— Позови, если придет почта от Лили. Я переживаю, — Элизабет выпрямилась, и в ее прекрасных насыщенно-карих глазах мелькнула тихая грусть.
— Непременно. Я в любом случае жду вас, — Дарси коротко смежил веки в ответ на ее улыбку, от которой на душе мгновенно стало еще светлее, хотя казалось, что она и так насквозь пропитана солнечным соком и пахнет медовой терпкостью луговых цветов.
Ее шаги стали неслышны, и лишь свежий букет золотистых колосьев, роскошных огненных маков и мохнатых лазурно-синих васильков, стоящий на изящном резном комоде, напоминал о заботливой хозяйской руке, которая угадывалась в каждом уголке и дома, и сада. Дарси вздохнул и окончательно отложил книгу, все еще напоминающую о себе тяжестью на коленях. Письма от Лили он ждал не меньше, чем его жена. Их чудесная нежная дочка пять дней назад стала супругой наследника крупного поместья в Уилтшире, и родители с нетерпением ожидали вестей. Лили. Самое светлое и прекрасное существо на свете, какое только может вообразить себе человеческий разум.
Будучи вторым и последним ребенком четы Дарси, к тому же единственной девочкой, Лили практически ни в чем не знала отказа с самого раннего детства. Она поразительно была похожа на свою тетушку Джейн и кротким нравом, и прелестной внешностью. От Лили была без ума вся прислуга в Пемберли, начиная от дряхлой экономки миссис Рейнолдс, относившейся к детям Дарси как к собственным внукам, и заканчивая первым камердинером, мистером Брайоном, самым невозмутимым человеком на свете, из которого сложно было вытянуть хотя бы одно связное предложение. Старший брат, Уильям, моложе которого Лили была на два года, с раннего детства был неразлучен с любимой сестричкой. Если Уильям затевал грандиозную проказу, то Лили, сопротивляющаяся уговорам недолго, храбро защищала брата-сорванца перед лицом рассерженной матери, которая строго выговаривала за очередную разбитую статуэтку, поломанные цветы в саду или измазанные в разнообразной грязи курточки и платьица. Лили, хрупкой, нежной и ласковой, все прощалось гораздо быстрее, чем лукавому шалопаю Уильяму, которого, впрочем, все в Пемберли обожали не меньше.
Дети супругов Дарси, очевидно, родились в те дни, когда госпожа Фортуна пребывала в поистине великолепнейшем настроении. Они были самыми желанными и обожаемыми чадами для своих родителей, привыкшими, что все их желания готовы исполняться. У Лили и Уильяма была мама, которая всегда беззлобно подшучивала, по вечерам играла на фортепиано, заплетала красивые прически, читала перед сном чудесные сказки и бесконечно любила отца. У них был папа, который учил сына скакать на лошади, долгие часы проводил с детьми за играми в саду или в гостиной, рассказывал массу удивительных вещей и безгранично обожал маму. В поместье Пемберли было все, что требовалось для воспитания маленьких наследников: огромные просторы для прогулок, самые лучшие учителя Англии, великолепная библиотека, фехтовальная зала, комната для живописи, большая конюшня… Часто приезжали в гости обожаемые детьми дядюшка и тетушка Бингли, которые часами возились с племянниками, а потом и Дарси, и Бингли усаживались за вечерний стол в садовой беседке, и начиналась прекрасная долгая беседа, полная светлых воспоминаний, добрых шуток и дружеского тепла.
Уильям к своим девятнадцати годам вырос в высокого, стройного и необычайно красивого юношу, о внимании которого мечтали юные девицы как Дербишира, так и соседних графств. Его тонкое лицо с благородными чертами, живые карие глаза и улыбка, от которой таяли сердца всех барышень, оказывали благоприятное действие в обществе. Молодой человек был великолепно образован, остроумен и обладал умением притягивать к себе людей, как огромный магнит. Уильям обладал изрядным обаянием и жизнерадостностью, что помогало ему налаживать прочные связи в Свете без особенного вмешательства родителей. Юноша умел заводить друзей и тонко шутить (последнее передалось ему от матери, которая все эти годы сохраняла те открытость, искренность и живое очарование, за которые мистер Дарси продолжал быть от нее без ума); вместе с тем обладал холодным благородством отца и безупречной благопристойностью, никогда не опускаясь до беспорядочного флирта. В семнадцать лет Уильям сообщил родителям о своем твердом намерении вступить в королевский полк, где ему уготовил место старший подполковник Форбс. Мать вскинула бровь и без тени улыбки сказала, что его почтенная бабушка, будь у нее сын и узнай она о таком его решении, с горя затопила бы слезами весь Дербишир. Отец лишь пронзительно всматривался в лицо непреклонного отпрыска, прежде чем дал родительское благословение на военную карьеру единственного наследника поместья Пемберли. Уильям, не помня себя от счастья, крепко обнял и поцеловал скептично настроенную мать и унесся писать ответ подполковнику. Потом Лили рассказала ему о сцене, увиденной ею (совсем случайно, конечно) в кабинете мистера Дарси. Отец ласково гладил руку мамы, которая тихим срывающимся голосом рассказывала мужу о своих переживаниях. Уильям махнул рукой: «Ничего, когда мама увидит меня на вершине славы, она тоже расплачется, только от счастья». Несмотря на такие довольно-таки циничные слова, молодой человек глубоко переживал о душевном спокойствии матери, которую он беспредельно любил и уважал. Минуло уже два года с тех пор, как Уильям покинул Пемберли, и каждую неделю он писал рапорт отцу о своих достижениях (и мистер Дарси мог вполне заслуженно гордиться своим сыном, так как и начальство юного Дарси было весьма довольно службой молодого солдата) и трогательное письмо матери, где расспрашивал обо всех делах, рассказывал о своих и непременно передавал пламенный привет любимой сестричке.
Лили была совсем другой. С годами она расцвела подобно нежному бутону английской розы, превратившись из худенькой неказистой девочки с огромными глазами в изящную стройную барышню, скромную, немного наивную и имеющую распахнутое для всех, поистине золотое сердце. Лилиан была любимицей родителей, которые любили ее так, как любят только горячо желанных детей. К Уильяму с ранних лет относились как к будущему мужчине, что только шло ему на пользу, на Лили же изливались отцовская нежность и солнечная ласка матери. Все, что не полностью отдавалось сыну, взращивало в дочери самые прекрасные качества, превращая ее в ангельски чистую, любящую и удивительно искреннюю девушку, которой восхищались все, кто был с ней знаком. В Лили не было материнской насмешливости или холодной неприступности отца — она вобрала в себя все самые лучшие черты своей тетушки Джейн: мягкость, кротость, удивительную смиренность, незлобие и добросердечность. Как только дочка научилась ходить, то особняк моментально наполнился десятком голодных и истошно орущих котят, беспокойных щенков и прочей бездомной живностью. Лили лишь непонимающе хлопала глазами, готовясь разрыдаться в любой момент, когда мистер Дарси потерял дар речи от столь неожиданного и беспардонного вторжения в дом его предков всей этой пушистой и блохастой оравы. Первые несколько раз животные беспощадно возвращались на улицу под всхлипывания Лили, но вскоре родители поняли, что это бесполезно: все равно в тапочках отца обнаруживались экскременты и пушистый кролик, безмятежно чавкающий сворованной с кухни морковкой, все равно во всех углах дома и слуги, и хозяева натыкались на крошечных перепуганных котят и собак, умильно виляющих хвостами. Мистер Дарси, успокоенный разумными речами любимой супруги и слегка воодушевленный счастливыми глазами дочери, со вздохом позволил держать животных на заднем дворе поместья, а двум самым любимым котятам — жить в доме. Элизабет была весьма довольна благоразумным решением мужа, а Лили, попискивая от радости, осыпала любимого папочку поцелуями и не отпускала из объятий.
— Я удивлена, что вы согласились на эту авантюру, Дарси.
Элизабет улыбалась, чуть наклонив голову, и смотрела на слегка мрачного супруга. С улицы доносился радостный гомон Уилла и Лили, носящихся по лужайке с щенками и пугающих разъяренных гусей. Дарси сидел в своем любимом кресле у окна и, слегка сощурившись от летнего ослепительного солнца, смотрел на осколок голубого неба, виднеющийся сквозь изумрудный ажур липовой листвы. Золотые буквы на корешках старинных фолиантов поблескивали, блики света играли на фарфоровых чашках и зарывались в каштановые волосы Элизабет, завивающиеся у лба небрежными кольцами. Молодая женщина не могла, да и не пыталась скрыть в глазах самой искренней радости, слыша счастливый смех своих детей. Дарси поднял на нее взгляд, сердце его пропустило удар, и в очередной раз он осознал, что готов совершить что угодно на этом свете, лишь бы светлая улыбка озаряла нежное лицо Элизы.
