«Конечно, осуществить эту идею в полной мере невозможно. Но если даже эта идея будет осуществлена в частичной форме, сферы нашей личной и общественной жизни, а также науки значительно расширятся. Нам откроются и тайны богатства большей части поверхности нашей планеты, которая до сих пор скрыта под покрывающей её водой. Опуская приёмные аппараты подобного прибора – телескопа в глубину океанов, можно будет видеть жизнь и сокровища, которые там таятся. Можно будет проникнуть таким же образом в расщелины гор и потухшие вулканы и заглянуть внутрь твёрдой оболочки Земли. Врач будет в состоянии пользоваться таким электрическим глазом при исследовании внутренностей больного, находясь далеко от него. Инженер, не выходя из своего кабинета, будет видеть всё, что делается в мастерских, в складах, на работах… Но такой прибор не только будет способствовать расширению нашего кругозора, но может заменить человека в разных обстоятельствах…».
Весь роман Александра Беляева стал литературной иллюстрацией к этому оптимистическому прозрению Бориса Розинга. Сюжет его в том, что некий испанский профессор Бласко Хургес открыл способ добыть из атома энергию и решил подарить эту тайну Советскому Союзу. Но по пути утонул. Вместе с бесценной рукописью. Тогда является на божий свет гениальный корабельный телеграфист Мотя, который повторяет изобретение Розинга и с помощью этого «чудесного глаза» начинает внимательно исследовать нутро морской пучины.
Но главное-то в том, что первый шаг Бориса Розинга на пути к электронному телевидению, оказался настолько гениальным, что вскоре все мыслимые фантазии и прозрения самого Розинга и фантаста Беляева были переплюнуты дальнейшим размашистым развитием наступившей эры телевидения.
Но именно в этом месте вынужден я употребить всегда жуткое слово «увы». Увы, дальнейшая жизнь великого учёного Бориса Розинга сложилась так, что пожать лавры первооткрывателя этой эры ему было не суждено. Лавры эти достались его ученику Владимиру Зворыкину. Не без оснований, конечно.
Усовершенствованный иконоскоп, передающее телевизионное устройство, придуманное Розингом, он дополнил усовершенствованным же приёмным устройством (кинескопом). Завершив тем самым функциональную логику электронного телевидения. Кроме того, вероятно, сработал тогда в полную силу и упомянутый непробиваемый принцип потребительского общества, к которому сумел приспособиться талантливый ученик Розинга В. Зворыкин – доллар тому, кто придумал; десять – тому, кто произвёл и сто долларов тому, кто сумел продать…
А следы Розинга затерялись в опять наступивших сумерках русской истории. Он не почувствовал зловещей себе угрозы в том, что тень смертная подступила к нему вплотную. Зворыкин же почувствовал – и в этом было его спасение, и необычайный затем последовал оборот судьбы. Вот об этом из Булата Окуджавы: «Как хорошо, что Зворыкин уехал / И телевидение там изобрёл. / Если бы он из страны не уехал, / Он бы, как все, на Голгофу взошёл. / И не сидели бы мы у экранов, / И не пытались бы время понять, / И откровения прежних обманов / Были бы нам недоступны опять».
Теперь непросто в «откровениях прошлых обманов», дознаться, как доподлинно начинался гибельный поворот его, Бориса Розинга, судьбы.
Можно только определить роковую точку, когда он сам эту судьбу выбрал. Жизнь тогда ему предоставила тот же выбор, что и Зворыкину – уехать из страны или взойти на Голгофу. В том, что позже напишет его дочь, таится высокий повод для нашей скорби. Он сделал выбор, с точки зрения здравого смысла ненужный и губительный. Но он, выбор этот, чудесно дополняет жизнь цельного человека, делает эту жизнь геройской. Геройство такое теперь, особенно если оно сопряжено с патриотическим убеждением, становится понятием винтажным, не совсем соответствующим нашему времени и новым нашим ценностям. Но ведь как жаль, что это так. И какими прекрасными нам покажутся иногда те люди, которые в жестоких обстоятельствах умели проявить житейскую доблесть: «Как-то раз он пришёл домой очень оживлённый и сказал: “Хотите ехать в Америку?” Мы, конечно, в ответ закричали, что не хотим, нам и здесь хорошо. “Я так и думал и отказался, хотя одна фирма сделала мне очень лестное предложение, полное материальное обеспечение и всё, что мне нужно для работы. Но я свой мозг продавать американцам не собираюсь, я русский и буду работать для своей страны”. Это было в 1924 г., когда выехать за границу можно было свободно».
Нам надо только помнить этих людей и гордиться ими. Да, есть горькое величие в нашей истории, но величием своим она обязана именно таким людям.
Иначе рассудил ученик Розинга Владимир Зворыкин. И в этом было его спасение и великий шанс: «Становилось очевидным, что ожидать возвращения к нормальным условиям, в частности для исследовательской работы, в ближайшем будущем не приходилось… Более того, я мечтал работать в лаборатории, чтобы реализовать идеи, которые вынашивал. В конце концов, я пришёл к выводу, что для подобной работы нужно уезжать в другую страну, и такой страной мне представлялась Америка».
Эти два пути определили отныне движение русской интеллигенции во времени и пространстве. Так и до сей поры. Каждый выбирает свой путь. И каждому тут только Господь судия.
Для того, чтобы узнать, что же с Борисом Розингом произошло дальше, надо, опять же, много переворошить всякого рода источников, неожиданных, порой. Вот, например, статья в том же журнале Scientific American под заголовком «История телевидения». Автор, подводя итог жизни первопроходца телевизионной эры, сравнивает судьбу Розинга с судьбой великого французского химика Антуана Лавуазье: «Во время русской революции Розинг был арестован, сослан на Север, где и умер. Таким образом, мир потерял ещё одного великого учёного из-за политической смуты, подобно тому, как во время Французской революции А. Лавуазье, который открыл кислород и был одним из основателей современной химии, погиб под ножом гильотины из-за полученного им наследства». Смерть Розинга в статье датируется 1918-м годом.
Я не отношу себя к очень-то уж чувствительным людям. Но тот сюжет, который я пытаюсь освоить, наполняет меня грехом уныния и недоумением. Мне кажется, я начинаю окончательно понимать, почему мы долго ещё обречены будем отставать от размеренного хода цивилизации. Чем же объяснить всю неумолимую жестокость времени, отнявшего у моего Отечества лёгкую поступь к светлому и наполненному будущему? Почему даже великие открытия, сделанные русскими, часто очень не становятся достоянием России, дают силу другим народам, на которые мы смотрим потом с удивлением и завистью? На это и отвечает вполне доходчиво и с убийственной логикой дело и смерть великого изобретателя Бориса Розинга.
Теперь опять по порядку. Жизнь гения пошла под откос по совершенно незначительному поводу, идиотски раздутому усердными потрошителями судеб, подвизавшимися во всероссийской ЧК. Своему знакомому профессор Розинг одолжил денег. Обычное, казалось бы, дело. Проблема возникла тогда, когда чекисты выяснили, что этот знакомый в прошлом недавнем был белогвардейский офицер. Розинга арестовали за пособничество контрреволюционеру и иностранному шпиону.
Вряд ли он даже и заметил этот роковой свой жест. Сосредоточенная рассеянность его была знаменитая, совсем профессорская.
В записках его дочери есть такие свидетельства: «Раз с какого-то съезда он приехал в чужом пальто и выяснил это только потому, что в кармане обнаружил бублик, а у него бублика не было, это он знал твёрдо. Моя свекровь, со свойственным ей юмором, рассказывала: Встретила сегодня на улице твоего отца, он узнал меня, представь себе! Я воспользовалась случаем, чтобы выспросить его, что у вас делается. “Ну, как, Виктор приехал из командировки?” – “Как, Виктор уезжал?” – “А как Лида чувствует себя на новой службе?” – “Как, Лида на новой службе?” – “А как вы довольны новой домработницей?” – “Как, у нас новая домработница?”. Тут уж я прекратила все расспросы, чтобы его не смущать, и распростилась».
