‒ Долго ждал! ‒ освободив рот, сказала Таня.

Вернемся в далекий 1983 год. Расставшись с Блудовой (как казалось навсегда), я нашел ей замену. Наташа Касацкая, героиня ночных грез первого курса, подходила на эту роль. Получив первый опыт, она грустила в одиночестве, ожидая нового кавалера.

Наташа долго меня не мурыжила. Как практичная еврейка, она хотела замуж, а узнав про семью, остановилась на моей кандидатуре. Встречи с ней проходили одинаково. Я приезжал утром, мы трахались до прихода ее отца и брали тайм-аут. Папа обедал, уходил, и программа повторялась, Секс на Камасутру не тянул и разнообразием поз не отличался. Наташа ложилась на спину и, закрыв глаза, отдавалась. В отличие от Блудовой, ее волновал только результат. Заявив, что аборт не сделает, она терпеливо ждала беременности и загса. Уже наученный, я вычислял «опасные» дни, делал другие глупости и жениться на ней не собирался.

Четвертый курс приближался к Новому году. Погода не радовала, улицы превратились в коктейль из мокрого снега, зима тупила и не хотела наступать. Настроение соответствовало аномалии – я хандрил.

Касацкая надоела и уже не возбуждала. Большая грудь ее без лифчика свисала на живот. Чтобы не портить впечатление, я просил Наташу не снимать бюстгальтер, скрывающий заодно волоски, торчащие из сосков, как цветы в клумбе. Разглядывая мозоль, натертую в ее зарослях, я с ностальгией вспоминал бритый лобок Блудовой. В декабре я позвонил ей.

1984 год мы встретили у Марины. Уединялись, как и прежде, в ванной, куда похотливая Блудова, потеряв всякий стыд и осторожность, таскала меня всю ночь. Тогда я еще не знал, что в этом году поставлю точку в наших отношениях и фингал на ее face.

Весной вернулись знакомые хлопоты. Блудова понесла, рыдая, просилась замуж и, сделав аборт, опять меня не бросила. В отсутствие родителей я часто ночевал у нее. Однажды Марина заявила, что днем идет в гости – встречать одноклассника из армии, а вечером будет рада мне снова.

Выспавшись, в сумерках, я бодро жал кнопку звонка. Дверь не открывали. Я прислушался. В квартире, как и в подъезде, царила тишина. На улице, посмотрев в верх, обнаружил окно спальни открытым. Выходя из дома, по просьбе Блудовой, я закрыл его на шпингалет. Из автомата набрал номер. Трубку также никто не взял, однако утром я дозвонился.

‒ Привет, ‒ ответила она сонно, ‒ вчера в гостях напилась и дома отрубилась. А, ты приезжал, да?

Случай тот я быстро забыл, однако Блудова напомнила. Не достигнув в очередной раз консенсуса в вопросах семьи и брака, Марина истерила.

‒ Ты думаешь я никому не нужна? Заблуждаешься! Когда ты ночью ломился, я не одна спала! – она зарыдала, но быстро взяла себя в руки: ‒ Прости. Это нервы. Наговорила бог знает, что. Не верь! Я просто замуж хочу и люблю тебя!

Осенью в «Клешне» я встретил Коровина – того самого дембеля. Допив пиво, мы освободили тару.

‒ Я слышал, ты с Блудовой трешься? – Серега ловко под столом разлил в кружки портвейн и продолжил: – Блядь она. Когда ты летом в дверь звонил, мы рядом лежали. Хотел посмотреть – она не пустила. «Ошибся кто-то, – говорит, – сам уйдет!» Извини!

То ли «Три семерки», то ли сказанное Коровиным ударило в голову. Простить дурацкое положение обманутого любовника я не мог и, расплатившись, не зная, что скажу или сделаю, поехал к ней.

Открыв дверь, Марина впустила меня.

– С кем накушался? Воняет за версту!

‒ Коровина встретил.

‒ Как Сережа? – улыбнулась она.

Блудова не смутилась, не побледнела, не испугалась. Насмешливое выражение ее лица говорило: «Мне глубоко наплевать, что он рассказал, и теперь ты все знаешь!»

Возбужденные вином части моего тела зажили самостоятельной жизнью. Правая рука взлетела и звонкой пощечиной сильно ударила шлюху по лицу. Она вскрикнула и, присев, закрыла голову руками. «Прибил!» – не дожидаясь лифта, я бросился вниз по лестнице, выскочил из подъезда и побежал прочь.

Как и год назад, снова ждал звонка ее папы, ментов или кого-то еще грозного и скандального. Измучившись неизвестностью, попросил товарища под видом поклонника позвонить ей.

‒ Кокетничает, веселая! – успокоил он.

‒ Обошлось, порок неистребим! ‒ облегченно выдохнул я и поехал на рандеву с Касацкой.

Пройдут годы. Блудова пару раз выйдет замуж, родит дочь и будет пополнять инстаграмм фотками с очередного с юбилея.

Наташа составит выгодную партию с отпрыском директора завода, однако в 90-е разведется и уедет в Израиль к своим многочисленным родственникам

Наша студенческая жизнь проходила в праздности и разврате. Не утруждаясь учебой, не задумываясь, что будет дальше, мы отдыхали в меру своих возможностей. Немногие счастливчики, чья судьба определялась родительскими связями, превратили факультет в ярмарку тщеславия. Они одевались в валютной «Березке» и будущее свое знали. Остальные понимали, что халява вот-вот кончится, и бурно отгуливали самый длинный отпуск в жизни. Мрачные перспективы, как пузырьки в пивных кружках, растворялись в мозгах легко и непринужденно.

Приоритеты поменялись и в жизни. Фильмы о героях и комсомольцах сменили картины о пьяницах и неудачниках. Забегаловка «Пиночет» стала достойной альтернативой лекциям, а стакан портвейна на сеансе «Влюблен по собственному желанию» – хорошим тоном. Науку грызли только приезжие. Уехать в провинцию от московской колбасы они не хотели.

По мере переползания с курса на курс неотвратимое грядущее наводило на печальные мысли. Работать я не хотел и, в отличие от других, не собирался. Оставалось научиться жить за счет социума, но общество, ясен перец, с этим боролось, и как разрешить это противоречие, я пока не знал.

Юность диктовала свои правила. Желание нравиться, произвести впечатление или самоутвердится лезло отовсюду. Не обладая внутренней харизмой, мы принимали внешнюю мишуру за истинный успех. Джинсы и японский двухкассетник поднимали авторитет обладателя, как первое авто у современного тинейджера.

Проблема роста зацепила и меня. Сокурсники братья Михеевы, благодаря маме и универмагу «Сокольники», выглядели безупречно вне зависимости от сезона. От них не отставал Леша Дубинин, получающий алименты чеками «Внешпосылторга». Джинсы, дубленки и прочий casual эти ребята воспринимали обыденно и без эмоций.

Устав от моих просьб и нытья, мама поехала к знакомой торгашке в универмаг «Руслан». После этого мой гардероб пополнили дерматиновый пиджак, джинсы «Орбита» и финская куртка на рыбьем меху.

Конкурировать с нашими модниками я не мог, однако радовался и этим обновкам.

Наблюдая за мной, мама как-то сказала:

– Зря таскаешь джинсы каждый день. Сносишь – в чем ходить будешь? К Рите больше не поеду – унижаться не хочу, а сам ты ничего не достанешь!

Мамино бескомпромиссное «ничего» явилось спусковым крючком и, наперекор обстоятельствам, я решил идти своим путем.

Одним из способов нелегального заработка считалась фарцовка: «перепродажа дефицитных товаров по завышенным ценам», как позднее напишут в уголовном деле. Занимаясь этим, я и представить не мог, что невинные, с обывательской точки зрения, шалости будут иметь фатальные для меня последствия. Спекуляцией тогда промышляли многие. Но продать «фирму» – половина дела, главное – достать ее. Дефицит сбывали торгаши, им базарили спортсмены и выезжающие за рубеж.

Накопив на машину, я приобрел модный вид и заскучал. Удел мелкого спекулянта тяготил. Стоять в очередях, мерзнуть на барахолках, скрываясь от милиции, надоело. Денег на жизнь хватало, и я задумался, как прикрыть лавочку. Однако сразу покончить с коммерцией не удалось. Два баула с неликвидом: джинсы – футболки, кроссовки неходовых размеров –лежали в углу и ждали реализации. Об этом зашел разговор с коллегой по «цеху», спекулянтом Димой Пронькиным. Мы ужинали в ресторане «Москва».

‒ «Висяка» накопилось, ‒ сетовал я. ‒ Может ты возьмешь? Пару «кать» накину, остальное твое.