Посмотрела на него, гнева не скрывая, да и ответила:

— До свидания!

И в лес свой перенеслась.

Злая, как тысяча кикимор, от которых очередной черт сбежал. Или как две тысячи все тех же кикимор!

***

Ночь выдалась трудная. К сожалению, Силушка Лесная права оказалась, ну или прав, я еще не разобралась в ее половой принадлежности. Да и не до нее было – деревья у меня в лесу и вправду ходить начали. Хорошо хоть только яблони — те я магически подпитывала, и сейчас когда магический фон усилился, они первые и среагировали. И не то чтобы опасно это было как-либо, но марширующий по лесу яблоневый строй это все-таки как-то неправильно.

Долго с лешим думали что с ними делать, потом плюнули и позвали Острого Клыка. Кабан довольный и счастливый, кинулся на деревья. Деревья начали стремительно отращивать яблоки и швыряться плодами, по большей части зелеными, в кабана. На это пиршество, другие кабаны сбежались. Деревья, израсходовав запас магии, были вынуждены недовольно вернуться на место посадки и засесть там, в ожидании следующего похода, а вот кабаны были довольны больше некуда, олени и косули тоже, даже зайцам яблок досталось.

Опосля прибежала Леся, сообщила чудовищное – у нас в лесу появился источник Живой воды. Тот самый, в котором когда-то вода вся от крови моей в алый цвет окрасилась. В общем где было тонко, то есть избыток магии, там и рвалось. Первыми живительные силы воды родниковой оценили русалки — волосы себе поотращивали, от морщин избавились. Потом туда паломничество устроили волки – у кого какие хвори имелись, али раны застарелые, все исчезли.

Потом туда явились мы с лешим.

Я искупалась, а то после Агнехрана так и не успела, леший сидел да наблюдал, как от воды живой на нем шрамы исчезают.

В общем источник решено было оставить, как никак лес-то у нас теперь волшебный, только один меня момент тревожил:

— Лешенька, а если существует источник Живой воды, значится где-то имеется и источник Мертвой… Так?

И тут появился Водя.

Ничего не говоря, подхватил нас с лешим магией, да и перенес на берег Заводи.

А там толпа собралась – все наши, да еще и с вином, и с колбасой копченой, и хлебом свежим. А еще с вампирами и болотниками купец Савран сидел, жену обнимая, и все смотрели на то еще представление.

— Агнехран, — вопил Данир все в той же пещере, — иди сюда, маг проклятый… О, водичка!

Тут чародейка на колено припадает, ладонями воду зачерпывает, пьет жадно и… падает замертво.

— Во, сейчас самое интересное будет, — сообщил мне Гыркула.

Я волосы мокрые на ветру встряхивая, ничего говорить не стала, по мне так смерть это вообще не интересно, особливо после разговора с охранябушкой, чтоб его, сегодня.

Но тут чародейка поднялся удивленно, огляделся, ресницами хлопая, и произнес:

— Где я? Что я? Как я? Зачем я в пещере сижу? А, тут же Агнехран должен быть! Агнехран! Агнехран, куда делся-то? Агнехран, иди сюда, маг проклятый… О, водичка!

И чародейка делает ровно все то, что уже делал — на колено припадает, ладонями воду зачерпывает, пьет жадно и… падает замертво.

Только вот досада-то — чародей слегка так бессмертный. И минуты не прошло, как поднялся, огляделся и все началось заново.

— Где я? Что я? Как я? Зачем я в пещере сижу? А, тут же Агнехран должен быть! Агнехран! Агнехран, куда делся-то? Агнехран, иди сюда, маг проклятый… О, водичка!

Бабах.

— Вот и источник мертвой воды нашелся, — задумчиво сказал леший.

— Видать где-то рядом, пещера-то, — сделала вывод я.

— Может в скале, у обрыва, там где ранее стоял чародейский замок, — предположил Водя.

А затем, поразмыслив, добавил:

— Если мертвая вода проявится где-то, я по ней сумею пещеру определить.

— Хорошо было бы, — вздохнула я.

Данир в пещере ожил в очередной раз и снова жалобно позвал «Агнехрааааан».

Лучше б сдох навечно!

***

От Заводи я ушла злая. Уж такая злая, что ни в сказке сказать, ни в эпической балладе передать.

Остаток ночи провела в Сосновом бору, и не то чтобы силы восстанавливала, скорее успокоиться хотела.

Соврала я Агнехрану, от того что было между нами ребенок у меня не родится никогда, утратила я способность к рождению, утратила когда Кевина спасти пыталась, да не вышло. И сидела я сейчас, осознавая свое бессилие — мужчину ребенком удержать пыталась, глупо ведь это, совсем глупо. И неправильно. И подло. И еще много чего, да только в тот момент я на все готова был, лишь бы остановить его, заставить забыть о смерти во имя чужого блага, вот и использовала все рычаги воздействия. И ведь понимаю я Агнехрана, если бы ему смерть угрожала, я бы тоже своей жизни ради него не пожалела бы… Но о себе говорить и принимать решения просто, а как о его жизни речь зашла, так хоть вой.

Я и завыла. Тихонечко. Так чтобы никто не услышал.

На хвою легла, свернулась калачиком, колени к груди подтянула, и лежу, слезы глотая.

Так и заснула, с глазами мокрыми, с душой раненной.

***

Проснулась от того, что кто-то ласково прядь волос с лица отвел, губ коснулся, щеку погладил.

Глаза открыла, а там Агнехран. Сидит передо мной, на губах улыбка, в глазах нежности столько, что в моей душе мгновенно цветы зацвели.

— Дверь починил, баню отстроил заново, шкаф привез новый, Тихон уже все вещи в него твои складывает. Еще мармелад привез твой любимый, пошли завтракать, — сказал маг.

Почувствовала, как глаза слезами наполняются.

— Ты пришел… — прошептала, словам своим не веря.

— Пришел, — кивнул маг.

— И останешься? — голос мой дрогнул.

— Останусь, — заверил он.

Слезы с ресниц соскользнули, по щекам катятся, а утро вокруг становится все ярче, все светлее, все радостнее.

— Только предупредить должен, — серьезно сказал охранябушка, — жизнь у нас с тобой предстоит трудная. У меня характер плохой. Работа сложная. Врагов не перечесть.

— Прямо как у меня, — улыбнулась невольно.

Улыбнулся в ответ, и продолжил:

— Иногда злой буду, особенно если не получается что-то. Иногда ночью срываться придется. Иногда не смогу дома ночевать. Порой буду приходить раненный.

Тоже мне, напугал.

— Ничего, у меня тут источник с живой водой появился, — ответила с улыбкою.

И сердце замирает от радости, когда вновь улыбнулся мне мой маг.

— Я люблю тебя, — слова тихие, а прозвучали для меня громче всех поющих в это утро птиц.

— Обними меня, — попросила, к нему потянувшись.

Обнял, к себе прижал, да крепко так, что услышала как бьется сердце его. Сильно, мощно, взволнованно. А вот мое замирало от счастья, от такого удивительного, невероятного счастья.

— Можно, я тебя на руках понесу? – тихо спросил Агнехран. — Просто отпускать не хочется.

— Можно, — прошептала, за шею его обнимая.

Рассмеялся, подхватывая, да с земли поднимаясь. К себе прижал, и спросил вдруг:

— А можно, я тебя всю жизнь на руках носить буду?

— Можно, — выдохнула, готовая вообще на все сразу сказать ему «можно».

Эпилог

Она стояла напротив меня — страшная, жуткая, мертвая, с черными провалами глаз, с клюкой полусгнившей, в окружении с тремя лешаками припавшими к земле аки звери и толпой умертвий, готовых по единому ее взмаху ринуться на меня ревущей, рычащей, убийственной толпой.

Я стояла напротив нее одна одинешенька.

Ну разве что с платком в руке. Клюка и та была к дубу прислонена, потому как… тошнило меня. Уж не знаю, что я такого съела вчера в том ресторане при театре, куда меня Агнехран водил, но сегодня меня тошнило зверски.

— Одну секундочку, — извинилась я перед ведуньей лесной что пришла битву боевать, а я тут животом, понимаешь ли маюсь.

И вдруг повторно скрутило меня так, что завтрак от меня сбежал вместе с ужином.

Умертвия меланхолично проследили за процессом.

Мертвая ведунья, даром что дышать уже неспособна, издала скорбный вздох.