брауна, но даже за напряженными веками мерцали ясные голубые глаза.

– На прошлой неделе мы обсуждали феномен толпы. И толпа может повлиять на ход истории, – профессор вежливо улыбнулся девушке. – Может быть, вам неприятно это слышать, но индивидуум не имеет такой власти, чтобы совершить переворот.

– Каждый отдельно взятый человек всегда несёт ответственность за свой выбор, – с вызовом бросила девушка. – И когда все это поймут, возможным станет изменение мира к лучшему. В том и проблема, профессор Браун, что большинство равняется на общество, а общество – не более чем стадо. Плыть по течению – не значит делать выбор и строить свою судьбу.

Мистер Браун слегка нахмурил брови. Он недоверчиво взглянул на свою ученицу и отложил свои конспекты, предполагая, что дискуссии не избежать.

– Мисс Уайт, нельзя полагаться только на выбор человека. Некоторые не могут отвечать за то, что они выбрали. Существует воспитание и генетика.

– Ни воспитание, ни генетика не имеют такого влияния, как самовоспитание! – пренебрежительно кинула девушка. – В прекрасных семьях растут будущие наркоманы и убийцы, а в семье алкоголиков вырастает человек, который становится полноценной частью общества.

– Общества, мисс Уайт! – профессор не выдержал и чуть повысил голос. Выдохнув, он добавил: – Даже люди из семьи алкоголиков делают свой выбор, ориентируясь на мнение и требования общества. И хочу вам напомнить, что философия есть наука о фундаментальных принципах становления общества в целом, и мышления отдельно взятого человека.

– Вы забываете, что бывают общества, которые заинтересованы в националистах, фашистах, расистах, сексистах, террористах и много в ком еще, – нахмурилась Уайт. – Требования общества – это далеко не всё, на чем должен быть основан выбор отдельного человека.

С задних парт послышался тихий хохоток, как будто кто-то зажал рот ладонью, чтобы не рассмеяться в голос. Девушка с первой парты даже не обернулась, чтобы не выдать своего волнения. Зато профессор, в поисках своей поддержки, начал выискивать глазами «единомышленника».

Так и не найдя поддержки в аудитории, профессор глубоко вдохнул и обратился к студентке:

– Вы увлечены Камю и Сартром. Возможно, мисс Уайт, вам стоило выбрать семинары по филологии. Но философия изучает поведение человека в обществе, – мистер Браун высказал это спокойно, но с явной ноткой превосходства в голосе.

Остаток занятия девушка с чёрными волосами просидела молча. Она явно была обижена тем, что её так резко осадили.

Когда занятие закончилось, Уайт рассерженно накинула на плечи кожаную черную куртку, а волосы забрала в высокий хвост, чтобы они не развевались на ветру. Погода последние пару дней совсем не радовала. У двери в аудиторию девушка почувствовала на себе пристальный взгляд. Обернувшись, она заметила напряженного профессора Брауна, который с недовольством провожал её глазами; и молодого мужчину с тёмными, слегка вьющимися волосами до плеч, который щурился, глядя на неё. Уайт быстро догадалась, что, скорее всего, это именно он смеялся над её доводами на занятии.

Как обычно на парковке университета стоял серый гибрид. За рулем сидел черноволосый, голубоглазый и бледнокожий Майкл Уайт. Стуча пальцами по экрану своего смартфона, он не заметил, как его дочь подбежала к машине, закрываясь воротом куртки от неприятной мороси. Майкл обратил внимание на девушку, только когда она хлопнула дверью машины. По её лицу сразу было заметно, что она не в настроении.

– Как дела, малышка? – улыбнулся Майкл, обнажая свои ровные белые зубы. У него была очень красивая, добрая улыбка. Когда мистер Уайт улыбался, все, кто находился рядом с ним, чувствовали умиротворение и спокойствие. – Твои мысли снова не приняли во внимание?

– Чего ожидать от человека, который носит вельветовый пиджак? – усмехнулась девушка. – Таким людям нет веры, папа, – добавила она, пристёгиваясь ремнём безопасности.

– Эй! – возмутился мужчина, заводя машину. – У меня тоже есть вельветовый пиджак.

– Да, и я много раз говорила, что он ужасен, а твои, так называемые, исследования о салемских «ведьмах», – Уайт хохотнула. – Гроша ломанного не стоят. Историки должны изучать факты, а не мистику, папа.

– Деми, если ты не веришь в это, это еще не значит, что мои исследования ничего не стоят, – буркнул Майкл, поворачивая на Колледж-драйв.

Салем во многом был необыкновенным городом. Но особенно необычным он становился на Хэллоуин. Наверное, нет в Америке такого городка, где так сильно почитали бы всё сверхъестественное, странное, страшное и в некотором смысле волшебное. День Всех Святых никогда не был любимым праздником в семье Уайтов. Майкл считал, что люди не понимают всей опасности, гадая на свою судьбу, вызывая мертвецов. Его дочь в свою очередь просто считала это чушью и глупой тратой времени. Иногда она думала, что отец, в силу своей профессии, просто боится этого праздника.

Вся страна прославляет День Благодарения и Рождество, но только Салем отдает предпочтение Хэллоуину больше всех других праздников.

Улицы города всё ещё хранили на себе украшения вчерашнего праздника: у жилых домов была развешана паутина, кое-кто умудрился выставить гробы, на тротуарах валялись обрывки фаты «чёрной» невесты или игрушечные пауки и крысы. Украшениями это назвать сложно, но таков Хэллоуин: чем страшнее, тем лучше.

По дороге домой пришлось заехать в “Okea Grill&Sushi”, потому что Элиза – мать семейства Уайт – написала, что не успела приготовить ужин, что случалось довольно часто, ведь в Салемской больнице постоянно не хватает врачей, и Элизе приходится задерживаться сверхурочно.

Далеко не самый большой дом на Ред-стрит был нежно-голубого цвета при свете дня, а в пасмурную дождливую погоду он казался просто серым. Дом был в два этажа, с чердаком и гаражом на две машины. Слева от крыльца стояли старые детские качели, которыми никто не пользовался уже много лет. На кухне горел свет, в окне было видно, как мама суетится у раковины.

В понедельник от старшей школы Салема планировалась экскурсия в Гарвардский университет. И последнюю неделю за ужином в семье Уайт разгорались ссоры по этому поводу: родители настаивали на том, чтобы Деметрия поехала с классом, а она была уверена, что в любом случае не поступит в такое престижное заведение, поэтому не видела смысла тратить целый день на рассматривание места, в котором она всё равно не будет учиться. Собственно, этот ужин не стал исключением. Элиза протянула дочери подписанное разрешение на поездку. Девушка только возвела глаза к потолку. Ей уже порядком надоело объяснять, почему она не хочет ехать.