В пьесе Седли Клеопатра впадает в ещё большее отчаяние по ещё менее существенным причинам. Антоний, умирая, советует ей примириться с Октавием. Она категорически это отвергает, говоря, что умрёт вслед за ним. Он слишком слаб, чтобы спорить дальше на эту тему. Однако позже она лишает себя жизни из-за того только, что, предположительно, это ему бы понравилось. Эти Клеопатры, подобно Октавии, предполагают, что мужчина властен не только над их любовью, но и над жизнью.

Такие женщины, пассивные и покладистые, — лёгкая добыча любого проходящего мимо мужчины. Поэтому она нуждается в защите закона. В XVII и XVIII веках новая тема влилась в сюжет Клеопатры: брак или адюльтер? Три возможных варианта характера Клеопатры, предложенные в XVII—XVIII веках, были: верная жена; падшая, или «мечтающая о законном браке»; и наконец, гулящая, или распутница. Первая — слабая и добродетельная, вторая — слабая и вызывающая жалость, и третья — сильная и плохая. Характеры всех, включая последнюю, полностью определялись их взаимоотношениями с мужчинами.

«Клеопатра» Ла Калпренеда — многотомный и исключительно популярный в XVII веке роман. Его двенадцать томов выходили в свет на протяжении 1647—1658 годов во Франции и тут же переводились на английский Ричардом Лавдеем. Юлий Цезарь в этом романе был покорен неотразимым сверканием глаз Клеопатры. Находясь с ней во дворце, он «сгорал от любовной страсти и был готов немедленно представить её доказательства», однако осторожная Клеопатра поощряла его лишь в границах приличий, «не оскорбляющих добродетели». Цезарь впал в отчаянье. Как-то раз он стоял перед ней на коленях, осыпая её руки поцелуями, и молил уступить его безудержной страсти: «О царица! Я умираю!» Но сколько ни просил он смилостивиться над ним, она была неколебима. Опустив глаза долу, она просила понять её. Репутация царицы должна быть незапятнанной. Поэтому она не может уступить ему иначе, «как законным образом». Цезарь, боявшийся, что монархический брак плохо будет воспринят в республиканском Риме, клялся, что и хотел бы жениться, да не может. «С тех пор она даже близко не подпускала его к себе». Никаких больше осыпаний рук поцелуями. Цезарь сдался. Они поженились при шести свидетелях (без священника). Наконец Цезарь смог насладиться «этой несравненной красотой, вызывающей зависть всех царей Азии». Как объясняет рассказчик в повествовании Ла Калпренеда, эта история приведена, чтобы «защитить память о великой царице, поскольку её неверно излагают те, кто был не осведомлён о её браке».

Либо не знали, либо не интересовались. Забота Ла Калпренеда о законности брака просто показалась бы странной более ранним интерпретаторам. Средневековые поэты называли Клеопатру женой как Цезаря, так и Антония. Слово это обозначало просто сексуальную близость. Под «женой» подразумевалась взрослая женщина, уже не девушка, такое значение слова сохранилось во французском и в немецком языках до сих пор. Драйден в предисловии к «Всё за любовь!» отмечает, что он, несомненно, является первым, кто затрагивает эту тему. «Я не сомневаюсь, — пишет он далее, — что эта тема будет интересна для всех; я имею в виду её исключительную назидательность: ибо главные герои представляют прекрасный образец того, что называется незаконной связью; и, конечно, их конец печален». Для Драйдена их несчастья — наказание за незаконность их связи. Но несчастливый конец шекспировской пьесы не тем объясняется, что у Клеопатры и Антония незаконная связь, или адюльтер, а является прямым следствием их чувственного влечения. Вопрос же о том, состояла ли Клеопатра в законном браке, начинает волновать рассказчиков только с XVII века.

На протяжении Средневековья и даже в начале Нового времени для состоятельных собственников брак включал в себя по крайней мере пять последовательных этапов: финансовый контракт между двумя семьями; обмен кольцами, так называемое обручение; формальное оглашение; свадьба в церкви; сексуальная консумация, или подтверждение брака. В какой именно момент этого ступенчатого процесса пара становилась действительно женатой парой — это совершенно никому не ясно. Столь же запутанными были брачные установления по всей Европе, не только в Англии. Суть всех этих сложных ухищрений была тесно связана с владением и разделом имущества. Низшим сословиям финансовый контракт был не нужен, а оплата церковной свадьбы — не по карману. Брак для большинства жителей европейских стран в те времена был, как объясняет Лоренс Стоун, «частным соглашением между двумя индивидуумами, основанным на общих понятиях права». Если мужчина брал «жену» в постель и если они оба были свободны и не имели других договорённостей, то они становились признанной женатой парой — и по их понятиям, и по понятиям их окружения или соседей. Одобрен ли их союз государством или церковью — об этом они не знали, и никакие мысли на этот счёт их не волновали.

Эта неопределённость понятия «брака» вовсе не вела к разгульному образу жизни. Средневековая «жена» принадлежала своему мужу, неверность жестоко наказывалась. Но это означало, однако, что различия между добродетельным браком и случайным сожительством, которое позже было обозначено как «жизнь во грехе», тогда ещё не существовало. Такое положение дел также не исключало полигамию, или, вернее сказать, серию моногамных связей. Тот факт, что Антоний был женат на Фульвии, а потом на Октавии, но не на Клеопатре, совершенно ничего не значил для средневекового читателя, если он вообще об этом знал. Антоний прожил с Клеопатрой семь лет. Они жили вместе, у них было трое детей. Конечно же, он был «мужем» и главой их общей собственности, а она — его «женой». Ещё в 1595 году Клеопатра Гарнье говорит, обращаясь к только что умершему Антонию: «Наш священный брак и нежная забота о дорогих малютках, плодах нашей дружбы». Образ любовницы — женщины, которая вступает в незаконную связь и тем самым губит себя, — ещё не появился.

Он обязан своим рождением Реформации. Пока Гарнье во Франции по-прежнему не видел различий между любовницей и законной женой, в протестантской Англии всего через четыре года спустя в пьесе Сэмюэля Брендона «Добродетельная Октавия» Октавия восхваляется и противопоставляется Клеопатре именно потому, что Клеопатра была той женщиной, что первая научила Антония «жить во грехе». В аналогичных французских или итальянских произведениях «случайности» связи Антония и Клеопатры едва ли уделяется особое внимание. Героиня де Бенсерада умирает в горьком раскаянии, ведь она потеряла честь, раз вместо верности умершему Антонию надеялась соблазнить Октавия. Но речи о незаконности их связи нет. Совсем не так обстояло дело с её английской тёзкой. Английская Клеопатра прекрасно понимала уже, что её честь будет навек потеряна, если она не оформит всё по закону. Некоторые отголоски этих различий в традиции сохраняются и по сей день. Например, французских и итальянских обозревателей часто удивляет то особое внимание, которое английская и американская пресса уделяет вопросу о супружеской верности политических деятелей.

Протестанты стали осуществлять внебрачные связи, так как в новом ракурсе стал рассматриваться брак. Лютер, а потом Кальвин настаивали на моногамном браке, приравнивая моногамность к добродетели, сравнимой лишь с девственностью. Английские пуритане их поддержали. В 1609 году Вильям Перкинс, автор влиятельного сборника наставлений для пуритан, объявил, что брак — это «состояние более благородное, чем единичное существование». Такое заявление граничило с ересью. Современник Перкинса, кардинал Беллармен, высказал противоположное и более терпимое утверждение: «Брак — дело человеческое, тогда как девственность — ангельское». Собственно, католическая церковь всегда учила, что сексуальность любого рода — это грех. Моногамный брак был признан меньшим злом, чем беспорядочные половые связи, но зло тем не менее оставалось. «Неважно, что до женитьбы он не желал чужой жены: до женитьбы все жёны — чужие, и никакая жена не выйдет замуж, если муж до брака не прелюбодействовал с ней взором. Законы, похоже, проводят различие между браком и любодеянием, как между разными видами недозволенного, но различие это не касается существа дела. Что толкает мужчин и женщин и к браку, и к прелюбодеянию? Плотское вожделение...» Так было до Реформации. Протестантское движение, настаивавшее на правах священников вступать в брак, привело к иному отношению к браку — он стал восприниматься как идеал целомудренных взаимоотношений между мужем и женой, как добродетельное и, возможно, даже священное состояние.