========== Часть 1 ==========
— Дочка, будь там осторожна, хорошо? — папа погладил её по волосам. — Мы с мамой беспокоимся за тебя.
— Да, милая, мы слышали, у вас как-то тревожно… Береги себя. Ты же девочка, хватит приключений.
Гермиона смотрела на любимых родителей, улыбаясь и искрясь от счастья. Вот же они — живы и здоровы, всё просто прекрасно! Мама нежно улыбается, пытаясь скрыть волнение, а папа… добрый милый папа протягивает свои сильные руки и обнимает её. Крепко, со вздохом. Он прощается с ней. Но ведь это не навсегда? Всё хорошо, им удалось победить зло, и все выжили! Все, кто был любим Гермионой. Кто оставил след в её сердце.
Кстати, вот навстречу идёт Люпин со своей дорогой женой. И Лаванда, она теперь с Фредом… Они целуются… Ох уж эта Лаванда… А Колин Криви, вот хулиган — направил на них свою камеру…
Подождите… Нет… Что-то не так… Она же помнит их недвижимые тела! Семья Люпинов. Там, на каменном полу Хогвартса они лежали вместе, и их ладони почти соприкасались… Они не могли сейчас идти к ней навстречу. А Колин… Он был среди тех, кого не стало в первые минуты боя… Лаванда… Фред…
— Милая, что не так? — спросила мама, Гермиона задержалась взглядом на её лице и вдруг поняла, что это не мама, а Минерва Макгонагалл.
— Мисс Грейнджер… Боюсь, они умерли… Все они… — она обвела трясущейся рукой зал, и Гермиона, наконец, прозрела.
Они умерли…
Её родители, её друзья, Лаванда, малыш Криви, Люпины… Зал завертелся перед глазами, сворачиваясь в огромный комок… Он давил на её своим огромным весом, подминал под себя. Душил, сгребая её безвольное тело в кучу.
— Нет, нет, не надо! Не хочу! — кричала она…
— Нет! — Гермиона проснулась.
Её трясло, и вся кожа снова зудела, волосы мешались, со лба лился пот. Грейнджер задыхалась, хватала воздух ртом и не заметила, как начала чесать свою кожу на запястье, перешла на плечи и продолжила царапать себя. Всё сильнее и сильнее, разъярённее, оставляя яркие кровавые следы. Чтобы не зудело, чтобы не думать о ночном кошмаре, чтобы не чувствовать боль внутри, которая не уходила. Ночная сорочка мешала ей, и она с нетерпением сорвала с себя одежду и принялась вновь расчёсывать кожу на груди и шее.
— Мисс Грейнджер! — громкий крик, и она снова пришла в себя.
Заметила кровь, струящуюся по телу на белую простыню. Она почувствовала, как сильные неумолимые руки крепко схватили её и начали натягивать перчатки на ладони. Нет! Мерлин, опять всё по новой!
Это всё из-за этого белобрысого придурка. Как он оказался здесь? Как он мог появиться в тот момент, когда ей обещали выписку? Гермиона зарычала.
— Тише, мисс, всё будет хорошо. Это был всего лишь кошмар. Выпейте зелье сна без сновидений.
Серьёзно, они хотят напоить её той отравой, что вырубает людей на два-три дня? После которой потом неделями бессонница и кошмары по новой? Здешние методы лечения не нравились Гермионе, и это ещё слабо сказано. Она надоела всем целителям и санитарам, рассказывая, как правильно лечить её болезнь. Ей был нужен настоящий маггловский психолог и разговоры по душам. Но никто не хотел её слушать, потому что всех всё устраивало. И всем были на руку её нервные припадки, служившие поводом заткнуть ей рот. И повод для сплетен.
Героиня войны сошла с ума и была неизлечимо больна психически. Это не было проклятьем. Это было похоже на настоящее сумасшествие.
— Я не хочу зелье! — закричала Гермиона, пытаясь изо всех сил брыкаться в руках крепкой медсестры Лилии. — Сами его пейте, я не хочу спать! Я выспалась!
— Это поможет тебе, Гермиона, — её целитель, пожилая миссис Скримджер, подошла ближе. — Мы же с тобой не хотим проблем.
В её бесстрастном голосе не было ни капли доброты.
— Проблем не будет, пожалуйста! — Гермиона готова была умолять, лишь бы не погружаться обратно в тот кошмар.
— Ты снова расчесала себя… А мы добивались обратного эффекта… — волшебная палочка Скримджер навела на неё чары заживления, кожу запекло, и Гермиона зашипела от боли.
— Это… Это случайность! Мне снятся кошмары после ваших зелий! Я в норме!
— Нет, ты не в норме. Дайте ей лекарство.
— Сука, идиотка! Я так никогда не… А-а! — кричала Гермиона, но победить двоих сильных медсестёр она не могла, ей зажали нос и залили целый флакон. Она сглотнула мерзкую жидкость и тут же обмякла, заваливаясь назад…
Тупые врачи… Тупая клиника… Тупой Малфой…
***
Драко сидел в столовой, тупо глядя в свою тарелку с яичницей. Сколько ещё раз говорить, что яйца он ест только в виде омлета? Желтки издевательски глазели на него с белой тарелки, которую пересекала трещина. Какое старьё, даже магией не исправить. Его тошнило. От столовской еды, от успокоительного лекарства со вкусом какого-то дерьма, от этой дешёвой тарелки и от запаха, которым пропиталась вся эта дурацкая клиника.
Клиника для душевнобольных.
Но он не болен! Он не сошёл с ума от заклинания, как Локонс, тихо поющий детскую песенку в углу столовой, он не лежал в кровати, глядя в потолок, как родители Лонгботтома, он не орал как резаный в своей комнате, как эта дикая «грязнокровка»… Драко просто хотел избавиться от метки. Он не пытался покончить с собой. Что такого в том, что он взял острый нож и срезал кожу на предплечье правой руки, а потом нечаянно полоснул и другую руку? Это вышло случайно! В баре, где он сидел пьяный вдрызг, кто-то завопил от ужаса, а официант, что до этого не хотел его обслуживать, бросился к нему на помощь и… через миг всё вокруг стало красным от его драгоценной чистой крови…
Доказать свою нормальность оказалось сложнее, чем невиновность и непричастность к ужасам, творимым его семьёй на войне.
— Я не хочу овсянку, Матиас! — услышал Драко знакомый требовательный голос у стойки выдачи еды.
— Ты опоздала к завтраку, это всё, что осталось… Ешь и не жалуйся! — рыкнул жёсткий голос повара, и по железной столешнице жалобно звякнула посуда.
— Я и не жалуюсь! — как всегда дерзкая, но лучше бы не видеть её.
Гермиона Грейнджер, чёрт возьми! Грёбаные подштанники Мерлина, она та, кого бы Малфой не желал встречать больше никогда в своей жизни! Особенно здесь, в дурдоме.
Драко видел её два дня назад. Всё такая же мелкая, волосы, как у пуделя после урагана. Тусклая. На лице одни глаза, большие, почти чёрные, в которых одновременно читались ненависть и тоска. Искусанные красные губы. Огромная растянутая бордовая кофта с буквой «H» на груди{?}[от английского «Hermione»], свисающая так, что не видно ладоней и фигуры в целом, только худые ноги в чёрных штанах и резиновые красные шлёпки.
Грейнджер была зла. Драко заметил это сразу, как только она остановилась посреди столовой и вперила в него горящий ненавидящий взгляд. Он чувствовал, она готова броситься на него и задушить. Но, оглянувшись, грёбаная заучка не стала ничего предпринимать. Ей бы не дали убить его. Медсестры мощные, как буйволы, нахохлившись, следили за ними со своего обеденного стола.
Грейнджер свысока осмотрела его забинтованные руки и, хмыкнув, села за соседний столик. И портила ему аппетит весь обед, наблюдая, как он ест. А ночью она орала, будто её снова пытает Беллатриса. Драко слышал, потому что, к его несчастью, их палаты находились рядом. Он закрывал уши ладонями, рычал и ругался шёпотом, жалея, что не может воспользоваться волшебной палочкой и заглушить свою комнату, а её пронзительный голос воплями взрывался в мозгу.
— Нет! Мама! Папочка! — вот что было слышно из-за стены.
А потом наступила звенящая тишина. Два дня и две ночи тишины. И снова её ненавидящий взгляд. Драко не стал отворачиваться в этот раз, он так же сильно ненавидел её. И смотрел в её карие глазищи, представляя, что сжигает её. Так же, как сгорел Винсент в Выручай-комнате.
— Ты здесь… — её пластиковый поднос с шумом упал на стол напротив него. — Это здорово.
Она расположилась так, что теперь Драко видел её кривую усмешку прямо перед собой.
— Не смог убить себя? — издевательски продолжала Грейнджер, указывая на его забинтованные руки.
