102

Трэвис сидел на корточках, прижавшись спиной к холодной стене. Надежда покинула его. Голубовато-белое сияние в начале прохода стремительно разгоралось, слепя глаза. Металлический гул усилился до немыслимых пределов, заставляя вибрировать каменные плиты пола, и каждую клеточку его измученного тела.

Пальцы мертвой хваткой вцепились в маленькую железную коробочку, спрятанную во внутреннем кармане туники. Хранящееся в ней сокровище уже не раз предавало Трэвиса, заставляя спасаться бегством, и вот теперь его окончательно загнали в угол. Ему следовало избавиться от нее любым способом: выбросить, закопать в землю, потерять... В то же время он чувствовал, что никогда не смог бы расстаться с ней. Вместе с железной шкатулочкой Джек передал ему обязанность хранить Камень и заботиться о том, чтобы тот не попал в руки Врага. Трэвис дал слово, еще не зная, какое тяжкое бремя возложил на его плечи покойный друг. Впрочем, это ничего не меняло. Он обещал и считал своим священным долгом выполнить обещание. До сих пор это ему удавалось, но рано или поздно удача изменяет даже самому везучему счастливчику на свете. Сегодня она изменила и ему. Еще несколько секунд - и все закончится.

Свет сделался ярче, и Трэвис, защищаясь, прикрыл ладонью глаза, хотя толку от этого было мало: кожа, плоть и кости, похоже, не представляли для этого мертвенного, неестественного свечения непреодолимого барьера. Мысли его перескочили на Грейс и остальных друзей. Трэвис искренне надеялся, что с ними все в порядке. Жаль, конечно, что ему никогда больше с ними не свидеться. Хорошие ребята, особенно Бельтан. А потом все воспоминания и сожаления вытеснил из головы слепой, панический ужас. В озаренном слепящим холодным свечением проеме показались темные, гибкие, змееподобные силуэты преследователей.

- Мне страшно, Джек, - жалобно, как ребенок, всхлипнул Трэвис.

Протягивая к нему свои жуткие длинные руки, казалось, напрочь лишенные костей, Бледные Призраки один за другим неторопливо заполняли коридор. Трэвис не мог сосчитать, сколько их в общей сложности, да и не очень заботился, по правде говоря. Их серебристо-белая рыбья кожа, безносые и безгубые лица и огромные неподвижные глаза-блюдца цвета вулканического обсидиана вселяли в него невыразимое отвращение и полностью подавляли волю, так что он вряд ли сумел бы оказать сопротивление, даже имея дело всего с одним из этих кошмарных существ.

Человек так устроен, что иногда - в моменты наивысшей опасности или перед лицом неминуемой смерти - вдруг обретает удивительное спокойствие, хладнокровие и потрясающую ясность мышления. Нечто подобное произошло и с Трэвисом. Враги неумолимо приближались, и он вдруг отчетливо осознал, что преследования, погони, игры в прятки с самим собой и попытки уйти от действительности кончились раз и навсегда. Больше ему не придется мучительно раздумывать, как жить и кем быть. Трэвис жалел только об одном: что в этот миг прозрения лишен возможности сделать правильный выбор. Он слишком долго медлил и потерял на него право. Теперь выбор сделают за него другие. Засунув руку за пазуху, он достал из потайного кармана заветную шкатулку.

Бледные Призраки забеспокоились. Трэвис одновременно увидел и почувствовал охватившее их волнение, каким-то странным образом передавшееся и ему. Окружающее их сияние слегка изменило оттенок и запульсировало, словно в предвкушении близкой добычи. Они теснились в коридоре в каких-нибудь пяти-шести футах от Трэвиса, но ближе не продвигались. Казалось, содержимое шкатулки неудержимо притягивает их, но в то же время внушает трепет и даже, не исключено, определенный страх. Повинуясь безотчетному порыву, Трэвис внезапно протянул железную коробочку в сторону ближайшего из преследователей.

Прекрати эти глупости, Трэвис!

Сердитый голос покойного с трудом пробивался сквозь металлическое жужжание, заполнившее все закоулки мозга. Он лишь вздрогнул от неожиданности, но руки не убрал.

Прекрати немедленно, идиот!

Трэвис заколебался.

Это ты, Джек?

Во имя светлых слез Исени, ответь мне, тупица, кто еще это может быть?!

Несмотря на смертельную опасность и страх, Трэвис не смог удержаться от усмешки. Джек и сейчас остался верен себе!

Ты должен воспользоваться Синфатизаром, Трэвис.

Он судорожно прижал шкатулку к груди.

Но как я могу? Они же именно за ним и охотятся!

Разумеется, охотятся. Тем не менее этот Камень - твоя единственная надежда на спасение. Используй его, чтобы сделать их прежними.

Я не понимаю.

Они глубоко несчастны, Трэвис. Тела их изуродованы, чувства искажены, мысли подчинены чужой воле. Но заключенной в Камне мощью им можно вернуть былой облик. Вспомни, до возникновения Света и Тьмы существовали только Сумерки. Возьми Камень, Трэвис. Сделай их прежними! Но...

Сделай это, Трэвис! Сделай прямо сейчас, не медли!

Бледные Призраки преодолели наконец замешательство и разом ринулись на него, жадно протягивая руки к маленькой железной коробочке. Времени на раздумья больше не было. Непослушными пальцами Трэвис откинул крючок, открыл крышку, чуть не уронив при этом Синфатизар, но в последний момент успел подхватить Сумеречный камень и крепко сжать в ладони правой руки. Он был твердым и гладким на ощупь, и Трэвис мгновенно ощутил пульсирующий внутри него целый океан Силы.

Огромные глаза-плошки Бледных Призраков, казалось, сделались еще крупнее. Исходящее от них свечение вспыхнуло с удвоенной силой, пронизывая плоть и кости, проникая в потаенные глубины мозга. Десятки змеевидных рук потянулись к Трэвису, но тот, прежде чем хотя бы одна из них прикоснулась к нему, крепко стиснул Камень и мысленно произнес нужные слова:

"СДЕЛАЙ - ИХ - ПРЕЖНИМИ!"

Трэвис однажды уже слышал такие же голоса, слившиеся в едином вопле, в котором одновременно звучали агония, печаль и радость освобождения. Это случилось в развалинах Белой башни. Тогда он так перепугался, что почти ничего не соображал. Но сегодня он держал глаза открытыми и не упустил ни одной детали. Тела Бледных Призраков вновь засветились. Сияние становилось все ярче и неудержимо расширялось, пока не поглотило все вокруг, включая скорчившуюся на полу фигуру самого Трэвиса. Он словно парил в тумане нестерпимой белизны, не ощущая при этом ни жара, ни холода, ни вкуса, ни запаха. Все чувства притупились, и лишь в голове гулко и равномерно бил барабан, в котором он не сразу распознал стук собственного сердца. А потом все кончилось и вернулось на место - подобно тому, как склеиваются осколки разбитого оконного стекла в пущенной в обратном направлении киноленте. Стены, пол, потолок разом вынырнули из тумана и обрели прежние очертания. И Трэвис снова увидел себя сидящим на корточках в узком темном коридорчике, заканчивающемся тупиком.