К полудню она уже совсем хорошо себя чувствовала, да и выглядела тоже пободрее. Гермиона засела с девчатами в гостиной Гриффиндора, ожидая Гарри и Рона, чтобы вместе сходить на обед.
Рон вышел первый, он был в подавленном настроении, хотя уже без рогов – Гарри заставил друга сходить к мадам Помфри, чтобы избавиться от этого недоразумения.
Рыжий плюхнулся рядом с Гермионой на диванчик и обнял за плечо одной рукой. На сестру он ещё обижался и делал вид, что той не существует. Лаванда и Парвати многозначительно переглянулись и продолжили разглядывать журнал “Самые сексуальные маги мира”.
— Гермиона, можно у тебя кое-что спросить? — прошептал он, наклонившись к её уху.
Джинни, сидящая на кресле напротив, закатила глаза и отвернулась к подружкам, полюбоваться колдографиями полуобнаженных красавчиков магов.
Гермиона качнула головой, собираясь внимательно выслушать Рона.
— Понимаешь, одному моему другу нравится одна девушка... — начал он тихо и остановился, раздумывая, как же лучше сказать.
— Хм, продолжай...
— И дело в том, что она слизеринка... эм, а он гриффиндорец, но это не важно. — Рон покраснел. — И они как бы тайно встречаются, но она хочет встречаться открыто...
— Так, и в чем проблема? — подняла бровь Гермиона, хорошо понимая, про какого друга он ей тут заливает.
— Проблема в том, что тогда он станет... Эм, как бы это сказать... менее популярен, что-ли! Если все узнают, что он с кем-то встречается. По-серьёзному встречается... — проговорил парень, недовольно хмыкнув.
— О, смотрите-ка, фото нашего Рона! — воскликнула Лаванда указывая на картинку в журнале, где полуобнаженный Уизли поигрывал бицепсами.
Рон хотел броситься к девчонкам, чтобы глянуть на себя красивого, но Гермиона схватила его за рукав кофты и удержала.
— Рон! Пикси тебе в ребра! Это старый журнал, сентябрьский номер! Хватит уже любоваться на себя!
— Герми, я просто хотел... Я там и правда классно получился! — произнёс он горделиво, за что получил шутливую затрещину от подруги. — Ай! Ладно... Так что мне сказать моему другу?
— Скажи своему другу, что он ведёт себя как козёл!
— Понятно, — он потрогал голову в том месте где раньше были рога. — Но что ему делать-то?
— Пусть делает то, что подсказывает сердце! Что для него важнее – любовь или популярность?
Рон задумчиво почесал затылок:
— Не знаю... Он бы хотел и то и то...
— Нет, в этом уравнении что-то одно нужно вычесть! — Гермиона хлопнула ладошкой по его колену.
Она была уверена, что друг говорит про себя и Пэнси, и с удивлением поняла, что чувствует какое-то внутреннее ликование от мысли, что Рон влюбился. Ни капли ревности к бывшему парню, а только вопросы – как же он поступит, он ведь обожает славу и восхищение фанаток.
Кажется, не ей одной предстоит мучаться любовными терзаниями в ближайшие дни. Но со своими терзаниями Гермиона решила оборвать прямо сегодня. Больно, резко, но так надо!
Она расстанется с Теодором. Если он её вчера видел с Малфоем или слышал её пьяный бред, то она извинится перед ним. Конечно такое одним “прости” не загладить. И она готова услышать от него все злые слова, которые можно сказать про её предательство. Которые она уже сама себе тысячу раз сказала этим утром.
Нельзя продолжать встречаться с хорошим, замечательным парнем, думая о другом. И пускай, этот другой уже занят и никогда не будет с ней. Не в нём дело. Так хотя бы её не будет мучить совесть, это противное ощущение лжи и одностороннести их отношений заставляло её ненавидеть себя.
Она хотела с ним поговорить после обеда, но Теодор пришёл раньше. Он ждал около портрета Полной дамы и когда она вышла с друзьями в коридор, бросился к ней и сразу же проговорил:
— Гермиона, прости меня за вчерашнее!
Друзья тактично молча ушли на обед без Гермионы. Теодор взмахул палочкой и наколдовал букет магнолий. Она посмотрела на цветы, но не взяла их, не понимая что происходит. Неужели он ничего не слышал и не видел?
— Тео, привет. Я как раз хотела поговорить с тобой... — начала она неуверенно.
— Нет, подожди! — слизеринец выглядел немного взлохмаченным и встревоженным. — Давай все обсудим без свидетелей.
Он взял её под локоть и увёл от входа в гриффиндорскую гостиную, потому что оттуда постоянно выходили гриффиндорцы, спешащие на обед. Они молча поднялись к лестнице на Астрономическую башню. Гермиона села на каменный подоконник в коридоре перед лестницей, расправила ладошками клетчатую юбку на коленях и ещё раз начала, грустно выдохнув:
— Теодор, это важно... Послушай меня!
Тео сел рядом, положил магнолии рядом с ней, схватил её за руки и проговорил:
— Я знаю, что поступил некрасиво... Как последняя свинья! — он говорил быстро, не слушая её, словно боясь того, что она скажет. — Знаю, что виноват, бросил тебя там в кафе, одну. И это не простительно!
— Нет! Тео, ты не понимаешь! Дай мне сказать! — воскликнула девушка, пытаясь вырваться.
Но он крепко держал её ладошки.
— Нет, прошу тебя, ничего не говори! Я знаю, что я не достоин тебя! Прости!
— Теодор, ну пожалуйста, прекрати извиняться! Ты ни в чем не виноват! — нервничала гриффиндорка.
— Скажи, что ты не обижаешься? — попросил Теодор, целуя её тонкие пальчики.
— Я не обижаюсь на тебя, но...
— Тогда позволь пригласить тебя на Рождественский бал? — в его глазах появился огонёк надежды.
Мерлин, не этого она ожидала, нет! Гермиона вскочила с подоконника и проговорила, зная, что больше не сможет молчать:
— Тео! Мы должны расстаться!
Он поднялся и отрицательно покачал головой.
— Что я сделал не так? — не понимающе прищурился слизеринец, его красивое лицо исказилось от выражения крайней обиды. — Гермиона, скажи что, и я сделаю так как ты хочешь! Это из-за того, что я ушёл вчера? Я...
— Да дело не в тебе! — воскликнула она, выдохнула и произнесла уже спокойнее. — Тео, прости меня! Ты замечательный, добрый, вежливый...
— Нет, — жёстко перебил он и опять покачал головой, сжимая губы. — Молчи. Это не то, что я хочу от тебя услышать!
Она впервые видела его таким побледневшим, потрясенным и...жёстким. От него веяло ледяным холодом.
— Тео, пожалуйста, пойми, я не могу... — ей хотелось его погладить по плечу, чтобы это ожесточённое выражение пропало с его лица.
— Я противен тебе? — он подошёл к ней, резко схватил за талию и неожиданно поцеловал, врезаясь в её губы.
Гермиона вскрикнула, кончики пальцев дотронулись до палочки в кармане, но он с усилием задержал её руку на месте и больно завернул за спину, не прекращая яростно сминать её губы и другой рукой держать её за затылок, чтобы она не отстранялась от него. Она ударяла его свободной ладошкой куда только могла попасть. Ещё и ещё, но это не помогало, слизеринец словно сошёл с ума, силой удерживая её.
Гермиона в отчаянье схватила его зубами за нижнюю губу, и сильно прикусила. Он охнул и отпрыгнул от неё. Закрыл лицо руками и сел прямо на пол, в своём дорогом отглаженном костюме.
Она хотела сейчас же убежать от Теодора, но, когда взглянула на парня, то поняла, что не может его бросить здесь в таком состоянии. Его плечи поддрагивали, он то ли беззвучно плакал, то ли смеялся, спрятав лицо в ладонях.
Она медленно подошла, села рядом, протянула к нему ладошку и осторожно коснулась его темных волос.
— Тео, прости меня...
Он сглотнул комок в горле и повернул к ней покрасневшее, но сухое лицо, даже если он и плакал, то без слёз. Нижняя губа распухла, из раны сочилась кровь.
— Это ты прости, я не должен был... этого больше не повторится ... — Нотт взглянул на её красные истерзанные им губы и, прикрыв веки, отвернулся.
— Я должна была как-то мягче тебе это сообщить...
— Мягче? Ты нравилась мне. И сейчас нравишься... И я все ещё не понимаю... Я все делал идеально. Так как надо.
Ей хотелось утешить его, но она могла сказать только правду, потому что лжи ей уже было достаточно.
